Оправдание Эйхмана

Соотношение человеческой воли и закономерностей истории в разные эпохи принято рассматривать под разными углами. В XIX столетии было принято рассуждать о том, как неодолимо исторический поток увлекает своим движением народы и отдельных людей, и лишь тот, кто поймет или почувствует направление этого движения, становится исторической фигурой, возвышающейся над водоворотом (все читали про это у Толстого в «Войне и мире», а кто-то и у Энгельса, а то и у Гегеля).

В середине ХХ столетия приоритеты переменились. Куда интереснее стало раздумывать о том, как злая прихоть безумного тирана способна столкнуть историю с пути и увлечь массу людей в пучину демонического злодейства. Если проживем еще чуть-чуть, увидим, наверное, как к середине ХХI века все станет опять по-другому: речь пойдет про то, как посредственности, возомнившие себя историческими персонажами, пробуждают в душе народов сатанинские бездны, и как эта стихия в конце концов уничтожает и этих недалеких авантюристов, и сами народы. Но до этого пока дело не дошло, мы застряли на второй фазе дискурса. О чем, в частности, свидетельствует недавняя статья психологов, повторивших знаменитый эксперимент Мильграма.

На тот удивительный случай, если кто-то не слышал об эксперименте Мильграма, дадим краткое пояснение, даже чуть издалека начнем. В 1960 году израильская разведка выкрала скрывавшегося в Аргентине нацистского преступника Отто Адольфа Эйхмана. На суде Эйхман настаивал на том, что всего лишь делал свою работу: выполнял приказы вышестоящего начальства, требовавшего быстро и эффективно уничтожать евреев. Эта линия защиты Эйхману не помогла, его повесили. А присутствовавшая на процессе Ханна Арендт написала свою знаменитую книгу о «банальности зла»: по ее свидетельству, не было в Эйхмане ничегошеньки демонического, и любой средний человек, оказавшийся в его ситуации, действовал бы, возможно, точно так же. А потом ссылался на то, что просто добросовестно выполнил свою работу.

Вскоре после этого психолог Стенли Мильграм из Йельского университета взялся подтвердить этот вывод экспериментально. В его опыте испытуемым показывали человека, который якобы заучивал пары слов. Когда он ошибался, испытуемым предлагали применить «негативный стимул» — нажать рычаг, чтобы человек получил удар тока.

На самом деле этим человеком был актер, а никаких электроразрядов не было и в помине: актер ловко притворялся, что ему очень больно, вскрикивал и стонал. Тем временем экспериментатор давал указание увеличить напряжение, пока лжестрадалец не терял сознание. К ужасу экспериментатора, 2/3 испытуемых продолжали пытать живого человека электрическим током до самого конца, даже когда тот уже лежал без чувств. Они, знаете ли, тоже просто выполнили приказ. Как Эйхман. Товарищ психолог знает что делает, и не нам, маленьким людям, решать, что хорошо, а что плохо.

Для широкой публики опыт Мильграма подтвердил вывод Ханны Арендт: человеку свойственно снимать с себя ответственность за поступки, которые совершены под чужую диктовку. Психологи, однако, критиковали Мильграма в хвост и в гриву. Во-первых, это все ужасно жестоко по отношению к испытуемым: им потом всю жизнь суждено вспоминать, насколько по-свински они тогда себя повели (я бы, например, жутко смутился, узнав, что среди читателей этой заметки есть участники того эксперимента). Но это бы еще ладно: есть и «во-вторых». Испытуемые могли ведь и правда не ощущать ответственности за происходящее, поскольку сразу раскусили театрализованное представление. Ну правда же, чего еще ждать от психолога? Этим ребятам обмануть — как конфетку съесть. Кроме того, никто не побеседовал с испытуемыми после опыта и не спросил их, что они чувствовали и как объясняют свои действия. Наконец, не было никаких объективных указаний на то, что люди действительно не воспринимали свою отвратительную жестокость как добровольное действие, за которое следует отвечать.

Все эти ошибки и решили исправить исследователи из Лондона и Брюсселя в 2015 году, через 53 года после того, как прах казненного Эйхмана был развеян над Средиземным морем.

