Остановите Лопатина
Вообще-то мы виделись трижды.
Сначала Дима Лопатин был участником научного форума. Он стоял перед интерактивной доской в зеленом вязаном свитере и выгибал запястья так, будто ломал себе руки. Месяц назад репортажи из его квартиры показали по всем федеральным каналам. «Изобретение строгого режима» – так называли солнечные батареи, которые он теперь держал в руках. Я писал заметки об участниках этого форума. Я писал: «Лопатин осужден на три года условно за “покупку запрещенного химического реагента”, тем не менее он здесь!» На фоне изобретателя «умного коврика для намаза» Лопатин выглядел супергероем. Когда форум закончился и Лопатин проиграл, он надел свой рюкзак размером с торпеду и потопал в гостиницу.
Второй раз мы встретились через месяц. Дима Лопатин лежал в мягком кресле одного московского паба. «Мне написали из компании Илона Маска. Просят отправить им презентацию проекта, – говорил он. – Еще пригласили на шоу “Пусть говорят”. Господи, как я устал». Илон Маск – это бизнесмен, который придумал PayPal и электромобили Tesla. «Пусть говорят» – это шоу, где русский журналист Андрей Малахов обсуждает истории, за которые хочется краснеть. За полтора года, которые Лопатин уже находился в условном заключении, он стал настоящим символом борьбы с судебной системой. В петиции за освобождение Лопатина подписалось около девяноста тысяч человек. В социальных сетях ему писали: «Дима, беги», «Дима, с тобой Россия».
Когда я вышел на контакт с Лопатиным в Facebook, я первым делом спросил его: «Как жизнь?» Он ответил, что за последние месяцы с ним связалось несколько американских и индийских компаний, но ему не хватает денег, чтобы закончить разработки. Каждый раз, когда разговор заходил о разработках, Дима Лопатин писал: «Но пока у меня нет денег». Когда я написал, что хочу встретиться, он предложил прилететь в Краснодар и остановиться в его квартире на Красной улице. «В разное время там проживает от трех до шести человек», – отметил он. Он написал, что после приговора в июле прошлого года университет, где он работал младшим научным сотрудником, попросил его уволиться, и он еле успел вывезти оборудование в город Горячий Ключ. Еще он написал, что в ноябре с него сняли все обвинения, потому что обстановка в городе изменилась и он утратил общественную опасность.
Я прилетел в Краснодар вечером. Вдалеке блестела черная рябь городского водохранилища, а полная луна выглядела так, словно кто-то проткнул небо большим пальцем руки. В квартире на Красной улице меня встретил Кемал. У него была прическа, как у Элвиса Пресли, когда тот служил в морской пехоте. Он сказал, что Лопатин не стал дожидаться темноты и уехал в Горячий Ключ на автобусе.
Изобретение строгого режима
Диме Лопатину было четырнадцать лет, когда его выгнали из дома. Это произошло в 2003 году. Дима Лопатин прочитал заметку о приготовлении трупного яда. В заметке было написано: вам необходимо наловить крыс, скажем, в вашем саду, а затем подвесить за хвост на веревку; под каждую тушку подложите емкость – субстанция, которая будет капать из мертвых крыс, и есть трупный яд. Когда в комнату вошел отец и увидел такую гирлянду, он выгнал Диму из дома.
Сначала Лопатин жил в бетонной пристройке на заднем дворе. После школы он перебрался в общежитие при Кубанском университете. Там он и познакомился с Олегом и Кемалом. Кемалу было тридцать четыре, он получал первое в своей жизни бесплатное образование. Олегу и Диме – по восемнадцать. После университета они начали жить вместе.
«Ты знаешь, для чего нужен был тот препарат?» – спрашивает Кемал. На столе в квартире на Красной улице бублики, тюбики с биологически активными добавками к пище и мертвый опарыш качается в банке с медом, как в невесомости. Кемал говорит: «Нужен был сильный растворитель, чтобы воздействовать на опытные образцы. Посмотреть, как они будут выживать после сильного воздействия химического солнца».
