Мария Эйсмонт: Умарали улетел
Они улетели: маленькая хрупкая девушка в платке и ее мертвый младенец в деревянном гробике. Десятки людей в соцсетях просили у нее прощения, что не смогли защитить ее и ее ребенка, но она не читает соцсетей. Она вообще не умеет читать и писать. Муж провожает ее в аэропорт и разворачивается, не доходя до контроля: ему нельзя попадаться, чтобы не быть депортированным, как она. Последние дни он был ее главной опорой и защитой. Но ему надо еще ненадолго задержаться в Санкт-Петербурге и попытаться как-то повлиять на расследование дела о смерти их ребенка. Он слабо верит в справедливое расследование, но адвокаты настаивают: надо попробовать сделать все возможное в России, и еще остается Европейский суд. Но она не знает, что такое Европейский суд.
Они так и планировали улететь все втроем в конце ноября, когда Умарали исполнится полгода. Рустам уверял, что даже купил билеты домой. 13 октября он вышел ненадолго из дома, где оставалась его жена с пятимесячным Умарали и братом Рустама, 16-летним Далером, но, когда вернулся, уже их не застал: сотрудники УФМС, совершавшие рейд «на основании поступившей информации о проживании иностранных граждан в нежилом помещении», забрали их в ОВД.
Уже начиная с этого места историю трагической гибели младенца Умарали можно рассказывать по-разному. Формально, по документам, жилище Рустама и Зарины действительно значится как нежилое помещение, но фактически представляет из себя отапливаемую квартиру с кухней и санузлом, за аренду которой, если верить семье, они платили 25 тысяч рублей в месяц.
На просьбу сотрудников ФМС представить документы Зарина, не владеющая русским языком, никак не отреагировала, а 16-летний Далер пояснил, что документы в скором времени будут, и начал кому-то звонить, но сотрудники ФМС не стали ждать.
— Почему вы не дождались, когда привезут документы? — спрашивали потом на суде адвокаты Зарины Юнусовой у Рафаэля Понахова, врио начальника отдела миграционного контроля УФМС Адмиралтейского района, одного из двух проверяющих.
— Потому что… насколько я помню… Возможно, мы спросили через 10 минут: «Где документы?» А они сказали, что документов не будет… Точно не помню.
— Вы потребовали, чтобы они поехали с вами?
— Мы попросили.
Документы — паспорт Зарины и свидетельство о рождении Умарали, в котором записаны оба его родителя, — через некоторое время уже к ОВД привезла мать Рустама Мехринисо. Это свидетельство о рождении, в котором Зарина и Рустам вписаны как родители Умарали Назарова, будет фигурировать в «Акте о выявлении подкинутого и заблудившегося ребенка», составленном инспектором по делам несовершеннолетних Натальей Алексеевой и подписанном сотрудниками ФМС Рафаэлем Понаховым и Сергеем Орловым. Графы «понятые» так и останутся пустыми. Спустя почти месяц свидетель Понахов в суде на вопрос, как могли оформить ребенка подкинутым при присутствии матери, ответит, что не имел представления о том, что она его мать: «Какая-то женщина, я не знал, кто она».
— У вас не возникло подозрения, что это мать? — спросят адвокаты
— Честно… — свидетель возьмет небольшую паузу. — Наше дело — миграционный контроль.
Историю смерти Умарали можно рассказывать по-разному. Сотрудники ФМС выявили ребенка у гражданки без документов, находящейся в нежилом помещении, — так видит эту историю Понахов. Он не помнит игрушек и колыбели. Ну, может быть, колыбель и была. Зарина видит случившееся по-другому: она играла с малышом, который недавно поел, тут постучали в дверь, и Далер сказал, что пришли из полиции и требуют проехать с ними. «И шапочка, — вспомнит Зарина на суде. — Мне не дали возможность надеть ему шапочку».
