Андрей Остальский: Очарованный джазмен

Огромный, странный черный дом, занимающий целый квартал на берегу Москвы-реки, показался Питеру не просто мрачным, а зловещим. В квартире на третьем этаже когда-то обитал один из сталинских министров, теперь же жил его сын с семьей, большой фанат Гленна Миллера.

В квартире было просторно, но все равно собралось столько народу, что не протолкнешься. По стенам были развешены снимки Гленна и его оркестра, ленты гигантского «Ривокса» крутились, словно в такт музыке. Потом магнитофон выключили. У стены выстроились несколько человек — играли на духовых по очереди и все вместе. Среди них был и Гриша, который радостно приветствовал Питера издалека. Питер тоже ему помахал рукой, а сам думал: «Как странно на все это смотреть. И одеты ребята не так, почти пародийно, и, что хуже, играют неправильно. Не звучат у них тромбоны и саксы. Дуют, стараются на пределе сил, а все равно не выходит! Звук тусклый, деревянный. Вот разве что Гриша со своим кларнетом — вполне на уровне. И все равно во всем этом есть что-то необъяснимо трогательное,  родное... Наверное, потому просто, что Гленна здесь искренне любят».

Питер даже отвернулся в какой-то момент, испугался, что слезы на глаза могут навернуться, так он растрогался. «Сентиментальный я стал», — думал он.

Для Питера приготовили что-то вроде импровизированной трибуны. Поставили проектор. Зарядили слайды — те, что привез с собой Питер и еще несколько штук из коллекции хозяина квартиры. Погасили основной свет, оставили только пару торшеров в углах.

Питер начал говорить неуверенно. Смотрел на странные лица, на странно одетых людей и сбивался. Да еще голос Лары, терпеливо переводившей его речь, такой низкий, такой бархатный, с такими гипнотизирующими модуляциями, сбивал с толку. Но его (или ее?) так хорошо, так внимательно слушали, что постепенно Питер разошелся, вошел в азарт, голос его окреп, зазвучал в полную силу.

Он говорил о влиянии Гленна Миллера на джаз и вообще на ход истории человечества. Выяснилось, что перед Второй мировой войной и в ходе ее тысячи немцев нелегально слушали радиопередачи с  его музыкой. Ведь джаз был запрещен нацистами, но множество людей не перестали его от этого любить, наоборот, запретный плод был особенно сладок. Во время войны Би-би-си наладила специальные пропагандистские передачи, в которых не только крутили музыку Гленна, но он еще и обращался к немцам на их языке, он им неплохо владел. Рассказывал о джазе, о том, что американцы хорошо обращаются с немецкими военнопленными, призывал сдаваться.

На одном из слайдов была изображена бледная, выцветшая копия документа на немецком языке, с германским орлом и свастикой.

— Вот что я нашел в архиве нацистской службы безопасности СД, — говорил Питер. — Те из вас, кто владеет немецким, думаю, смогут подтвердить, что речь идет о Гленне. Здесь говорится,  что его передачи резко отрицательно воздействуют на солдат вермахта, и потому он внесен в список опаснейших врагов Рейха, подлежащих уничтожению при первой же возможности. Список, судя по всему, был утвержден самим Гитлером.  Похоже, на Гленна охотились. Когда он находился  в Англии, было несколько очень странных, подозрительных случаев. Какие-то типы постоянно вокруг крутились. Одного патруль задержал — у него оказались фальшивые документы. Но он исхитрился сбежать ночью из-под стражи.  Второго июля сорок четвертого года Гленн со своим оркестром уехал с лондонской Слоун-стрит в Бедфорд. А третьего июля был целенаправленный налет: здание, где несколько часов назад располагался оркестр, полностью разбомбили, сто человек погибли. Похоже было, что самолет навели на здание, но чуть-чуть опоздали…

Питер говорил, Лара великолепно переводила. Великолепно хотя бы потому, что ее магнетический голос звучал, словно в такт и унисон игравшей под сурдинку музыке миллеровского оркестра, помогал создать настроение. «У нее, наверное, абсолютный музыкальный слух… И поет она, наверное, потрясающе, надо ее попросить спеть потом», — думал Питер, пока она переводила очередной пассаж. Сливались вместе ее голос и музыка Гленна, проектор отбивал ритм, отщелкивая один слайд за другим.

Вот  Гленн Миллер  со своим оркестром, вот он в военной форме, вот он в Лондоне, вот перед записью на Би-би-си…

Кто-то из зала попросил рассказать, какие версии гибели Гленна Миллера существуют. Питер охотно откликнулся, сел на своего конька.