Весной 2014 года Дима Лопатин искал безопасный растворитель для своих солнечных батарей. «Пшик, и готово» – так они работают. Их, как дезодорант, можно распылять на любые поверхности, и те станут батарейкой. В комнате висят марлевые повязки и голубые перчатки, цвет которых в больницах называют цветом морской волны. Прежний растворитель, если надышаться его парами, вызывал цирроз печени. И Лопатин заказал гамма-бутиролактон в Китае. А летом подписал явку с повинной за контрабанду психотропного вещества.
Я верчу на пальце бублик и не знаю, с чего начать. В США гамма-бутиролактон входит в первый список запрещенных веществ. В Великобритании поставки растворителя контролируются с 2001 года. В Австралии за контрабанду одного кило субстанции положен штраф 825 тысяч австралийских долларов и пожизненное заключение. В Польше этот яд можно купить в хозяйственных магазинах, как дегтярное мыло. В явке с повинной Лопатин указал, что не представлял, с чем имеет дело. То же самое подтвердил на детекторе лжи.
Я спрашиваю, не считает ли Кемал, что Дима ведет себя своеобразно. Что он ведет себя так, будто мало времени проводил с людьми.
«Да, – отвечает Кемал. – Он почти никогда не объясняет своих поступков. Он может встать и молча уйти из дома на пару дней».
Я раскинулся на диване и слежу за тем, что Кемал делает за компьютером. Он открывает сайт «Лукоморье». Там написано: «Гамма-бутиролактон – это яд, отравивший жизнь молодому, подающему надежды ученому. Попав в организм, эта штука превращается в бутират быстрее, чем брюки превращаются в шорты».
Бутират – он же жидкий экстази, он же пляс-вода, он же оксибутират натрия.
Кемал водит подушечкой пальца по колесу компьютерной мыши, пока не появляется изображение. Там – квартира, в которой мы находимся. Всюду контейнеры с железками, шприцы, очки и карта побережья. Еще там Дима Лопатин, который держит в руках солнечную батарею. Под фотографией надпись: «Да он же упоротый». Дима в рубашке, отвороты которой похожи на крылья архангела Гавриила. Он тут и вправду как будто бы не в себе.
• • •
То, что случилось с Димой Лопатиным, принято называть казусом.
Четвертого июля 2014 года Дима Лопатин пришел на почту за посылкой. За пару часов до этого Диме Лопатину позвонили. «Из-за вас нас лишают премий», – сказала сотрудница «Почты России». Если бы это была не «Почта России», Дима Лопатин мог бы подумать: «Что за дела?» Но он решил, что сотрудниц и вправду лишают премий, поэтому они злые и пинают посылки ногами. На почте его отправили в таможню за разрешением на получение вещества. Когда Дима Лопатин заполнял анкету на гамма-бутиролактон, он так и писал: «Это – гамма-бутиролактон. Является ли вещество ядовитым и психотропным? Конечно, нет». Для сотрудников наркоконтроля, которые уже сидели на первом этаже, это означало вот что: «Прошу выдать мне наркотическое вещество обманным путем. И, очень может быть, я окажусь главой международной преступной группировки».
Я спрашиваю Кемала, знал ли он, что происходило той ночью, потому что на заполнение явки с повинной Лопатину потребовалось восемь часов и вернулся домой он за полночь. «Я хотел, чтобы все устали, – скажет он мне потом, – не читали, что я напишу». Кемал отвечает, что ни на следующий день, ни в понедельник Дима ему ничего не рассказал. «Дмитрий думал, что это недоразумение, – говорит Кемал, – потому что все выходные провел в квартире за работой».
В ночь на 5 июля на Диму Лопатина надели наручники. Когда нечто подобное случалось с героями блокбастеров, они говорили, что имеют право на молчание, телефонный звонок и адвоката. Тогда Лопатин стал звонить брату. Арсен Габолаев владел новенькой юридической конторой в Москве; его отец сообщил, что Арсен уже год сидит в тюрьме за хищение акций ОАО «Газпром» стоимостью полмиллиарда рублей. Тогда Лопатин набрал номер своего компаньона, Дмитрия Самарского, и сказал: «Я не знаю, но, мне кажется, у меня проблемы».
