Русский антидот: история 78 людей, умерших от отравления «Боярышником»

Когда вдова Евгения Мальцева, Людмила, пришла к местному батюшке с просьбой отпеть крещеного мужа, она получила отказ: «Не могу, ваш муж отравился суррогатом, а это то же самое, что суицид». — «Но он не собирался умирать, — спорит Людмила, — вина его есть, конечно, в том, что он пил из бутылки, на которой было написано “не для питья”, но если это и самоубийство, то непреднамеренное — мы же бруснику на зиму собрали, и у нас столько планов было!» Евгений и Людмила мечтали жить в деревне: «Мы там садились летом на лавочку у дома, запрокидывали головы и смотрели на звезды. У нас яркое-яркое небо в Мотах, это что-то». Людмила и Евгений жили скромно, но им было хорошо вместе: «Женя любил красивых женщин. Некоторые женщины бесятся от такого, но не я. Он меня просил одеваться красиво. Говорил: “Надевай, пожалуйста, коротенькое”. Это так странно — у нас мужчины, наоборот, запрещают своим женщинам, тем более в возрасте, надевать коротенькое. И я стала носить сарафанчик цветастый — наверху бретельки и грудь обхватывает, а внизу расклешенный, как у Наташи Ростовой, когда та на первый бал пошла. Мужчины оглядывались, Женя радовался. Теперь этот сарафанчик не забуду никогда. А Женя, наверно, даже сам не понял, как он на том свете оказался».

В середине декабря 2016 года в Иркутске, в микрорайоне Ново-Ленино, 123 человека отравились парфюмерным косметическим средством «Концентрат для ванн "Боярышник"». 78 человек после приступов острой боли, судорог и слепоты умерли; муж Людмилы Мальцевой, Евгений — один из них. Отравление стало резонансным событием: в городе ввели режим ЧС, в Иркутск летал глава Следственного комитета Александр Бастрыкин, президент Владимир Путин ужесточил правила производства и оборота пищевой и парфюмерно-косметической продукции, товаров бытовой химии и средств личной гигиены, в которых доля этилового спирта превышает 25 процентов. Премьер-министр Дмитрий Медведев потребовал запретить продажу «непищевых товаров» со спиртом. По уголовному делу задержаны 22 человека: 9 находятся под стражей, 10 под домашним арестом, остальные под подпиской о невыезде. Среди задержанных — предприниматели, их сотрудники и продавцы, бывший замглавы иркутского управления Роспотребнадзора Михаил Лужнов и заместитель министра имущественных отношений региона Евгения Нефедова.

С января по сентябрь 2016 года Роспотребнадзор зарегистрировал в стране 36 тысяч острых алкогольных отравлений; 9 тысяч человек погибли. В России травятся и обычным, пищевым спиртом, и так называемым «спиртом неуточненным» — денатуратом, одеколоном, стеклоочистителями, суррогатами алкоголя, техническим спиртом, тормозной жидкостью, метанолом и сивушным маслом. История 78 иркутских соседей, посещавших один магазин, просто стала самым известным и заметным случаем.

Сибирский Гарлем

Каждый день на рассвете на рынок на улице Розы Люксембург в иркутском микрорайоне Ново-Ленино, где жили все, кто отравился «боярышником», выносят свиную голову с высунутым языком. Голову ставят под прилавок с морковкой, без ценника — для красоты. На соседнем прилавке на морозе болтаются замерзшие лифчики, в булочную завозят свежий бородинский хлеб по 22 рубля за буханку, а приезжие сербы отправляются из гостиницы «Павлин» чинить воздуховод в здании бывшего завода «Радиан», перестроенного в склад. Ново-Ленино считают районом, где можно купить что угодно. Здесь почти нет супермаркетов, но много рынков и ларьков, которые называют «павильонами». Жители перемещаются между магазинами «Успех», «Удача», «Виноград — праздничные напитки», «Радуга сладости», «Славный универсам», «Курочка рядом», парикмахерскими «Подстригалочка» и «Время красоты». Бегущая строка на магазине цветов сообщает: «Говорящие розы для элитных дам». В магазине наливной парфюмерии в розлив продают Chanel и Gucci, миллилитр за 18 рублей.

