Как они воевали
Константин Зарубин:
Дед Лёша был военным механиком. Как только началась война, его направили в танковую бригаду. В 1942 году он погиб где-то под Ленинградом. Его смерть бабушке Оле потом преподнесли в двух версиях. По одной деда убили в бою. По другой он случайно отравился машинным спиртом. Бабушка не знала, какая версия ближе к истине. Я, честно говоря, не думаю, что это имеет какое-то значение. Важно, что дед Лёша внес вклад в Победу и что он не дожил до нее. А бабушкина младшая сестра, Зина, дожила. 27 ноября 43-го, когда жгли Красуху, она была в Порхове. Кажется, ходила на свидание. Когда возвращалась домой, издалека увидела дым, испугалась и побежала к родным в другое село. До конца оккупации оставалось три месяца. Отступая, немцы — как бы это сказать поточней — угнали бабу Зину в рабство... Читать дальше >>
Анастасия Журавлева:
Однажды остатки их батальона, около ста человек, возвращались после боя на переформирование. Шли по снежному полю. Вдруг появились немецкие самолеты. Народ бросился врассыпную. Но черные точки на белом фоне хорошо видны. И немцы легко расстреливали бегущих к лесу людей. Дед упал навзничь, раскинув руки, и самолет прошел над ним метрах в семи-десяти. И дед видел, как немецкий летчик смотрел на него сверху, пытаясь определить, жив он или убит. После этого боя их уцелело человек тридцать.
У них был командир батальона, капитан, грузин, ловелас. Ни одной юбки не пропускал. Смелости был отчаянной. Однажды сбил немецкий истребитель, поставив на плечо солдата противотанковое ружье. Его хотели представить к награде, но он подрался с каким-то снабженцем, заподозрив того в воровстве. И награду ему не дали. И однажды во время налета ему осколком срезало мошонку. Что было дальше с ним, дед не знал… Читать дальше >>
Евгений Бабушкин:
Мой дед не воевал. Но в день, когда ему исполнилось десять, в избу вошли эсэсовцы. И главный, самый нарядный, ударил мать кнутом по лицу. Сейчас деду 82. Память у него отличная. Он помнит, например, что у старосты деревни Костылево было три сына — все красноармейцы. А сам староста помогал немцам. Дед помнит, как из дальнего леса высыпали белые фигурки — лыжники в маскхалатах. Староста закричал, немцы развернули пулемет — фигурки упали и остались лежать. Когда немцев выбили, староста пошел в Красную армию и умер под Берлином героем.
Мой дед не воевал, но помнит, как пятеро наших бежали из котла. Мать положила их в избе, велела молчать. Но тот эсэсовец был внимательный. Он вошел — серебро на погонах — и услышал, как в задней комнате кто-то дышит. Вытянул мать кнутом и велел солдатам взять беглецов… Читать дальше >>
Татьяна Комкова:
За несколько месяцев оккупации моя бабушка Нелли, словно дворовая собака, научилась распознавать людей и предметы из новой жизни по степени их опасности для себя. Взять, например, немцев. Есть СД-шники, СС-овцы в черном и СС-овцы с металлической бляхой на груди. Первые две категории были опасны, но не для Нелли. А для тех, кто к ним попадал. Все знали: если тебя забрали люди в черной форме, еще был шанс выйти. В зависимости от того, что ты совершил. А вот если кто попадал к СД-шникам, то уже не возвращался обратно. Однажды Нелля видела, как прямо на улице они расстреляли двух мужчин просто так. После этого девочка старалась не попадаться им на глаза. Остальных немцев в военной форме она не особо боялась. Те не обращали на детей никакого внимания. Другое дело — венгры. Их Нелля отличала по кепи с двумя пуговицами и форме грязно-зеленого цвета. Это звери в человеческом обличье... Читать дальше >>
Мария Снеговая:
В середине войны в 1943 году бабушка была ранена, попала в плен и провела 3 месяца в концлагере у финнов, где ее били сапогами по лицу так, что сломали переносицу. Через 3 месяца советские войска освободили ее и, слава Богу, не расстреляли — СМЕРШ проверил и вины не нашел. Кстати, Родина и после войны щедро «оплатила» заслуги — в течение 10 лет бабушку не прописывали в Ленинграде — ведь она считалась предателем Родины, поскольку посмела выжить в плену! И она вынуждена была скитаться по чужим домам, перебиваясь у дальних родственников и знакомых. Даже отца моего в 1955 году бабушка вынуждена была уехать рожать в Одессу к знакомым, в Ленинграде нельзя было — не было прописки... Читать дальше >>
Елена Журавлева:
Своего дедушку Ваню я совершенно не помню — он умер задолго до моего рождения. Бабушка вспоминает, что желудок у него болел постоянно — он на это внимания особенно не обращал, списывал на язву, полученную на войне.
30 октября 1943 года Иван Антонович Кавкянов, которому два дня назад исполнилось 17 лет, был призван в действующую армию. Он участвовал в боях на Карельском перешейке, освобождал Польшу, наступал на Берлин… Был несколько раз ранен (мама вспоминала, как совсем маленькой девочкой листала военный билет и сокрушалась, что «легко»). Позднее он рассказывал, что банально подделал документы, накинув себе два лишних года. Зачем? Хотел успеть на фронт, проявить геройство, повоевать с «фрицами»? Да нет, все было гораздо проще и страшнее: семьям воюющих солдат советское государство выплачивало какие-то деньги, на которые можно было худо-бедно жить... Читать дальше >>
Ирина Неделяй:
Бабушка моя Фёкла ходила зимой на работы по пилению дров. Нужно было пилить чурочки для тракторов и машин, которые работали на газе от этих дров. Машины и трактора были маломощные, но тем не менее на них ездили по сибирским дорогам. Пилить дрова приходилось весь день двуручной пилой, поскольку больше ничего не было. Иногда ее посылали на работу, связанную с зерном. Бабушка, придя с работы, высыпала из валенок зерно, мыла его, сушила и стряпала из него детям подобие хлеба. Бабушка знала, что за это дают десять лет лагерей, но выхода у нее не было... Читать дальше >>