Проблемы у Димы начались, когда прехорошенькая следователь посадила его за стол.
«Петушара, – сказала она. – В СИЗО тебя быстро отпетушат», – и положила перед Лопатиным явку с повинной.
• • •
«Он боялся, что его изобьют», – говорит Дмитрий Самарский. Ростом Самарский почти пять с половиной футов, с круглым лицом и очками, как у профессора риторики. Он везет меня в Горячий Ключ. На заднем сиденье его жена спокойно качает на руках новорожденную дочь.
Я спрашиваю, изменился ли Дима после того, как о нем сняли сюжеты все федеральные каналы, а в прессе стали называть «кубанским Кулибиным» и «жертвой режима».
«Дима видит внимание к себе и теперь работает как папа Карло, – говорит Самарский. – Но если он вдруг поймет, что тут его батарея никому не нужна, он уедет куда угодно».
Самарский выруливает на федеральную трассу вдоль моря. По обеим сторонам дороги – кукурузные поля. У электрических столбов останавливаются старые «лиазы». «Если спросить себя по-честному, нужна ли нам альтернативная энергетика прямо сейчас, правильный ответ – нет», – вот что месяц назад сказали в российском Министерстве энергетики. Незадолго до этого Лопатин попытался получить визу Соединенных Штатов Америки.
Ученый и оружие
Лаборатория Димы Лопатина в городе Горячий Ключ находится на втором этаже бывшей гостиницы. У входа на бочке стоит голова Карла Маркса, а через дорогу шумит рынок выходного дня: пухлые продавщицы в пластмассовых коронах продают мандарины. На всю улицу из колонок Владимир Пресняков поет, что этот мир придуман не нами. «Средство массовой информации “Туапсе.фм”». Самое значительное событие в Горячем Ключе произошло несколько дней назад: в одном из частных домов подорвался газовый баллон, погиб один подросток.
Самарский сидит на корточках около заднего колеса своего автомобиля и собирает флаконы, которые только что разбил. Он познакомился с Лопатиным пару лет назад, когда еще не работал на государственной должности, а был изобретателем. «Штанга Самарского» – так называлась штанга для инвалидов, которую он изобрел. «Турник Самарского» – так назывался турник. Оба изобретения запатентованы.
«Ты не выглядишь как депутат», – говорю я. Самарский действительно выглядит как торговец запчастями.
«Я не депутат, – говорит он. – Счастье в возможности выбора, понимаешь? – Он собирает осколки в красный пакет. – Сейчас принципы у всех какие? Мы можем красиво упаковать проект, мы можем красиво его написать, а выстрелит он или нет – плевать. Но мы снимем бабки. А потом скажем: «Не получилось, потому что это же инновации! Это та хрень, где ничего не получается! Но мы все пытаемся изменить мир», – говорит Самарский и молчит. – А я знаю, что завтра проснусь, и не хочу жалеть об упущенных возможностях. Я работал над тем, чтобы довести его уголовное дело до абсурда и развалить».
В июле 2014 года районный суд приговорил Лопатина к трем годам нахождения под стражей условно, но прокурор заявил: «Мы будем обжаловать это решение. Дмитрию Лопатину место в тюрьме». Когда история попала в интернет и о Лопатине-узнике стало известно в Москве, сработал «эффект Стрейзанд», и журналисты прилетели в Краснодар, как райские птички. Тогда прокурор вызвал к себе адвоката Лопатина и предложил через год поддержать его ходатайство о снятии судимости.
Подписи, которые после телевизионных эфиров стала собирать женщина-депутат, уже не имели значения. Каждый день в друзья к Лопатину добавлялись новые соотечественники. Они писали: «Дима, будь сильным». Девяносто тысяч человек поставили подписи в петиции «Освободите молодого ученого Дмитрия Лопатина». Девяносто тысяч незнакомых друг с другом людей были уверены, что Лопатин заказал растворитель не для того, чтобы ввести его в вену.