— Первая, официальная, до сих пор не опровергнутая до конца версия, от которой не отказались американское и британское правительства: пятнадцатого декабря сорок четвертого года Гленн Миллер вылетел из Англии, с аэродрома «Твинвуд фарм» в графстве Бедфордшир во Францию, вместе с неким полковником Бейзелом, на одномоторном самолете канадского производства «Норсман С-64». (Проектор показывает снимок Гленна Миллера  на аэродроме в летной форме, а вот и самолет «Норсман».) Погода была ужасная, нелетная, но Миллер настаивал, летчик дал себя уговорить. Самолет потерял управление и упал в Ла-Манш. Еще одна версия: «Норсман» сбили немецкие истребители, но их в тот день в том районе не было замечено. Или же — экипаж пал жертвой «дружеского огня» — то ли с земли, то ли с самолетов. В таком случае были бы понятны некоторые странности, окружающие инцидент, такой постыдный факт могли попытаться скрыть. Так или иначе, но ни Гленна Миллера, ни летчика, ни так называемого полковника Бейзела никто и никогда — по крайней мере официально — больше не видел.

Кто-то из зала спросил:

— Почему так называемого?

Питер ждал этого вопроса.

— Потому, что все поиски — а искали и родственники, и друзья, и поклонники — не дали результата. Такого полковника не существовало, он нигде не значился!  Ясно, что это был псевдоним какого-то суперразведчика, но по прошествии стольких лет неужели нельзя о нем хоть что-то наконец рассказать? И не о таких людях уже все теперь стало известно. Если только не…

Он, как всегда, замолчал в этом месте, не сомневаясь, что сейчас неизбежно последует следующий вопрос:  если только не что?

Питер покачал головой: дескать, не готов говорить на такие темы.  Зная, что это только еще больше заинтригует аудиторию.     

Выждал паузу и продолжил:

— Среди поклонников Гленна мало кто верит в официальную версию. Судите сами: в регистрационном журнале аэродрома нет записи о вылете самолета. Далее. Командование было оповещено о происшествии только через неделю после события. А сообщение для печати делается еще на сутки позже. Мало того, стандартное в таких случаях расследование не было проведено, даже документация толком не оформлена. Полетное задание, которое удалось обнаружить много лет спустя в одном из архивов, очень сомнительное, похоже на изготовленную задним числом фальшивку. Родственникам до сих пор не дают доступа к некоторым документам, а исследователям — тем более. В выданных же бумагах масса всего вымарано. Что же там может быть такого секретного, если сейчас, через тридцать семь с лишним лет после произошедшего, невозможно это раскрыть?

В этом месте надо было выдержать еще одну паузу, а потом продолжить.

— Существует другая, совсем не официальная версия, что Гленн Миллер долетел до Парижа благополучно, отправился в бордель «Сфинкс» в районе Пигаль и там напился до чертиков и умер от спровоцированного алкоголем инфаркта. Другая вариация той же версии — что он погиб в том же борделе в пьяной драке. Или даже якобы в объятиях проститутки. Но это все примерно одно и то же. Скажите, кстати, кто из вас готов поверить в эту версию, в любом из ее вариантов? Поднимите, пожалуйста, руки. Правильно: ноль. Ни одной руки. У нас в Нью-Йорке примерно такие же были итоги голосования. И правильно делаете, что не верите. Во-первых, Гленн Миллер почти не пил — это общеизвестно. И в склонности бегать по публичным домам не был замечен, он пользовался таким успехом, что у него не было проблем с женским полом, не было нужды покупать любовь, и вообще-то он очень берег свою репутацию. Конечно, война может кого угодно свести с  ума, но ранее ни в какие самые острые моменты Миллер головы не терял, был всегда очень собран и дисциплинирован. И все же, и все же… Версия о «Сфинксе», о смерти в Париже, повторяется с разными вариациями так упорно, что невольно приходит в голову: огня, может, и не было, но какой-то дым, возможно, все-таки был…   

Лара переводила, Питер пил воду из стакана и смотрел в зал, пытаясь в полумраке разглядеть глаза слушателей. Кажется, никогда еще у него не было такой благодарной аудитории…

— Знаете, — продолжал он, — до своей поездки в Германию, где я как следует поработал в архивах, я не верил в версию подполковника Даунса и некоторых его коллег, в так называемый немецкий след… Но теперь я готов допустить…

Кто-то не выдержал, выкрикнул из зала:

— Что, что вы готовы допустить?