По рядам рынка ходит бабушка-эстет, показывает пальцем на рыбу, говорит: «Желтая», — и идет к следующему прилавку. Здесь же выдают займы до 15 тысяч рублей под один процент и обещают помощь людям с любой кредитной историей. По всему району стоят ларьки с белым пломбиром, главным иркутским десертом, и новоленинцы едят его прямо на морозе, не отходя от кассы, а уличные музыканты тут же собирают деньги на озеленение Луны.

Все достопримечательности Иркутска можно обойти за пять часов, и иностранцы, путешествующие по Транссибу, делают здесь остановку на один день, а потом уезжают на Байкал. Местные говорят, что Иркутск — город «отрицательного обаяния»: «ангарский маньяк» Михил Попков, «иркутский монстр» Василий Кулик, падающие самолеты, теперь еще отравление «Боярышником». Еще здесь говорят, что Россия отстает от Европы на десять лет, Иркутск от Москвы — тоже на десять, а Ново-Ленино, который здесь кличут «Гарлемом», еще на столько же отстает от Иркутска. Прожив в городе всю жизнь, можно ни разу не побывать в «Гарлеме»: делать там нечего, особенно с тех пор, как вокруг района построили объездную дорогу.

На самом деле Ново-Ленино — обычный спальный район, где живет почти 150 тысяч человек. Автобус №13 из центра идет сюда 40 минут, водитель все время забывает закрыть заднюю дверь, но это никого не смущает. Вечером автобус забит, женщины в шубах в одной руке держат пакеты с продуктами, в другой — сумки с надписью Prada. Люди толкаются и бьют друг друга багажом по голове, но не раздражаются и никогда не извиняются. По словам краеведов, Ново-Ленино — «ненастоящий» Иркутск. В XIX веке здесь построили железнодорожную станцию, которая сейчас называется «Иркутск сортировочная», выросший вокруг поселок ничем особенным не прославился, а после смерти Владимира Ленина был переименован в Ленино. В 1930-х годах поселок вошел в состав города, застраивался после войны, большая часть жителей работала на железной дороге и заводе «Радиан», производящем микроэлектронику. В 90-е «Радиан» закрыли, местные остались без работы, и район погрузился в безнадегу. В 2000-х жизнь начала понемногу налаживаться: после сноса ветхого жилья сюда из центра переселяют молодые семьи и специалистов, студенты снимают здесь самое дешевое в городе жилье, сюда же привозили жить людей, оставшихся без крова после аварии на Саяно-Шушенской ГЭС. Главное место работы в сегодняшнем Ново-Ленино — РЖД; местные рэперы пишут про родные края песни: «Ново-Ленино — не центр, но в центре событий / Ново-Ленино — новостройки вырастут со временем».

Зимой темнеет рано и в Ново-Ленино открывается чистое и звездное небо. Голову свиньи уносят, сербы возвращаются с завода с немецким разливным пивом. Рабочий вместе с администратором «Павлина» сядет смотреть по телевизору фигурное катание, на рынке кто-то запустит салют, и продавщица сыра отвлечется и посмотрит на небо. Позже случится небольшая драка: лежачего человека будут бить в живот, но недолго и несильно.

Ночью администратор гостиницы на всякий случай закрывает всех постояльцев на ключ: «Все-таки район криминальный».

К магазину, где из-под полы продают пиво, подъезжает машина, из динамиков громко играет песня: «На небо смотрю, вижу тысячу звезд / Они, как менты, постоянно в дозоре / И некуда деться от горькой тоски».

«Вспышка боярышника», как здесь называют гибель 78 человек, не первое массовое отравление в истории района: в 2010 году 360 жителей Ново-Ленино, в основном дети, отравились святой водой. Согласно расследованию МЧС, крещенскую воду набирали в местных болотах при храмах, где бьют два ключа-источника. У прихожан была рвота, головная боль и повышенная температура, диагноз — острый гастроэнтерит ротовирусной этиологии.