В наши первые встречи я заметил, как Лопатин выгибает запястья, как быстро меняется выражение его глаз, как он тянет слова, будто жевательную резинку. Он был не таким, как все люди вокруг. То, что с ним происходило, было похоже на подступающий приступ ломки.
Самарский проходит по узкому коридору и останавливается у белой глянцевой двери. За ней квадратная комната с распахнутыми окнами. На деревянном стуле – ученый Дима Лопатин. За его спиной занавеси парят, как привидения.
• • •
«Этот человек в любой части земли благодаря наличию солнечных батарей на своей, сука, шляпе может быть автономен», – говорит Самарский и жмет Диме руку. Еще у Лопатина никогда не садится батарейка на телефоне. Еще Лопатин может дышать под водой. Еще – передвигать кубик Рубика силой мысли. «Выброси его, он как кот: из Ростова домой придет», – говорит Самарский и протягивает Диме красный пакет.
«Реактивы для батареи, – объясняет Лопатин; он говорит как пьяный. – Мы их прятали. Вообще их надо хранить в сейфе, как оружие. Но денег на сейф у меня нет».
Последние деньги Лопатин потратил в сентябре. Он продал за пятьсот тысяч рублей акции «Газпрома», которые получал от дедушки на каждый день рождения. Прибыль с этой суммы равнялась сорока тысячам в месяц в течение года, то есть примерно полутора тысячам рублей в день.
«Из-за того что у нас кончились деньги, – говорит он, – мы не можем завершить исследования».
«Я прям слышу, – перебивает его Самарский, – как ты на суде это говоришь, – и он пародирует Диму, будто тот бурундук из мультфильма. – “Я ограбил банк, потому что нам надо было срочно делать дело, а у нас нет финансирования! Поэтому мне пришлось. Я не воровал! Я занял!”»
«Ха-ха-ха», – Дима хлопает в ладоши и взад-вперед ходит по комнате.
Он горбится, потому что привык сидеть над микроскопом. Он взволнован и не знает, с чего начать. Он хватается за шприцы, которые лежат на столе, потом проверяет электрическую плиту, на которой греются образцы, и достает пустую банку. Он говорит: «Смотри, это сублиматор». В его руке – пустая банка из-под варенья. «Это самый старый и надежный метод для напыления батарей», – говорит он. Он говорит, что перовскитными солнечными батареями занимаются только в Великобритании, Швейцарии и Горячем Ключе.
Я спрашиваю, не боится ли он просыпаться и открывать свой ноутбук. Если как-нибудь утром окажется, что в Швейцарии разработки завершились успешно. «Я боюсь, – говорит Лопатин. – Еще как боюсь». Он говорит, что два месяца убил на создание методики по увеличению жизни батарей, но не успел завершить ее из-за отсутствия денег, а утром зашел на Facebook и увидел, что методику пару часов назад опубликовали исследователи из Калифорнии. «Получается, даже если я сейчас опубликую все свои исследования, – говорит Лопатин, – это будет уже неважно».
Он говорит это так, словно все вокруг виноваты в том, что у него не было денег. «У меня было даже не у кого занять. В России с финансированием инноваций настоящий ужас». Он говорит в повелительном наклонении: «Отойди». «Я привык раздавать указания, – говорит он. – Причем не всегда выходит, что эти люди – мои сотрудники».
«Зачем ты пытался получить визу США?»
«Мне бы просто хотелось несколько месяцев там поработать. Там живут люди, которые умеют рисковать».
«Вряд ли ты бы потом смог вернуться».
«Возможно».
«Тебя здесь что-нибудь держит?»
«Кроме лаборатории? Ничего».