Но Питер не стал отвечать прямо, сказал:

— Слишком много совпадений. Во-первых, эти самые дни, пятнадцатое-шестнадцатое декабря сорок четвертого, когда исчез Гленн Миллер, — это дата начала знаменитого немецкого наступления в Арденнах, того самого, последнего, отчаянного контрнаступления, которое могло бы изменить ход войны. Гитлер рассчитывал, что успех дал бы ему возможность затянуть военные действия, выиграть время, чтобы успеть создать атомную бомбу. Поначалу наступление развивалось успешно, немцам удалось прорвать линию фронта в нескольких местах. Но потом англо-американские войска сумели перегруппироваться, ударили с флангов и создали для наступавших сил угрозу окружения — «котла». Началу наступления должен был предшествовать дерзкий диверсионный акт, операция «Гриф»  — налет на парижскую штаб-квартиру главнокомандующего американских войск Дуайта Эйзенхауэра. Командующий должен был быть или убит, или взят в плен и вывезен в Берлин. Успех такой диверсии деморализовал бы американцев, вызвал  бы растерянность, которую не скоро удалось бы преодолеть,  — этого было бы вполне достаточно для того, чтобы развернуть наступление во всю мощь. А уж какой моральный триумф для немцев это был бы, какое унижение для нас, американцев! Руководил операцией «Гриф» знаменитый супермен Отто Скорцени, который незадолго до этого осуществил дерзкое похищение арестованного Муссолини. Он также якобы сумел высадиться под Москвой, имея задание убить Сталина, почти добрался до Кремля, и только случайность помешала ему продвинуться дальше. (По крайней мере, так считали немцы.) Но ведь суть замысла состояла именно в том, чтобы ударить до начала наступления в Арденнах, в крайнем случае одновременно с ним, но никак не позже!  Между тем Скорцени в  те самые дни  тоже «исчезает», о его местонахождении толком ничего не известно. Напрашивается вывод: у операции «Гриф» была первая фаза, сведения о которой потом «стерли». Скорцени находился в Париже, но что-то помешало ему выполнить приказ фюрера. И вот некоторые мои коллеги выдвигают сенсационную версию: этим «что-то» был Гленн Миллер, который умер как герой, а не в объятиях мифической проститутки!

Дождавшись, пока уляжется прокатившийся по комнате  шум, Питер продолжил свой рассказ. Он говорил, что в немецких архивах ему удалось найти секретную директиву разведки абвер с пометкой «Один» — а это имя любимого языческого бога Гитлера, то есть понятно, что директива имела чрезвычайную силу. Невероятно, но факт: она открывала, опять же в те самые дни в середине декабря сорок четвертого года, воздушный коридор для пролета небольшого самолета, типа «Норсмана», со стороны Франции до самого Берлина. Если соединить эти сведения с упорными слухами и косвенными свидетельствами о том, что Гленн Миллер  выполнял сверхсекретные задания Эйзенхауэра по налаживанию негласных контактов с немецкими генералами, то эта гипотеза начинает обретать более четкие очертания. Миллер был культовой фигурой среди немецких любителей джаза, каковых немало насчитывалось среди генералов вермахта. Он говорил по-немецки. Он более чем подходил на роль совершенно не официального, но вызывающего полное доверие обеих сторон посредника. А ведь известно, что Эйзенхауэр искал в то время контакт с гитлеровскими командирами, рассчитывая добиться односторонней капитуляции немецких войск на Западном фронте. Но, учитывая данное Рузвельтом Сталину обещание не вступать  в сепаратные переговоры, американцы должны были действовать крайне осторожно. Однако что же произошло в итоге?  Вполне возможно, что на самом деле немцы устроили ловушку для Гленна. Предположим, его встретили в Германии не генералы, а головорезы Скорцени.

В этом месте Питер сделал очередную паузу, попил воды, краем глаза наблюдая за аудиторией. В зале стояла  мертвая тишина: заинтригованные слушатели ждали продолжения.

— В таком случае можно предположить, что коммандос Скорцени, захватив в плен Гленна Миллера, вернулись с ним затем в Париж на том же «Норсмане» — благо там ждали возвращения самолета с музыкантом и несколькими немцами на борту. Диверсанты намеревались заставить Гленна открыть им дорогу во дворец Трианон,  где в то время находился Эйзенхауэр. Ведь охрана дворца  хорошо знала Миллера в лицо. Возможно, люди Скорцени пытались выдать себя за «делегацию» для переговоров с Эйзенхауэром, но Миллер отказался помогать немцам, те пытали его и в итоге забили до смерти. После чего влили ему в рот полбутылки коньяку и бросили тело в районе борделя «Сфинкс».

