Вадим Рутковский: Интимные сцены: 7 фрагментов к 70-летию Никиты Михалкова
1. «Свой среди чужих, чужой среди своих» (1974)
Полнометражный дебют Михалкова — туго и хитро закрученный «истерн», органично заменивший ковбоев на бандитов-белогвардейцев и шерифов-чекистов. В истории охоты красных и белых за реквизированным буржуйским золотом есть и революционная романтика, и мотивы «черного фильма»: во вселенной Михалкова всегда правила лихая жанровая вольница. Вот и в финальное разоблачение злодея, выдававшего себя за рабочего Никодимова, вкрадываются неожиданные комедийные нотки: «всех убил, всех зарезал» — как потешно он это бормочет. Показательная, кстати, сцена — у Михалкова все актеры хороши, и Николай Засухин, успевший сыграть до «Своего» Ленина, никогда не был так зловеще убедителен, даже изображая впоследствии своего властительного «двойника» Молотова.
This browser does not support the video element.
2. «Неоконченная пьеса для механического пианино» (1977)
Эпизод из экранизации ранней пьесы Антона Чехова (известна и как «Платонов», и как «Безотцовщина») — слепок михалковского мира, где смешное и трагичное, подлое и высокое, ужасное и прекрасное даже не близнецы-братья, но разные стороны единого целого. Покуда шебутной гость дома Войницких Павел Петрович Щербук (Олег Табаков) готовится представить «Брачный крик марала в лесу», в гостиной разыгрывается маленькая трагедия: конторщик Горохов (Вячеслав Максаков) умоляет доктора Трилецкого (Никита Михалков) ехать к своей больной жене, однако господин доктор желают развлекаться и отказывают в помощи, чем провоцируют гневную отповедь Михаила Васильевича Платонова (Александр Калягин). Тут уместно заметить, что Михалков никогда не стеснялся отрицательных ролей: в круговороте жизни каждому есть место.
This browser does not support the video element.
3. «Пять вечеров» (1979)
Интимная экранизация пьесы Володина, возможно, самый негромкий, самый хрупкий фильм Михалкова: вот блудный Ильин (Станислав Любшин) вернулся в дом, откуда ушел 18 лет назад, сидит и поет, а Тамара (Людмила Гурченко) стоит и смотрит, и больше ничего не нужно — в камерном эпизоде вселенская бесконечность.
This browser does not support the video element.
4. «Родня» (1981)
Самый смешной, невоздержанный, дикий и прекрасный фильм Михалкова о русском народе. Вспоминаем кульминационный танец, перерастающий в дуэль между добросердечной Марией Васильевной Коноваловой (Нонна Мордюкова) и ее зятем Стасиком (Юрий Богатырев), которого добросердечная гражданка Коновалова неуклюже пыталась вернуть в старую семью.
This browser does not support the video element.
5. «Утомленные солнцем» (1994)
Долгая, и радостная, и мучительная любовная сцена между комдивом Котовым (Никита Михалков) и его женой Марусей (Ингеборга Дапкунайте): они занимаются сексом, говорят о предательстве, любви, родине и бывшем женихе Маруси Мите (Олег Меньшиков) — он под крышей того же старого деревянного дома играет с маленькой Надей (Надежда Михалкова). А потом Котов просит Марусю «щелкнуть», и эта смешная, почти мальчишеская режиссерская выходка — лучшее из всех возможных завершений эпизода.
This browser does not support the video element.
6. «Сибирский цирюльник» (1998)
Масштабная, по-кустодиевски разнузданная панорама русской масленицы, в которую как в омут с головой ныряют американская гостья Джейн (Джулия Ормонд) и генерал Радлов (Алексей Петренко), пока третий и главный герой этого любовно-авантюрного треугольника, юнкер Андрей Толстой (Олег Меньшиков), мается на больничной койке. К ослепительной, как цыганская шаль, лавине из блинов, икры, снега, водки и кулачных боев подходят слова, сказанные в книге совсем, казалось бы, не михалковского автора и по поводу совсем других, поминальных блинов: «Не смущайтесь, что блины будем есть. Это ведь старинное, вечное, и тут есть хорошее».
This browser does not support the video element.
7. «12» (2007)
Относительно камерная судебная драма Михалкова — как затишье перед бурей, эпическими шедеврами новейшего времени, дилогией «Утомленные солнцем — 2» и «Солнечным ударом». А еще это, возможно, единственный фильм, в котором Михалков-моралист и Михалков-общественник довлеют над Михалковым-режиссером, но точно не в искрометной начальной сцене, где зажигает постоянный соавтор Михалкова, драматург, художник и гений эпизода Александр Адабашьян в роли пройдохи-пристава.
This browser does not support the video element.