Русский должен быть безумным

«Ах, эти сумасшедшие русские!» — говорили раньше.

Был миф, что русские вроде как славяне, а все славяне — темпераментные, опасные и яростные, как Распутин, у всех необузданная борода и большой член.

Ну, эти рестораны с красными скатертями, загулы, шампанское из горла — а потом к б*** и медведям.

Может, кому-то все это покажется шаблонным и даже обидным, но на самом деле тут хоть был кураж, какая-никакая, но репутация. Пусть это сложно назвать эксцентричностью, но безумие — уже хорошо.

Потому что, если честно, нет ничего печальнее скучной, заурядной, буржуазной нации. В которую, увы, мы тут вроде как превращаемся.

Даже художественная богема теперь пресная, как органическая спаржа. Она стала удушающе буржуазной. Последний бунтарь утонул в бассейне — это был Владислав Монро, грандиозный человек. Даже если бы он не был талантлив, он все равно был бы сверхзведой. Он приходил в клубы в своих сумасшедших нарядах и со «свитой», он мог во время странных авангардных показов мод в клубе «Титаник» залезть на сцену, содрать штаны со своего бойфренда-модели и прямо на подиуме... ну, сами понимаете что. Он мог поджечь квартиру Лизы Березовской (не нарочно). Он был восхитительно сумасшедший.

Постсоветские 90-е были временем безумцев. Эксцентриков. Талантливых, ярких, свободных людей, которые искрились неординарностью.

Все думали, что русские — они такие. Гениальные. Бешеные. Дикие. Ужасные. Потрясающие.

А потом вдруг нация утратила лицо. Мы стали копией усредненных европейцев. И даже самые лучшие из нас выглядят как адекватные люди с хорошим достатком, хорошими манерами, без закидонов, без заморочек.

Никогда больше вы не отличите русских от германцев. Особенно если это молодые люди. И если вы вдруг опознали русских в толпе по тому незабываемому выражению лица, которое отражает сразу и страх перед окружающим миром, и какую-то великую скорбь, и трудную судьбу в общем и целом — так это те русские, которые уже лет пятнадцать как живут хоть в Грюневальде, хоть в Кенсингтон-Гарденс. Современные из Москвы, Петербурга, Екатеринбурга, Пскова, Великого Новгорода et cetera — обычные такие еврограждане с гладкими от душевного спокойствия лицами, в усредненно симпатичной одежде.

С одной стороны, это все очевидно: люди старой школы постарели, а молодым не очень понятны ни «славянские», ни «барские» замашки. И правда, в большинстве случаев все это уже выглядит дико несовременно. Возникла эта тихая пауза, в которой все стали заурядными, симпатичными обывателями.

Пугает лишь то, что мы можем потерять свою особенность. Утратим шикарную необузданность и склонность к артистическому эпатажу, который был нашей заметной чертой.

И тут вот думаешь об англичанах, которые уже который век воспевают и лелеют свою национальную эксцентричность. Это не условное качество, а более чем определенное, и о нем написано немало книг. «Англия — это рай индивидуальности, эксцентричности, ереси, аномалий, хобби и юмора», — писал философ Джордж Сантаяна в книге «Британский характер».

Лондон — это место, где в Гайд-парке можно увидеть диких личностей, которые доказывают, что бриты — это отколовшееся племя из Израиля. А потом эти безумцы идут в свои роскошные дома неподалеку, где дворецкий приносит им скотч 1986 года.

Есть мнение, что эксцентричность — причуда богачей. Конечно, быть богатым и эксцентричным намного легче: у тебя больше времени, чтобы пестовать свои причуды. Но все дело в том, что настоящая эксцентричность не знает никаких социальных и материальных границ. В этом ее прелесть — она разрушает классовые различия.

Дядя моей подруги жил в Лондоне в социальной квартире почти напротив Букингемского дворца (он давно туда уехал, и ему повезло). Он был нищий, не мылся, и он жил в роскошных пяти комнатах рядом с королевской семьей. Он был милый и совершенно ненормальный мужчина, которого знала вся столица — ну вот Мадонна с Гаем Ричи всякий раз были рады видеть его на выставках и вечеринках. К сожалению, он упал в реку и утонул. Но это я к тому, что неординарность, даже просто поведения, для британцев — это как звание сэра.