В зале зашумели. Питер поднял руку, дождался тишины. Продолжил:

— Я знаю, все это звучит достаточно фантастично... Но нам с вами, я думаю, легче поверить в такую версию, чем в то, что Гленн Миллер напился и умер в обнимку с проституткой. Кроме того, такая гипотеза объясняет все странности вокруг дела об исчезновении Гленна: ведь все, что касается сепаратных контактов с немцами, до сих пор засекречено!

— В какой мере вы уверены, что все это было именно так? — спросил Гриша.

— Не могу поручиться… Но ясно одно: официальная версия не выдерживает никакой критики, власти явно что-то скрывают — и что-то очень серьезное. Еще вопросы?

— А как насчет версии о болезни?

— Да, со ссылкой на родственников некоторые утверждают, что Гленн Миллер  был болен раком — в последней стадии. При этом он якобы считал, что для его репутации — и для морального состояния войск — лучше будет, если он погибнет как солдат, и сам попросил создать этот миф о пропавшем самолете. А в действительности умер через неделю в каком-то госпитале под чужим именем. Но я, честно говоря, не верю в такое объяснение: похоже, это еще одна попытка  запутать и затемнить всю эту историю. Иначе зачем это выдумано?

— А почему вы так уверены, что это выдумка?

— Во-первых, такой нелепо сентиментальный трюк под конец жизни — это совершенно не в характере Гленна, человека трезвого, педантичного, не любившего «глупости». Но главное: посмотрите еще раз на эти фотографии — вот он  в военной форме в сорок третьем, а вот и в сорок четвертом, за пару месяцев до исчезновения. Похож он на человека с раком в последней стадии? Да ничуть! Вполне здоров, чуть-чуть похудел разве что. Похудеешь, носясь по базам — он по тридцать пять концертов в месяц давал в разных районах! Все поражались его колоссальной энергии и работоспособности. Кто-то, видите ли, вспомнил, что он сильно кашлял, так многие кашляли в ту холодную, влажную зиму…

Проектор, щелкая, снова показывал одни и те же слайды  по нескольку раз. Собравшиеся подошли к экрану поближе, рассматривали снимки, комментировали их.

И вдруг откуда-то появился новый неизвестный кадр: на фотографии был изображен очень похожий на Гленна Миллера пожилой человек.

На секунду в комнате воцарилась полная тишина, потом она взорвалась шумом десятков голосов.

Это была не та фотография, что Питер видел в Нью-Йорке, но нечто подобное. На этот раз никакого тромбона в руках у человека не было, он смотрел в объектив устало, без всякой улыбки, но одет был, пожалуй, в тот же мешковатый костюм, сшитый скорее по моде семидесятых, нежели довоенных или военных годов. Так вполне мог бы выглядеть Гленн Миллер в старости, если бы располнел и слегка обрюзг.

— Что это? Кто это? Откуда эта фотография? — заволновались зрители.

Питер растерялся.

— Я впервые это вижу… вернее, в Нью-Йорке недавно я видел нечто подобное… но…

— Но это же, это же!.. — вскрикнул кто-то и вдруг перешел на шепот. Теперь вся комната что-то тихо обсуждала.

Питер попытался выяснить, откуда взялся слайд, однако организаторы только растерянно качали головами: говорили, что понятия не имеют, они думали, что это Питер принес. В таком случае, может ли он забрать слайд с собой? Разумеется! Питера со всех сторон обступили люди: вокруг неразбериха, шум голосов, и в этой ситуации какой-то странноватый тип приблизился к нему и прошептал  в ухо на ломаном английском:

— Эта фотография, последняя, которую вы показывали…это не Гленн Миллер… Это Юрий Владимирович Андропов.

Пораженный,  Питер повернулся к говорившему лицом. Он не верил собственным ушам, тем более что английский незнакомца был сильно исковеркан. Не ослышался ли он? Но человек уже быстро удалялся, Питер видел только его спину.  Он попытался окликнуть незнакомца, расталкивая людей, выбежал вслед за ним на лестничную клетку, но тот уже оторвался, был уже далеко внизу. Вслед за Питером выбежали и переводчица, и еще кто-то из организаторов лекции. Что случилось, спрашивали они.

— Вы не знаете, кто этот человек? — спросил Питер.

Но все только плечами пожимали: никто его не знал.