Когда они приехали в отделение, малыш Умарали заплакал, а бутылочка со смесью, которую она брала с собой, — ребенок был на смешанном вскармливании, — уже стала холодной, и тогда Зарина, отвернувшись к стене, стала его кормить грудью. Это видели сотрудники полиции и ФМС, уверяет Зарина. Те самые, которые подписались под актом о выявлении подкинутого ребенка. Акт составляла инспектор по делам несовершеннолетних Наталья Алексеева — судя по всему, та самая молодая черноволосая девушка, которая видна качающей на руках малыша Умарали на распространенном МВД видео с камеры наблюдения в отделении. С точки зрения представителей ОВД, это видео доказывает отсутствие жестокого обращения с ребенком со стороны сотрудников органов: его держали на руках и пытались кормить. Не били, не роняли. Ему вызвали скорую и отправили в больницу — так положено поступать с подкинутыми или потерявшимися детьми.
Я пыталась встретиться с инспектором Алексеевой, чтобы спросить, чем она руководствовалась, оформляя акт. Но в ОВД Адмиралтейского района за комментариями отправили в пресс-службу. Не смог встретиться с инспектором Алексеевой и член Президентского совета по правам человека Илья Шаблинский, приезжавший в Санкт-Петербург в составе комиссии по изучению причин смерти Умарали. « Я не смог с ней поговорить. Я думаю, что она какие-то дала объяснения в рамках ведомственного расследования. Мы видим, чем все ведомственные расследования заканчиваются, что все нормально. Нет, была нарушена инструкция, и на самом деле никаких оснований правовых для изъятия ребенка не было. Никаких оснований для этого не было». “Мотивы действий Алексеевой не ясны” - делат вывод в своем докладе эксперты президентского совета.
На суд инспектор Алексеева не пришла, адвокаты настаивали на ее вызове в качестве свидетеля, но судья Широкова отказала. Теперь, когда Зарина улетела, отменилась и намеченная на понедельник очная ставка матери Умарали с инспектором. Услышать о мотивации Алексеевой можно будет на суде по делу о смерти Умарали — если, конечно, будет суд.
***
Из доклада СПЧ, со ссылкой на разговоры, состоявшиеся у членов совета с главным врачом Центра медицинской и социальной реабилитации детей, оставленных без попечения родителей им. В. В. Цимбалина, и ее заместителем по лечебной части Ю. Шишкиной, следует, что 13 октяря около 14.00 Умарали Назаров был доставлен в учреждение. Первичный осмотр показал: «ребенок практически здоров, его состояние было признано удовлетворительным». В 16.00 был проведен второй осмотр ребенка, который также не выявил паталогий, и в 23.00 — последний осмотр ребенка, «его состояние было признано удовлетворительным». В 23.45 ребенок был обнаружен «без признаков дыхания, с посиневшими губами». Реанимационные процедуры не помогли, врачи зафиксировали смерть, и в 03.30–03.40 тело ребенка было отправлено в морг. Родители найдут его там только через три дня, до этого никто не удосужится сообщить им, где находится тело их сына. Рустам рассказывает, что увидел запекшуюся кровь на губах и синяки под глазами. А потом добавляет: «Это, наверно, был не он». «Он», — уверяет его мать, стоящая рядом, бросив на сына тревожный взгляд. С момента опознания прошел почти месяц, а он все не хочет верить.
«Он совсем не болел, — продолжает Рустам рассказывать о сыне. — Только ел и спал. И почти не плакал».
На вопрос членов СПЧ сотрудникам Центра им. В. В. Цимбалина о возможной причине смерти, говорится в докладе совета, главврач «Григорьева предположила: “синдром внезапной смерти”. Это был второй озвученный диагноз. Первый предположили в Следственном комитете — ОРВИ. Но все это до того, как в прессе появились результаты судебно-медицинской экспертизы.
Журналисты, освещающие дело о гибели Умарали, делятся на тех, у кого оказался доступ к результатам экспертизы, и тех, кто, как и потерпевшие и их адвокаты, узнали об окончательном диагнозе, поставленном экспертами, из сообщений коллег. В пятницу, 13 ноября, Юрий Серов, один из адвокатов Зарины Юнусовой, ездил к следователю на ознакомление с экспертизой, но так ее и не увидел: следователь сообщил, что у него ее нет. Зато портал «Фонтанка.ру» уже 6 ноября опубликовал выдержки из документа: «Причиной смерти Назарова Умарали (4 месяца 23 дня) явилась генерализованная вирусная цитомегаловирусная инфекция. Она осложнилась развитием легочно-сердечной недостаточности», — указано в заключении.