Никаких актеров на этот раз не было. Не было и обмана. Были пары добровольцев, один из которых по команде экспериментатора мог нажать одну из двух клавиш. Левая клавиша не вызывала никаких последствий. Правая в некоторых случаях вызывала удар тока, болезненно* ощущаемый вторым испытуемым, а иногда приводила к тому, что со счета «жертвы» просто списывалась некоторая сумма денег. Все добровольцы и экспериментатор были женщинами, дабы избежать внесения в эту невинную игру нежелательного элемента сексуальности**.

Разумеется, как и у Мильграма, наши испытуемые усердно молотили друг друга током, благо что по согласию и на взаимной основе. Но было и еще кое-что. После каждого нажатия на клавишу примерно через полсекунды звучал сигнал. А психологи очень хорошо знают, что интервал времени между собственным действием и его следствием всегда кажется короче, чем если оба события происходят независимо от вашей воли.

Оставалось только узнать, насколько долгим воспринимают испытуемые интервал времени между нажатием на клавишу и сигналом. И что бы вы думали? Когда клавиша нажималась по команде экспериментатора, испытуемые и правда воспринимали интервал между нажатием и сигналом, как более долгий. Так, как будто бы нажимали вовсе не они сами, а вон та властная тетя в халате.

Самое же любопытное, что эффект наблюдался во всех случаях: при пытке током, при изъятии денег со счета и даже когда за нажатием клавиши не следовало вообще ничего, кроме звукового сигнала. Это значит, что эффект вовсе не связан с тем, что испытуемым подсознательно хочется снять с себя ответственность за свое зверство. Ничего подобного: это базовый механизм мозга. Когда человек действует по чужой команде, что бы он ни делал, он и правда на глубочайшем уровне воспринимает свое действие как не совсем свое. Какая уж тут ответственность за убитых евреев, если даже невинные игры с кнопкой мозг с такой охотой списывает на чуждую волю.

Если бы у адвокатов Эйхмана были данные этого опыта... хрен бы это помогло нацистскому преступнику избежать казни. Не для того храбрые израильские парни тащили его через полглобуса, чтобы отпустить дальше поганить мир. Но вот с точки зрения современного американского права ситуация забавная. Согласно формальному определению, человек признается невменяемым, если не понимает последствия своих действий. Уж совсем плохо дело, если он вообще не ощущает действие как свое собственное. А согласно результатам «нового опыта Мильграма», дело именно так и обстоит. Интересно, проканает ли эта аргументация на следующем процессе о преступлениях против человечества?

Тут, надо сказать, наши интуитивные представления резко расходятся с данными науки. Автор этой статьи категорически против смертной казни. Но если мне кто-нибудь скажет, что смертную казнь необходимо сохранить за одну-единственную категорию преступлений, я, конечно, выберу именно «банальное зло». А маньяки-педофилы пусть посидят в камере. Возможно, мое отвращение к социальному конформизму — последствия травмы старшеклассника, единственного из своего класса не принятого в комсомол... но наши травмы — наше богатство.

К счастью, никаких судебных процессов на горизонте не видно. Ту учительницу, что засовывала в урну фальшивые бюллетени, и бедолагу из военкомата, что общался с матерями погибших на Донбассе солдат, и девчонку-следователя, скорее всего, простят и без ссылок на психологические опыты. Никакие психологи не спросят их, долгим ли им показался разрыв между действием и его последствиями. Такие опыты действительно лучше ставить на информированных добровольцах — из соображений этики.

Примечания

* Сила электрического удара подбиралась индивидуально для каждого испытуемого в зависимости от болевого порога, чтобы боль была неприятной, но переносимой.

** Некоторые читатели ухмыльнутся, услышав, что, по мнению исследователей, когда властная тетя командует покорной тетей, а третьей тете при этом больно, это нисколечко не сексуально. Но что уж тут поделать, если с нами, людьми, вообще невозможно ставить никакие опыты, чтобы мы при этом не думали о сексе. Да, в этом смысле мы очень испорченные; но речь идет о том, что мы испорченные и в куда более серьезном смысле.