• • •
Дима валяется на пружинной кровати и правит свое интервью для газеты. «Потенциал русского человека гораздо выше, чем у всех остальных в мире», – пишет журналист. Лопатин выделяет все красным и пишет: «Я такого не говорил». После предложения: «До моря ехать один час. Овощи и фрукты в Краснодаре можно сорвать на улице», – Дима печатает: «Это какая-то реклама». А потом говорит: «Например, когда я учился в школе, мне очень не нравилось опустынивание и все, что с ним связано», – он подолгу молчит, а потом выдает такие заявления. Он интересуется, откуда у моей редакции бюджет на командировку в три дня, и говорит, что так обычно работают только в американских журналах. Он говорит, что к нему обещали приехать из немецкого Spiegel, а после освобождения пропали. «Так даже лучше, – говорит он, – это шло в ущерб моей работе».
«Ты часто вбиваешь свое имя в Google?»
«Бывает, – говорит Лопатин. – Все так делают. А кто скажет тебе, что не делает, – врет. Вот, – говорит Дима. – Так… Ты меня сбил. Вода на Земле не кончится, вот что я хотел сказать, – он делает длинные паузы между предложениями. – Просто станет дороже. – Пауза. – Сейчас она почти бесплатная. – Пауза. – Потому что большая часть воды на Земле соленая, мы не можем ее пить, а чтобы ее чистить, нужны деньги. Поэтому у нас появилась эта идея с мембранами».
Мембранами Лопатин называет прозрачные дискеты. Если подключить к ним ток и пустить воду, грязь и соль останутся на поверхности, а чистая вода просочится в стакан. Руководит проектом Лиза. Ростом она не вышла, пять футов с небольшим. Она аспирантка лаборатории электромембранных явлений. Еще ведет кулинарное шоу на YouTube. Gâteau d’automne en citrouille. В последний раз Лиза учила готовить тыквенный пирог.
«Она тебе каблук в глаз воткнула, – говорит Самарский, – ты понимаешь? Он не наступил, он просто в глазу сидит! – он пьет воду из баклажки и продолжает: – Это твое дело, Дима, но она – тварь». Самарский говорит: «Я видел, как она подкалывала Олега с Кемалом, а ты улыбался. Ты сам видел, как она слилась, а когда дело закрыли, она снова рядом».
«Лиза? – спрашиваю я. – Это твоя девушка?»
«Это член команды, – говорит Дима. – Мы знакомы четыре года».
Он встает с кровати и набрасывает ветровку. Он взволнован и стоя надевает кроссовки, сгибая задники. Когда мы выходим из гостиницы, на рыночной площади кричат индейцы. Они прыгают на месте и бьют в бубны, будто им в задницы засунули соленые огурцы. Сосновая аллея в городе Горячий Ключ ведет к источникам с минеральной водой. Дима Лопатин идет по ней, высоко вскидывая ноги. «При покупке кулера – вода за наш счет! – написано на баннере питьевой воды “Престиж”. – Разлито в горах! Девятнадцать литров – всего за четыреста рублей!» Девятнадцать литров нефти марки Brent в этот вечер стоили триста.
• • •
«Я готовил его вывоз из страны на случай негативного расклада событий, – говорит Самарский. Он дерет кожу с мандаринов и кормит Диму. Разговора о Лизе и мембранах как не было. А потом добавляет: – Потому что я знал, что правосудие неправильно выносит свои вердикты. Потому что мне стали говорить: “Одиннадцать лет? Это как будто школу окончить”, – Дима идет рядом и растерянно смотрит в пол, как юродивый. – Я понимаю, что никакие сделки, никакие репутационные риски несравнимы с тем, что я его хоронить буду, когда тело выдадут из тюрьмы. Просто я знаю, что ему наплевать, а мне с этим жить. Потому что он, начитавшись книжек по презумпции невиновности, живет в Российской Федерации, но по европейскому, сука, стандарту».