«Судя по гистологическому исследованию, вирус развивался в теле ребенка давно. Он затронул не только дыхательную и сердечную системы. Его следы найдены повсюду. Диагностированы пневмония, дистрофия печени и поджелудочной железы, поражения желудка, изменения надпочечника, хроническое воспаление тонкой кишки (энтерит), отек оболочек и ткани головного мозга, отек спинного мозга». Одновременно с Фонтанкой заключение экспертов оказалось у ТАСС. Был текст экспертизы 9 ноября и у корреспондентки «Комсомольской правды» — как она пояснила мне, это «результат хороших отношений со следствием». При этом корреспонденту «Новой газеты» в БСМЭ заявили, что документы в СМИ не передавали.
Чтобы посмотреть изображения целиком, кликните по ссылке.
***
«Разъясните им статью 308», — говорит следователь. Рустам, Зарина и Мехринисо стоят в холле Боткинской больницы, куда их доставили, чтобы взять образцы крови для сравнительного анализа. «Утром рано начали страшно стучать в дверь, кричать: “Откройте!” Мы очень испугались», — вспоминает об этом Рустам.
Адвоката пока нет, но он уже в курсе и едет. О том, что происходило до его приезда, говорит снятое кем-то из сопровождавших Зарину родственников на телефон видео, выложенное в воскресенье в сеть главой некоммерческого партнерства «Этмос» («Этнические таджики за миграционную ответственность соотечественников») Каримджоном Ёровым.
Следователь отказывается ждать защитника: он назначил процессуальные действия на 9 утра, уже 9:40, у него и так полно дел.
«Вы не вправе уклоняться от явки для получения образцов сравнительного исследования. В случае отказа от добровольного проследования к месту получения образцов вы будете туда приведены принудительно», — говорит он родителям Умарали. Присутствующий переводчик переводит для Зарины.
Женщина начинает кричать. Нет, даже не кричать, а визжать. Слышится: «Ну и хрен с ней», «Мы ее оттащим в любом случае», «Ничего с тобой не случится» (это — обращаясь к Зарине). Потом запись прерывается, а когда возобновляется, криков уже не слышно. Следователь не скрывает раздражения: «Почему я должен стоять здесь и прыгать вокруг тебя? Мы что, с тобой на свидании? Ты девушка, я за тобой ухаживаю, что ли? Я не могу понять».
Адвокат Юрий Серов называет эту ситуацию «юридической коллизией». С одной стороны, статья 308 Уголовного кодекса действительно предусматривает уголовное наказание за «уклонение потерпевшего от прохождения освидетельствования, от производства в отношении его судебной экспертизы в случаях, когда не требуется его согласие, или от предоставления… иных образцов для сравнительного исследования». Но та же статья напоминает, что лицо не подлежит уголовной ответственности за отказ свидетельствовать против себя и близких родственников, а поскольку Зарина Юнусова рассматривается следствием также как потенциальная подозреваемая в деле о смерти ее ребенка, то отказ сдать кровь может быть — пусть с некоторой натяжкой — приравнен к отказу свидетельствовать против себя.
Уголовная ответственность, добавляет Юрий Серов, предусмотрена именно за отказ от предоставления крови для сравнительного исследования, то есть для сравнения с кровью, например, оставленной на месте преступления. В данной же ситуации об этом речи быть не может.
С точки зрения Рустама и Зарины, все еще проще: они уверены, что их кровь нужна следствию, чтобы найти у них пресловутый цитомегаловирус, объявить их виновными в заражении ребенка и закрыть дело.
В разговор вступает человек в форме полицейского и фуражке:
— Приехали сюда — живите по российским законам.
— Мы живем по российскому закону, — отвечает Рустам.
— Вы не живете по российскому закону, вы препятствуете российскому закону.
Мехринисо пытается рассказать историю своего убитого в 2004 году сына.
— Все претензии предъявляйте центральному району, — отрезает человек в фуражке.
— Я не знаю, — начинает Рустам
— Не знаешь — тогда помалкивай!
— То, что я знаю…
— Да ты ни хрена не знаешь! — прерывает человек в форме. Всех присутствующих он называет исключительно на «ты», включая мать Рустама, Мехринисо.
— Зачем сдавать кровь? — спрашивает Рустам.
