Экстремист номер 988
— На мой взгляд, произошла очередная глупость и нелепость, — говорит он. — Сколько у вас было посетителей на страничке?
— Сразу скажу, что страничка у меня была закрыта, — быстро отвечает она. — Только для друзей. Ну друзей у меня было человек 80 или 90.
Он улыбается.
— Вы вообще представляете, что произошло? — это уже больше обращаясь ко мне как к свидетелю. — У человека было 80–90 друзей, и не факт, что все они были постоянно на ее странице. После того, как все началось и про нее написали на всех новостных сайтах, у всех появился интерес, все стали искать эти «экстремистские» материалы и ссылки. В итоге через действия следователей и оперативников они в тысячи раз больше нараспространяли.
Екатерина Вологженинова — так зовут посетительницу — кивает. Так оно и было поначалу, пока она не стерла со своей страницы все.
Они сидят на диване в углу большого кабинета на четвертом этаже здания администрации Екатеринбурга. На столике чай. Он — мэр российского города-миллионника. Она — фигурант уголовного дела об экстремизме, номер 988 в Перечне террористов и экстремистов Росфинмониторинга. Накануне прошло первое судебное заседание по ее уголовному делу. Максимальный срок, предусмотренный частью 1 статьи 282 УК, — 4 года лишения свободы.
— Вы где все это постили? — уточняет мэр.
— «Вконтакте», — отвечает Екатерина. И смущенно добавляет: — Что, не надо было? Мне уже говорили, что «Вконтакте» не стоит.
— Слушайте, заведите фейсбук, — предлагает мэр. — Вы есть в фейсбуке?
— Да.
— Ну, постучитесь ко мне.
— А вы там просто под своим именем?
— Да, Ройзман Евгений.
— А постучать — это как?
Он смеется:
— И этого человека сажают за распространение экстремизма в интернете! Что касается меня, я ни одного текста по Украине не написал, чтобы не подливать керосина, потому что это уже общий костер. Но у меня для себя позиция очень простая. Когда меня спрашивают про Украину, я говорю: давайте я не буду про Украину, давайте я расскажу про Афганистан. Когда мы заходили в Афганистан, риторика была такая: если не мы, то туда зайдут американцы. И второе: мы должны помочь братскому народу. Ничего не напоминает? В результате 15 тысяч погибших парней, про которых их матерям никто до сих пор не может объяснить, за что они погибли, более миллиона погибших мирных жителей, которые вообще ни при чем.
Из-за открытого окна доносятся звуки машин, стоящих в вечерней пробке на проспекте Ленина.
— Вообще я за свободу слова, — говорит Ройзман. — Каждый из тех, кто хочет понять, что происходит, сумеет разобраться. Против вторжения в Чехословакию было восемь человек. Время показало, что эти люди были правы.
Глава Екатеринбурга, конечно, никак не может повлиять ни на ход следствия, ни тем более на суд. Но пострадавшие от правоохранительной системы ходят к нему со своими проблемами так же, как и пострадавшие от действий управляющей компании. «Мы были у Ройзмана, и он нас поддержал», «Я очень рад(а), что Ройзман в курсе нашего дела», «Он нас выслушал, и согласился…» — говорили мне люди, пострадавшие от судебной системы. Уже выйдя из его кабинета, Екатерина призналась, что совсем забыла сообщить Ройзману о сбоях в работе общественного транспорта, хотя собиралась.
«Я выключила телевизор и пошла читать в интернете»
Она стоит в коридоре Железнодорожного суда под прицелом телекамер.
— Как вы себя чувствуете в связи с тем, что вас вписали в список наравне с ИГИЛом и бен Ладеном? — интересуется одна из корреспондентов. — Вы их когда-то изучали? Или… потом стали изучать?
Екатерина не смущается. За год, что длится следствие, она привыкла к общению с журналистами.
— Я к арабским террористическим группировкам отношения никакого не имею, — четко отвечает она. — Я имею право по Коституции на получение альтернативной информации, даже на распространение этой информации и даже на критику государственной власти, если я не согласна. Я — налогоплательщик.
— Почему вас тема Украины заинтересовала так близко? — спрашивает другой журналист.
Это самый главный вопрос: почему вдруг она, продавец-кассир, жительница Екатеринбурга, не имеющая украинских корней и никогда на Украине не жившая, начала искать альтернативную информацию и поверила ей больше, чем официальной?
Вологженинова не участвовала ни в одном из митингов и маршей протестной зимы 2011–2012-го, а в феврале 2014-го гордилась вместе со всеми своей страной, побеждающей на Олимпиаде. «Потом начались события: Крым провел референдум, зеленые человечки. Мысль такая: ну хорошо, если референдум, то тогда почему войска? Я выключила телевизор и пошла читать в интернете», — вспоминает она.
Екатерина подписалась на новости украинских сайтов сопротивления и в какой-то момент, говоря языком государственного обвинителя, «разместила изображение, а именно: мужчина, имеющий очевидные визуальные сходства с президентом России Путиным, держащий нож в руке, которую держит другая рука, и текст: “Останови заразу”, а также “изображение девушки с автоматом и текст “я бандеровка, я украинка, смерть московским оккупантам!”».