Самарский вспоминает, как пару месяцев назад Дима написал ему сообщение: «Ты будешь смеяться, но меня задержали на остановке по подозрению в краже из магазина белья». Самарский не смеялся, он сел в машину и по трамвайным путям приехал к магазину женского нижнего белья. Ему сказали, что обознались, что человек, который украл купальный комплект, тоже был кудрявый и носил клетчатые рубашки. Я смеюсь, когда представляю Диму в магазине женского нижнего белья. Я говорю: «Ну и ну». «Тебе смешно? – спрашивает Самарский. – А у меня тогда башню сорвало».
В «Питьевой галерее» Лопатин берет пластиковый стакан и наливает себе сероводородной воды, от которой пахнет, как от тухлых яиц. Вокруг нас горы, и мы стоим, как будто загнанные в гнездо.
Я не понимаю, зачем Самарский потребовался Диме. Они разные. До того как получить государственную должность, Самарский имел долю в компании Лопатина. Когда я спрашиваю, зачем он тебе сдался, Самарский говорит про буддизм и про то, что все люди равны и достойны любви. «Он асоциален, но в этом его причуда. Ему не нужны машины, телки, бабки. Ему надо, чтобы никто не трогал его хрустальный мирок».
Когда Самарский уедет, Лопатин заговорит.
«Я решил включить его в команду, потому что мне нужен был человек, который сможет ездить по госорганам и рассказывать о проекте. Я не хочу двигать изобретения. Я хочу успеть создать их как можно больше. Мне нужен был торгаш».
Мы сидим в лаборатории и смотрим, как банка из-под варенья желтеет изнутри. Это – напыление одного из восьми слоев батареи. Если все получится, она будет стоить в десять раз дешевле аналогов, которые режут из кремния. Если все выйдет, люди получат доступ к энергии, которая стоит как спичечный коробок.
«Что бы ученые ни изобретали, у них все равно получается оружие, – говорю я. – В конечном итоге ты создашь то, что нас всех уничтожит».
«Ты прав, – отвечает Лопатин. – Возможно».
Игра в имитацию
Лаборатория, гостиница, ресторан на первом этаже и квартира на Красной улице принадлежат отцу Олега Баранова. Олег Баранов сидит за столом в кожаной куртке и паяет провода. Лопатин ходит из угла в угол и показывает мне растворы. Потом показывает карманный микроскоп. Показывает болгарку, которую использует как центрифугу. А потом обувается и уходит.
Я спрашиваю Олега, не обидно ли ему, что они с Лопатиным вместе работают над батареями, что живут в его квартире, что в ней проходил обыск, а мобильный телефон Олега прослушивался, но при этом о нем никому не известно. Что телевизионные журналисты выпроваживали его на кухню, пока снимали Лопатина в комнате с гранатовыми занавесками. Я говорю, не снизилась ли эффективность Диминой работы после того, как интервью он стал давать чаще, чем напылять новые слои. «Ну как сказать?» – говорит Олег и молчит. У него круглое лицо, а на одном из зрачков родинка. Олег заикается. «Дмитрий склонен именно проводить эксперименты, – говорит Олег. – А я занимаюсь приборами».
«Эксперименты над собой тоже?»
«Ну есть такое, – говорит Олег. – В одно время он, значит, испытывал снотворное. Потому что ему нужно было прилетать, улетать в Москву. У него есть такая проблема».
«Мне интересны разные препараты, которые увеличивают возможности человека», – говорит Лопатин. Он входит в лабораторию и несет в руке шоколадные плитки марки «Альпийское золото». Он быстро рвет упаковку и ломает ровный кусок. Все в нем мутное, кроме шоколада. Когда плитка заканчивается, он слизывает оставшийся шоколад с пальцев.
«Ты же видел у меня дома гинкго, женьшень? – спрашивает он. – Они частично могут помочь от старческого слабоумия. Спрашивай, что еще?»
Я спрашиваю про детектор лжи и вопросы, которые задавали Лопатину. Он отвечает: «Знал ли я о наркотических свойствах гамма-бутиролактона, изготавливал ли наркотики в лаборатории университета?» Независимая экспертиза показала следующее: «Лопатин Дмитрий Сергеевич по своему характеру наивный, открытый, доверчивый человек, в связи с чем легко вводимый в заблуждение. Также у него наблюдалась повышенная амбициозность, переходящая в хвастовство о достижениях в научной деятельности».