— Тебе еще раз объяснить, зачем тебе кровь сдавать? Чтобы ты не задавал вопросы, какая причина смерти.
— Сначала сказали: сердце… потом передумали… долго тянете…
— Ты не понял меня, что ли? Сначала одна причина, потом — другая, а чтобы точно определить… Для этого тебя сюда и привезли.
С точки зрения следствия, родители Умарали препятствуют им установить причину смерти ребенка, тянут время и нарушают закон, блюстителем которого считает себя следователь. «Я не могу быть ни на вашей стороне, ни на их стороне, — объясняет он бабушке мертвого Умарали. — У меня сторона только одна — сторона закона. Я ни на чьей стороне. Мне нужна правда, не более того».
С точки зрения Зарины и Рустама, действия следователя — действия враждебной стороны. Второй раз люди громко стучат в их дверь и забирают их куда-то. В первый раз после такого визита они потеряли единственного ребенка. Теперь они думают, что их хотят обвинить в его смерти.
***
У защиты была небольшая надежда на судью Елену Широкову, которая в четверг рассматривала во второй инстанции дело об административном выдворении Зарины. До этого, вспоминают адвокаты Зарины Ольга Цейтлина и Юрий Серов, эта судья несколько раз на их памяти отменяла административное выдворение в делах об административных правонарушениях иностранцев.
Дело слушалось около трех часов — большая редкость для административного правонарушения. Зал был полон журналистов, присутствовали люди из консульства Таджикистана в Петербурге. Рустам и Мехринисо, бабушка Умарали, сидели среди слушателей.
Зарина сидела рядом со своими четырьмя адвокатами, смотрела перед собой и почти не говорила, ограничиваясь кивками там, где нужно сказать «да». Только один раз — во время выступления свидетеля Понахова — она встала с места и начала неожиданно громко и эмоционально выступать. «Она говорит: данный сотрудник видел, как я кормила ребенка, — перевела переводчица. — И еще она говорит, что добровольно ребенка не отдавала, что этот человек говорит неправду. Ребенка у нее отняли».
Судья ведет себя корректно, дает возможность высказаться всем сторонам, но дает понять, что история с изъятием ребенка ее интересует гораздо меньше, чем история с незаконным нахождением Зарины на территории Российской Федерации.
— Когда вы приехали в Россию? — спрашивает она.
— Год назад.
— Почему не выехали?
— Я забеременела.
— И что? Как это мешает выезду?
— Я забеременела и осталась с мужем.
Ответ судью, кажется, не очень удовлетворил. Но еще больше ее озадачило, что Зарина совсем не говорит по-русски. «А вы вообще по-русски ни одного слова не знаете? — интересовалась судья Широкова. — Как же вы жили столько времени в Санкт-Петербурге? Не выходили из дома, что ли, совсем? Все эти месяцы?» Зарина поясняет, что выходила гулять во двор с коляской.
Адвокаты просят отменить административное выдворение. В деле для этого достаточно процессуальных нарушений, уверяют защитники. Так, в материалах суда первой инстанции отсутствует протокол административного задержания подсудимой, а переводчик, участвовавший в процессе, слабо владел не только таджикским, но и русским языком. Но самое главное: выдворение Зарины лишит ее прав потерпевшей в деле о смерти ее малолетнего сына — других потерпевших пока нет. «Мы просим считать случай исключительным», — говорит адвокат Цейтлина.
В отличие от уголовных дел, в административном судопроизводстве не предусмотрен выход судьи в совещательную комнату перед принятием окончательного решения. Елена Широкова оглашает его на месте: «Оставить решение суда первой инстанции без изменения, жалобу—- без удовлетворения. Переведите ей. И объясните, что она может обжаловать в надзорном порядке».
Спустя два часа мы встретимся с переводчицей Дилей в столовой суда. Она будет выглядет расстроенной. «Как жаль, что она приняла такое решение, — скажет Диля. — Широкова очень хорошая судья. Но у нее не было другого выхода: Зарина действительно была в России без документов».
Зарина выходит из зала суда с тем же потухшим взглядом, с каким тремя часами раньше в него заходила. Она смотрит перед собой и двигается скорее механически, чем осознанно. «Она совсем перестала есть, — жалуется ее свекровь и вздыхает. — Справедливости нет. Мы для них не люди».