А потом, вспоминает Екатерина, ей позвонили из АКАДО, сообщили о поломке интернета в доме и поинтересовались, когда ей будет удобно, чтобы они зашли починить. Она сказала, что будет удобно 12 января, потому что в этот день у нее выходной. Именно эта дата — 12 января — стоит на протоколе обыска, который проводил сотрудник ФСБ Худеньких в присутствии двух понятых.
«Они пришли ко мне 12-го числа с ордером на обыск и начали тут всё шмонать. Мама говорит: а что ищете-то? А они молчат. Начали сразу спрашивать: вы украинцы? Вы с Украины? Родственники на Украине есть? Мама говорит: да мы русские», — рассказывает Екатерина.
И Вологженинова, и ее адвокат Роман Качанов все больше склоняются к мнению, что к ней пришли по ошибке, приняв ее за украинку: некоторые посты на ее страничке были на украинском языке, который она понимает, хотя на нем не говорит.
Обыскивающие были вежливы. Они забрали ноутбук, планшет дочки — подарок бабушки на десятилетие, цифровой фотоаппарат, диски с записью детских утренников. «Я говорю: это семья, тут ничего нет, зачем вы забираете фотоаппарат, это просто все семейное – зоопарк, театр, все, что связано с ребенком, семьей, дачей. Они отвечают: мы разберемся».
А потом ее пригласили проехать в отделение, где адвокат, по словам Вологжениновой, «пьяненький такой», уговаривал ее признаться, чтобы не садиться в тюрьму. От первых признательных показаний она впоследствии полностью отказалась.
Неприятные сюрпризы не ограничились неожиданным обыском и допросом. В один прекрасный день Екатерина не смогла снять наличные с карточки Сбербанка, куда поступают алименты и детские пособия: выяснилось, что ее счета заблокированы по закону «о противодействии финансированию терроризма». Тогда же она узнала, что ее фамилия фигурирует в федеральном перечне террористов и экстремистов Росфинмониторинга.
Смотреть видеоверсию репортажа >>
Обвинительное заключение в деле Вологжениновой занимает всего 19 страниц и основано на показаниях шести свидетелей обвинения: сотрудника ФСБ Худеньких, двух понятых и трех коллег обвиняемой по работе, с которыми она обсуждала украинские события.
Вот так, к примеру, выглядит в обвинительном заключении допрос свидетеля Алексея Пфайфера, менеджера зала в магазине, где работает Екатерина:
«На вопрос, знакома ли ему Вологженинова Екатерина, он ответил, что да, они работали с ней вместе несколько месяцев. На вопрос, как можете ее охарактеризовать, он ответил, что на самом деле она вела себя странно. На вопрос, чем проявлялась данная странность, он ответил, что она несла всякую чушь. На вопрос, объясните конкретно, о чем идет речь, он ответил, что на протяжении его с ней общения у них с ней возникали разговоры по поводу политической обстановки на Украине, то есть она высказывала свою позицию по этому поводу. На вопрос, в чем заключалась ее позиция, он ответил что Екатерина была против присоединения республики Крым к составу России, говорила, что Россия выступает в роли агрессора и ведет скрытую войну…»
Эти дискуссии со свидетелем обвинения Пфайфером Екатерина вспоминает так:
«Нашелся один молодой человек, который тоже постоянно читал новости в телефоне, очень у него уничижительные реплики были: “Хохлы дебилы, продались Америке”. Я сделала замечание, говорю: это не наша 15-я республика, они вправе поступать как хотят. Знаете, разразились такие вопли: “Так ты за них? Так ты хохлушка?” И вот, знаете, как в детском садике дразнит мальчик-хулиган: “Хохлушка, хохлушка, хохлушка”…
Я русская. Но, вы знаете, когда меня дразнили, у меня уже просто совести не было сказать, что я русская. Пусть я уже буду хохлушкой».
Также в основе обвинения лежат несколько «иных документов»: это запросы и ответы на них, подтверждающие соответствие IP-адреса, зарегистрированного на Екатерину, ее аккаунту «Вконтакте», а также «ответ из ФСБ, согласно которому получена оперативная информация о том, что Вологженинова Е.Э. ведет активную деятельность, в том числе направленную на дискредитацию существующего в РФ политического строя, допускает в повседневной жизни высказывания, направленные на разжигание ненависти и вражды по мотивам идеологических разногласий по поводу политики России в отношении Украины».
Еще обвинение строится на заключении эксперта-лингвиста криминалистической лаборатории ФСБ Светланы Мочаловой. Ее экспертизы фигурируют во многих «экстремистских» делах, в том числе в громком «антиновогоднем» деле: 23-летняя Эльвира Султанахметова из Первоуральска на своей странице «Вконтакте» призвала мусульман не отмечать Новый год, поскольку это не мусульманский праздник, за что была привлечена к ответственности по статье 282 УК (действия, направленные на возбуждение ненависти либо вражды, а также на унижение достоинства человека либо группы лиц по признакам пола, расы, национальности, языка, происхождения, отношения к религии, а равно принадлежности к какой-либо социальной группе, совершенные публично). Социальной группой, к которой пост Султанахметовой возбуждал ненависть и вражду, по мнению эксперта Мочаловой, были «лица, обычаи и празднества которых являются проявлением неверия». Блогерша была признана виновной и получила 120 часов обязательных работ.