Последний вопрос в списке полиграфа выглядел так: «В интернете вы просматривали информацию, как обмануть полиграф?» Лопатин ответил: «Нет». Его пульс и дыхание в эту секунду были в норме; это означало, что ответ верный.
«Ты знал, как обмануть детектор лжи?» – спрашиваю Диму. Я знаю правильный ответ на этот вопрос. Несколько лет назад на федеральном канале вышел сюжет про изобретателя, который создает детектор лжи нового поколения и имитатор гипноза. В кадре сидел Олег Баранов, а на голову ему была надета оранжевая каска. С ее помощью Олег силой мысли печатал текст на компьютере. Когда на экране появился Дима Лопатин, он сказал: «Мы знаем, как ввести человека в определенные фазы сна. Знаем, как вывести его из комы».
«Я знаю, как обмануть детектор лжи, – говорит он. – Но тогда я этого не делал».
• • •
Дима Лопатин спал около четырех часов. В пять утра он вышел на связь с Индией. Месяц назад Лопатин зарегистрировал компанию в Мумбае, это означает, что, как только он получит индийскую визу, он бросит лабораторию в Горячем Ключе и улетит в научно-исследовательский комплекс, который обещало ему индийское правительство.
«Через час уезжаем в Краснодар, – говорит он мне утром. – Мне нужно в университет».
«Тебе разве не запретили там появляться?» – после суда в университет приехали с проверкой. Кто-то написал анонимку. В ней говорилось, что в лабораториях вуза изготавливают наркотические средства.
«Мне запрещено делать там что-либо официально», – говорит Лопатин и стягивает с себя клетчатую рубашку.
У него бледное тело, цвета льна. Я смотрю на его руки, смотрю, есть ли на них следы уколов. Если у него действительно проблемы со сном, если он не может заснуть и экспериментирует с разными типами снотворного, почему ему было не заказать гамма-бутиролактон? Бутират, который из него получают, вызывает чувство томления и эйфории; в малых дозах он вызывает некоторое подобие сна. Двадцать лет назад его использовали для вводного наркоза. Лопатин достает из рюкзака новую клетчатую рубашку и одевается.
Из Горячего Ключа в Краснодар едут старухи и цыгане. Мы проезжаем завод компании «Сатурн». С шестидесятых годов там производят солнечные батареи и аккумуляторы, которые крепят на спутники, а потом пускают их в открытый космос. В девяностых акции «Сатурна» приобрела пивная компания «Очаково». «О, как освежает!» – вот ее слоган.
«Я тоже работал на “Сатурне”, – говорит Лопатин. – Меня определил туда научный руководитель. Там мне пришла в голову идея моих батарей. – Всю дорогу в автобусе он лазает в ноутбуке и читает статьи на английском языке. – В конце четвертого курса он умер, – говорит Дима, не отрываясь от экрана. – Рак легких, да. Мне тогда не хватило упоротости, чтобы ему помочь».
Дима думал построить металлическую камеру, похожую на бункер, и посадить в ней профессора вместе с ростками сои, кукурузы и пшеницы. Электромагнитным волнам следовало перемешаться между собой и вылечить профессора. Патент на изобретение такой камеры принадлежал Цзяну Каньчжэну. Каньчжэн верил, что за каждым человеком, как тень, носится его биологическое поле; как если бы человек наглотался флуоресцентной краски и светился по ночам. В результате экспериментов у Каньчжэна-старшего восстановился волосяной покров и выросло несколько новых зубов. Дима Лопатин проводил опыты над белыми мышами, пока на медицинском форуме ему не сказали: «Феерический бред». И проект «БиоОбмен» закрылся.
Несмотря на всю его мутность, Лопатин очень доверчивый.
