Мелитина

Мелитина жила в городе, который казался ей практически родным. Точно так же и отчим — почти родной человек. Тем не менее она никогда не называла его папой, а он не повышал не нее голос (даже будучи сильно пьяным).

Приемный отец уважал выбор дочери, а иной раз даже восхищался. Не каждая женщина так свято чтит память своего ушедшего в лучший мир мужчины. Иногда они общались, сидя за кухонным столом. Мелитина вспоминала свою деревню где-то в сотне километров от Белграда. Отчим говорил, как принимал участие в осаде Сараево, а когда русские уходили из Югославии, прихватил ее мать с собой. Разумеется, оставить на тлеющих углях маленькую девочку в грязных обносках он не мог.

— Ты тогда был роботом, а не человеком! — вспоминает Мелитина.

В первый день учебы в школе Мелитина села за одну парту с болтливым русским мальчишкой, который тут же признался ей в любви. Он говорил очень смешными словами. Кажется, отдельные из них она могла понять, но в целом речь была какая-то враждебная и совсем незнакомая. Мелитина тогда подумала, что такими словами наверняка крайне сложно писать стихи.

Впрочем, ее первая учительница читала какие-то причудливые рифмы, от которых дети в классе смеялись. Мелитина тоже смеялась, но скорее по инерции, потому что смеяться дома в последние дни существования Югославии было бы просто вульгарно.

Каждый раз, когда кто-то смеялся, она вспоминала старый телевизор и большой зал, а еще сидящих на диванах и креслах гостей с чашками крепкого чая. Потом гости все куда-то подевались. Вместо них появились дядьки в военной форме и с миниатюрными игрушечными автоматами, стволы которых часто наводили на детей и делали «бах-трах-бах». Один из них принес к ним домой обожженную голову ее родного отца. С закрытыми глазами.

Когда мама от страха упала в обморок, маленькая девочка смотрела на эту голову, как на конструктор, детали которого искусный мастер идеально заточил. Вдруг, если найти остальные части тела, можно будет вернуть голову обратно, и папа снова заговорит? Не таким грубым языком, как эти дети, и не так громко, как роботы.

Папина голова молчала. Даже когда вокруг было много дыма, а за домом раздавались страшные фразы на родном говоре, Мелитина уставилась на безмолвную голову, рассматривая кровоподтеки и узоры от лопнувших капилляров.

А потом проснулась мама, а вокруг были только дым и внезапно появившиеся роботы в черных чешуйчатых майках. Девочка знала, что каратели придут, но побоялась сказать папе и маме. Теперь уже поздно.

— У вас головы как у хищных рыб… — говорила Мелитина, когда страшный робот взял ее на руки и куда-то побежал, звякая металлическими предметами и разрыхляя горячую землю тяжелыми ботинками с высокой шнуровкой.

«Сопротивление бесполезно! Сдавайтесь в плен! Сопротивление бесполезно!»

Это такие далекие отзвуки знакомых голосов. Кажется, они говорят так же, но приносят головы отцов в фирменных спортивных сумках. Сумки они украли, а головы отобрали, чтобы дочки перешли в их собственность. Но не тут-то было! Подоспели роботы.

Мелитина шагает неуверенно ножками по холодной земле и пытается понять, откуда доносятся голоса своих, ставших злыми, чужими и смертоносными.

Робот снимает маску и кладет игрушку на землю. Он такой грязный, что девочка тянется к нему мокрыми ручками. Ладонями по щекам — и будет, как на утреннике. Чистенько. Радостно. Игрушка только вся оплавилась, но ее можно любить и такой. Отчего же не любить? Робот смеется. Пахнет у него изо рта так, будто питался он сырой дунайской рыбой. Понравится только коту. Не малышке.

Страшные взрывы, из-за которых корни деревьев превращаются в щепки и оседают на колючем лапнике. Не насобираешь шишек! Маленькую Мелитину вновь берет на руки робот и кладет в брезентовую колыбель. Он прямо как мама с младшим братиком. Мама тоже рядом, но теперь шипит вместо слов. А братика оставили вместе с безмолвной головой папы в домике, растворенном в дыму. Малыш был таким спокойным, что хоть тыкай в него грязной палкой — не пошевелится. Спокойнее, чем во сне, хотя и спал он всегда плохо. Болел.

Теперь, в школе, Мелитина слушает русского мальчика, и он говорит точно так же, как отчим, только быстро и не настолько явно.

— Мой папа робот. Его невозможно убить. Только лазерами! — но он ничего не понимает, этот юный джентльмен. Только рисует сердечки на парте, озираясь по сторонам. Не видел он роботов настоящих, у которых вместо лазеров автоматы русского инженера Калашникова. Это он, инженер, сражался вместе с пришлыми механизмами за целостность чужой страны. Он.

Мелитина отбирает карандаш и возле сердечка рисует молнии. Дескать, только так умирают роботы. От перепадов электричества и в полной темноте.

Мальчик совсем ничего не понимает и зачем-то говорит, что его зовут Алексей. Мелитину смешит это имя. Но, едва улыбнувшись, она вспоминает зеленые машины смерти и людей с родными голосами.

Вот идет ее отчим. Через плечо несет игрушку, с которой часто брат гонялся за соседскими козами. Он очень осторожный и невероятно тихий. А там — свои. Они спят. Робот будет их убивать своими металлическими руками. Еще глаза. Они вводят в сонное состояние. Мелитина долго смотрела на них, а уже через несколько минут засыпала и видела папу, который зачем-то становился каменным и холодным.

Каменный папа ходил по лесам, и свои стреляли в него, но все тщетно. Пули, как искры, отскакивали и гасли. Папа сильными руками хватал своих и сталкивал лбами, чтобы те сыпались. Лица у папы больше не было. А все потому, что свои похитили его и спрятали в сумку.

Папа ищет свое лицо.

Маленькая Мелитина злилась, когда мама часто приносила роботам котел с горячей и невкусной кашей. Малышка отказывалась кушать и даже ругалась на своем магическом детском языке. Роботы давали ей подержать оружие, и она ощущала, как становится их частью. Потом она замерзла, и один из них замотал ее во флаг поверженной республики.

Дальше — высокая температура тела и желание согреться как можно быстрее.

— Мы уходим из Югославии навсегда! — на своем он это крикнул маме, но не был своим, потому что не стрелял по папам девочек. Мама пошла с ним и взяла с собой Мелитину.

В новом городе, где было много машин, она тоже ожидала увидеть таких же черных и зеленых человечков без чувств. Но тщетно: это был практически Белград (даже с похожими лицами), но абсолютно тихий.

— Тут не жгут дома и живут люди, — говорила мама Мелитине, подбадривая ее сделать шаг в новую жизнь. Девочка с интересом осматривала шеи тысяч новых людей и представляла, как надо ровненько обезглавливать, чтобы не получилась рваная бумага. Неопрятная рваная бумага, которую хочется комкать.

На шею Алексея она тоже долго смотрела, а потом взяла и провела пальцем. Ему стало щекотно, и он покраснел. Учительница сказала строго несколько слов, и в ту же секунду они стали смотреть в тетрадки. И очень редко — друг на друга. Мелитина влюбилась в его шею.

Еще через 10 лет она впервые уснула с молодым человеком и попросила не сдавливать ее горло, когда он делал ей хорошо. Утром она долго плакала и просила прощения у своего родного папы, который к этому моменту уже был в одной лодке с отчимом.