В деле Екатерины Вологжениновой эксперт Мочалова увидела пропаганду ненависти и вражды по отношению к представителям власти в современной России, по отношению «к добровольцам из России, воюющим на стороне ополченцев на востоке Украины» и к русским вообще.
Ни один из свидетелей обвинения в суд не явился. Все они были должным образом проинформированы, уверяла секретарь, уважительная причина только у сотрудника ФСБ Худеньких: он в служебной командировке. Остальные никак свое отсутствие не объяснили.
Мы заехали в магазин, где работала подсудимая и свидетели обвинения. Там нам сообщили, что менеджер зала Алексей Пфайфер уже уволился. Другая свидетельница, Екатерина Симонова, была на месте, но уверяла, что никакой повестки в суд она не получала.
— Вы знаете, что вы фигурируете в деле как свидетель обвинения?
— Я в обвинении?! Ну вряд ли.
— Вы давали показания?
— Наравне со всеми. На самом деле у нас опросы были, а потом на какое-то время это дело замялось, и то, что вы приходите и сейчас это говорите, для меня на самом деле неожиданность. Я думала, что это все уже забылось.
Да, они обсуждали украинские события, и было много споров, в которых она старалась не участвовать, рассказала Симонова. Она тоже была уверена, что Вологженинова украинка, и очень удивилась, когда узнала, что она коренная жительница Екатеринбурга.
— Вот видите, дело не закрыли, — говорю, — идет суд, и ей грозит до четырех лет лишения свободы. Вы бы хотели, чтобы ее осудили?
— Это уже пусть суд решает, — быстро отвечает Симонова, потом ненадолго задумывается: — В принципе, мне кажется, нет. Это не заслуживает такого наказания. В принципе, ничего такого не было — разжигания межнациональной розни, такого я не скажу.
«Скромнее надо быть»
Мы сидим дома у Екатерины с ее матерью, 75-летней пенсионеркой Галиной Александровной.
— Единственное могу сказать: дуракам закон не писан, — говорит Галина Александровна.
— Ну почему сразу дуракам? — возражает ее дочь.
— Больше нечего сказать, — не обращая внимания на ее протест, продолжает Галина Александровна и, обращаясь ко мне, продолжает: — А что не живется-то? Она все получила, что надо ей для жизни. Я не знаю, что она писала, но, наверное, все-таки надо воздержаться от многого.
— Даже от выражения своего мнения?
— Конечно. Мало ли что мы говорим и думаем? Надо быть скромнее… если хочешь жить в этой стране.
На кухне закипает чайник.
— Путину пиши! — говорит Екатерине Галина Александровна.
— Нет, Путину уж я писать не буду. Нет смысла.
— Напрасно, — продолжает Галина Александровна.
— Нет, не напрасно.
— Он честный человек, все рассудит.
Из школы возвращается 12-летняя дочь Екатерины, видит посетителей и запирается в своей комнате. Она не хочет, чтобы ее снимали, она устала «от этого всего», она не хочет, чтобы эту историю обсуждали в ее школе. Нет, у нее нет проблем в школе с подружками, просто «из-за всего этого» она не может нормально учиться.
Уже на улице я спрашиваю Екатерину, жалеет ли она о том, что запостила год назад. «Нет, не жалею, — отвечает она. — У меня, в принципе, тоже есть и упрямство, и свои убеждения».
Следующее заседание суда состоится утром 10 ноября.
Дело Екатерины Вологжениновой далеко не первое громкое «экстремистское» дело о репосте в социальной сети, повлекшем уголовную ответственность. За месяц до начала слушания ее дела суд в Челябинске приговорил активиста движения «Стоп-ГОК» Константина Жаринова к двум годам лишения свободы условно за репост обращения запрещенного у нас стране «Правого сектора» «к народам России», после чего амнистирован. Еще месяцем раньше — в сентябре — районный суд поселка Кромы признал поэта и бывшего школьного учителя Александра Бывшева виновным в разжигании ненависти и вражды и приговорил к 300 часам обязательных работ за его стихи в поддержку Украины. Две недели назад ЛГБТ-активист Андрей Марченко из Хабаровска был приговорен к штрафу в 100 000 рублей и затем амнистирован.
Все эти дела заводились примерно в одно время, около полутора лет назад, в самый разгар боевых действий на востоке Украины и информационных баталий в сети, и теперь дошли до суда.
По данным информационо-аналитического центра «Сова», который много лет изучает проблемы национализма, ксенофобии и политического радикализма, число уголовных дел за публичные высказывания растет. 15 таких дел 2015 года эксперты «Совы» считают проявлением «неправомерного антиэкстремизма», из них 11 так или иначе связаны с Украиной.
Сажать в тюрьму за слова тоже стали чаще, говорят эксперты, хотя по-прежнему доминируют виды наказания, не связанные с реальным лишением свободы: обязательные работы, штраф или условный срок.