На проходной в университете он достает паспорт и еле пропихивается в дверь со своим рюкзаком, размером с комод. Если бы он был супергероем, его бы звали Человек-улитка. «Мне приходится платить каждый месяц по десять тысяч, – говорит Человек-улитка, – чтобы аспиранты разрешали, кхм, пользоваться оборудованием». На откидном стуле в лаборатории лежит парень в толстовке «Рокки Бальбоа» и джинсах в обтяжку; зад у него лоснится, как стопка блинов. Раньше это была лаборатория младшего научного сотрудника Лопатина Дмитрия Сергеевича. Мы тут – чтобы передать Лизе образцы мембран для обессоливания воды.
«Вообще мы четыре года знакомы, – говорит Дима, – а в команде она два года».
Я говорю, что, наверное, очень сложно быть единственной девушкой в компании одиноких мужчин-ученых. Я говорю, обычно это заканчивается романами.
«Это точно», – отвечает Лопатин.
Открывается дверь и входит Лиза. На ней короткая черная юбка и серый свитер.
«Шо?» – говорит она и дергает Диму за рукав. Без всякого сопротивления она уводит его дальше по коридору. Казалось, что она ведет на веревочке воздушный шарик.
• • •
«Самарский иногда спрашивает у водителей автобусов, кем они хотели стать в детстве и почему этого не произошло, – говорит Дима. Он лежит под кроватью и растягивает слова, как пастилу. Олег Баранов прибил к обыкновенной кровати длинные ножки, чтобы складывать под ней хлам. Теперь там Дима. – А они говорят: сначала армия, потом работа, потом подруга забеременела, потом семья, и вот теперь автобус. Мне приходится очень многим жертвовать, чтобы добиваться каких-то целей. У меня нет обычных частей жизни, которые есть у других людей».
«А они тебе нужны?»
«Не уверен».
Кемал принимает душ. Когда в районе водохранилища идет дождь, из всех кранов в квартире на Красной улице течет серая вода. Сегодня – такой день. От Димы пахнет, как от бочки с пряностями. Перед сном он смешал масло корицы и димексид. Наркоманы смазывают димексидом проколы на конечностях, чтобы те скорее заживали. «Я прочитал рецепт колдовской мази и решил усовершенствовать ее с помощью фармацевтики», – говорит Лопатин.
«Можно бестактный вопрос?»
«Спрашивай», – говорит он.
«За последний год о тебе написали больше, чем за всю твою жизнь. Тебе не обидно, что эта история, она не про энергию, а про несправедливый суд? Что, по правде, всем плевать на твою солнечную батарею, Дима. И будь на твоем месте кто угодно, за него бы тоже собрали тысячи подписей. Пусть он бы и придумал смывающуюся втулку для унитаза».
«Ну да, – говорит Лопатин. – Так и есть».
• • •
Перед сном, в три часа ночи, Дима Лопатин снова заговорит.
«Я, скажем так, психически нездоров, – его голос звучит приглушенно, словно стелется по полу, как дым. – У меня бывают голоса. Я иду по улице, а передо мной – картинки. За неделю до таможни я видел, что сижу в тюрьме. Я пока не понимаю, что со мной происходит».
То, что происходит с ученым Димой Лопатиным, похоже на синдром Кандинского-Клерамбо. Оба, и Кандинский, и Клерамбо, покончили с собой во время одного из психотических приступов душевной болезни. Они чувствовали, что им в голову, как в шкатулку, закладывают чужие мысли. Они не могли уснуть. Им казалось, что с ними говорит Бог. Результатом душевной болезни стал постепенный развал личности.
«Постепенный развал личности». И я вспоминаю, что Дима говорил о пищевых добавках: «Гинкго увеличивает кровоток сосудов внутри мозга. Оно может помочь со старческим слабоумием. Мне интересны препараты, которые увеличивают возможности человека».
Ему интересны препараты, которые не дают его разуму вскипеть.
«Несколько раз я переплывал городское водохранилище, – скажет он. – Я люблю море. Оно рядом, пять часов на электричке. Когда я мажу этим запястья, меня всю ночь качает на волнах».С