Или, например, Джон Фовергилл, достопочтенный землевладелец места Спред-Игл-Инн в оксфордширском городе Тэйм, который иногда добавлял к счету несколько фунтов неизвестно за что. Когда его спрашивали, он говорил, что это «деньги за лицо». Если люди настаивали на дальнейших объяснениях, отвечал, что он берет плату за те лица, которые не показались ему интересными. И занятно, что никто не отказывался платить.

Вся эта страна — как ожившие персонажи из «Монти Пайтона». И они очень гордятся этим. Они гордятся каждым старым безумным аристократом или сквайром, который знаменит своими иногда довольно противными чудачествами.

Госпожа Эдит Ситвелл в 1933 году выпустила книгу «Английские эксцентрики». Она отлично знала предмет: ее отец, сэр Джордж Рэзерби Ситвелл был, мягко говоря, чудаком. Он владел загородным домом отдыха, где гостей встречало такое сердечное приветствие: «Я должен просить каждого, входящего в этот дом, никогда не противоречить мне и не оспаривать мое мнение, так как это мешает должному действию желудочных соков и мешает мне спокойно спать по ночам».

Безусловно, сэр Ситвелл был не самым приятным человеком, но при этом — запоминающимся и необычным. А эти качества британцы ценят очень высоко. Поэтому это нам странно то, как одевается королевская семья, как они ведут себя, но для англичан это совершенно нормально.

Здесь у каждого есть право быть настолько чудаковатым, насколько позволяет внутренний ресурс.

И самое интересное в том, что чудаков любят все и везде. В любой стране, в любом обществе. Вот же еще недавно Михаил Прохоров, миллиардер, ужасно всех интриговал своей личной жизнью, а вернее, ее отсутствием. Как только все поняли, что толпы моделей в его окружении — это какая-то странная вуаль, все вдруг прониклись к олигарху симпатией. Странный, да. Но лучше, чем обычный вульгарный богач с расфуфыренными подружками.

Если заглянуть на ресурс «Сплетник» и прочитать все то, что пишут в комментариях о разных светских дамах, которые уверены в том, что они очень стильные, то неискушенный читатель может подумать, что на сайте сидят одни злобные грымзы, которым лишь бы облить невинную жертву помоями. Но это не так. Например, Елену Бонем Картер, актрису и главного британского эксцентрика, там обожают. Потому что она — настоящая. А только таким и может быть эксцентрик. Все, что нарочно делается на публику, весь продуманный эпатаж или нарочитая модность — лишь жалкая фальшивка.

Потому что эксцентрика — это свобода. Свобода, которую дают интеллект, талант, переживание жизни как сказки, легкость. Это те удивительные спокойствие и независимость, которые основаны на том, что у человека есть Личность.

И очень жаль, что русские вдруг стали обычными. Как будто все подавляют эту свою личность. Даже городских сумасшедших будто вымели с улиц города.

Может, мы стали посредственными от совсем неплохого желания, чтобы за нас не было стыдно (как было за многих граждан из пост-СССР). Чтобы не было стыдно за страну. Но в этом симпатичном стремлении все вдруг погрузились в глубокую синюю скуку. Пропала игра. Пропало веселое отчаяние. Мы стали такими же невыносимыми занудами, как швейцарцы или португальцы (больше как португальцы, конечно).

Но мы — необычные.

Эдит Ситвелл написала в своей книге: «Эксцентричность существует преимущественно в Англии, и отчасти, я думаю, из-за той особенной и лестной уверенности в своей непогрешимости, которая является символом и прирожденным правом британской нации».

Оцените, как много безусловной и безупречной гордости за свою нацию даже в этих словах с некоторым оттенком сарказма. Какое уважение к чудачествам и особенностям, к праву быть или выглядеть безумным, странным, неловким, непохожим.

Есть множество книг и об английской эксцентричности, и об английских характерах, нравах, и в них, несмотря на иронию, на часто точное и смешное описание национальных недостатков, всегда, вот всегда невероятная гордость за то, что британцы — такие. Уникальные. Невообразимые.

Русские всегда были странными. Причудливыми. Сумасшедшими. Талантливыми. Надо такими и оставаться. Надо уважать и восхвалять, и пестовать, и лелеять это наше национальное безумие, этот наш вариант свободы, наше восхитительное отчаяние и страстность, и даже склонность к показухе, и даже некоторую вульгарность.

Мы прекрасны в нашем застенчивом сумасшествии — и его обязательно надо возрождать, чтобы не превратиться в культурный клон какой-нибудь унылой богатой европейской провинции. Мы — безумные. И должны гордиться этим.