Мехринисо рассказывает, как больше десяти лет назад, в 2004 году, одного из ее сыновей — он был бы дядей Умарали — зарезали скинхеды. Это было на рынке. Так никого тогда и не нашли. Ему было 16 лет.
«Простите, вы не могли бы подойти к нам, — обращается корреспондент одного из каналов к Зарине через ее мужа. — У нас как раз прямое включение». Рустам объясняет, что его жена не сможет ничего сказать, так как не знает русского. «Да не должна она ничего говорить, просто мне надо, чтобы она постояла в кадре».
***
Решение судьи Широковой не стало совсем неожиданным, хотя адвокаты надеялись до самого конца. Надежды не оправдались.
Какое-то время была еще слабая надежда на генпрокурора, которого глава СПЧ Михаил Федотов лично попросил вмешаться в ситуацию и отложить депортацию. Потом была идея подождать до вторника, ведь во вторник истекает пятидневный срок, в течение которого Зарине необходимо выехать из страны, а значит, в понедельник еще можно успеть провести очную ставку Зарины с сотрудниками ФМС и инспектором Алексеевой, оформившей ребенка как подкинутого. Заодно у адвокатов будет время на требование признать потерпевшим Рустама — с отъездом Зарины потерпевших, имеющих право знакомиться с ходом расследования и материалами дела, не остается.
Но уже в субботу пошли слухи, что диаспора настаивает на отъезде Юнусовой. А в воскресенье вечером Каримджон Ёров написал в своем фейсбуке: «Все, улетели Умарали и его мама, слава Аллаху, счастливого пути и простите нас, что не смогли уберечь вас». И выложил видео коротких проводов в аэропорту Пулково.
А потом появилась информация об их встрече в Душанбе: несколько часов Зарина и ее родственники ждали около маленького гробика, что их встретят официальные лица и повезут на обещанную «независимую экспертизу», но так и не дождались — ни встречи, ни экспертизы.
«Сейчас мы стоим и ждем. Тело мальчика в машине. Мы хотели бы провести повторную экспертизу, но никого нет. Не знаем, что делать, — рассказывал Махкам Абдуллоев, дядя Рустама Назарова, изданию avesta.tj. — Подождем немного, а потом уедем».
Они подождали и уехали в Файзабад. И похоронили Умарали в тот же день в кишлаке Бобои Вали, на родине его отца.
***
На Марсовом поле ветрено и промозгло. Накрапывает дождь, и несколько десятков людей жмутся друг к другу, зябко потирают руки и переступают ногами, пытаясь согреться. На большом открытом пространстве пришедшие выглядят очень немногочисленно. Примерно половина собравшихся хорошо знакомы между собой. «Опять по печальному поводу встречаемся», — говорят они друг другу. «Вы уже были у французского консульства?» — «Нет, собираемся после этого митинга. А вы?» Накануне в Париже произошли теракты, и история пятимесячного таджикского младенца опять отошла на задний план. Как это случилось две недели назад, когда в Египте упал самолет «Когалымавиа» с туристами из Петербурга. Спасибо, что вы пришли, говорят организаторы, несмотря на такой тяжелый день. Давайте почтим память погибших в Париже минутой молчания, но не будем забывать и наш повод: каждая человеческая жизнь ценна.
«Вы не знаете, как связаться с семьей? — спрашивает меня одна из митингующих, на шее которой висит самодельный плакат — фотография Умарали, покрытая целлофановым пакетом от дождя. — Мы нашли ей бесплатного психолога. Девочке плохо, а психолог с ней бесплатно поработает. Но как с ними связаться?» Я отвечаю, что не знаю. Накануне семья переехала из той квартиры. На дверях, выходящих в сад, уже в пятницу вечером висел замок, а люди в соседних дворах не знали ничего ни об Умарали, ни о его родителях.
«Зато знала цветочница, у которой мы покупали розы, — написала в своем фейсбуке Виктория Ивлева. — Я с вами! — сказала цветочница».
У запертой двери квартиры, из которой сотрудники ФМС увозили мать с младенцем днем 13 октября, теперь лежит букет белых роз и записка: «Прости нас, мальчик Умарали. Прости нас, Зарина! Простите нас, таджики! Любящие вас русские люди».