Лосьон для ванн «Боярышник» появился в этих краях пару лет назад. Раньше он продавался здесь под названиями «Троя», «Трояр» и «Нереблик». К аптечной настойке боярышника эта жидкость не имеет никакого отношения: она продавалась на рынках по 60 рублей за 250-миллилитровый флакон, и от боярышника в ней только отдушка, все остальное — этиловый спирт. Это был честный напиток, все знали, на что идут, и никто, конечно же, не принимал с ним ванну. Название «лосьон для ванн» и слова «не для питья» на этикетке — хитрый способ сэкономить: продавая алкоголь как косметику, производитель освобождал себя от пошлин, акциз и лишних трат. Только бизнес, ничего личного. Самая дешевая водка стоит 190 рублей, для района, где средняя зарплата держится на уровне в 12 тысяч рублей, это неподъемно. Как именно в партии лосьона вместо этилового спирта оказался метиловый, еще неизвестно. Самая ходовая версия: кто-то спутал канистры метилового и этилового спирта — может быть, спросонья, может быть, с похмелья. Метанол используется в промышленности, и из-за высокой токсичности его почти два десятилетия назад запретили использовать даже в средстве для чистки стекол. Однако метиловый спирт в несколько раз дешевле этилового, и на глаз различить их невозможно — и запах, и цвет идентичны. Пока известно только, что всю ядовитую партию новоленинцы покупали в магазине «Продукты» на рынке «Прогресс+». Владелец магазина Мехман Акперов задержан. 

[blockquote]«Произошедшее было неизбежно — цепочка случайностей, ошибка среди общего хаоса»[/blockquote]

Сегодня в Ново-Ленино не найти «Боярышника», не найти людей, которые обычно сидели на лавочке с бутылкой, не увидеть предупреждающих об опасности плакатов, которые по району развесили после отравлений. Местные смеются: все, кто пил «Боярышник», уже умерли.

«Гормон радости нужен каждому, и не стоит осуждать человека за его способ получать свой дофамин», — говорит житель Иркутска, астроном в третьем поколении Сергей Язев. Удовольствия бывают разные, продолжает он, есть сложные, вроде любви к небу, а есть простые, вроде шоколада или «Боярышника»: «Как это ни парадоксально, в каком-то смысле “Боярышник” и звезды — это схожие вещи, и то, и другое дает дофамин. Конечно, уровни разные: ощущения красоты, грандиозности и гармонии — это все-таки более высокие вещи, чем “Боярышник” и почесывание спины, но без этого базового уровня тоже нельзя. Мы же не стоики. Просто каждому доступны разные удовольствия».

Когда токсикологу Алексею Третьякову позвонили из иркутской медсанчасти авиазавода и попросили приехать, потому что происходит «что-то не то», он был с семьей на даче. В больнице Третьяков осмотрел нескольких больных, изучил анализы и сразу же понял, что «дело швах»: «Кровь у всех была запредельно кислая, значит, не обошлось без суррогата алкоголя». Вскоре позвонили из 8-й больницы: к ним в этот же день, 18 декабря 2016-го, поступили шесть человек с аналогичными симптомами. Смертельная доза метанола — 30 миллилитров, в бутылках было по 250 миллилитров, а из-за того, что от метанола пьянеешь медленнее, новоленинцы пили больше обычного. Приходило опьянение, через несколько часов метанол доходил до печени, где образовывалась токсичная муравьиная кислота, поражавшая центральную нервную систему. От этого — сильнейшая боль в животе, как при панкреатите, потом — пена изо рта, нехватка воздуха, слепота и, чаще всего, смерть. По дороге в больницу отравленным делали искусственную вентиляцию легких и поили спиртом — этиловый спирт выступает антидотом для метилового. Слово «антидот» в те дни выучили все жители района Ново-Ленино: кто был в сознании, тот пил этиловый спирт, кто в коме — тому его вводили внутривенно.

Третьяков вернулся на дачу, забрал семью, отвез ее домой, объяснив жене, что в городе массовое отравление, и уехал на работу, откуда не выбирался следующие несколько суток.

Поток больных не останавливался пять дней подряд. Два-три раза в день местный Минздрав выдавал свежие сводки. 19 декабря, когда умерли 33 человека, власти объявили режим ЧС. 21 декабря число погибших достигло 60 человек и жители Ново-Ленино начали обсуждать, когда президент Владимир Путин объявит траур, а в местных социальных сетях заспорили, нужно ли это. После объявления о 70 погибших по району пошло обсуждение: дойдет ли до ста человек? И вдруг власти замалчивают реальные масштабы катастрофы?

Одно из последствий отравлений метанолом, если не помочь вовремя, — слепота, объясняет токсиколог: «Но мы очень хорошо сработали — только один человек ослеп, всем остальным выжившим полностью сохранили зрение».

Приходившие в себя в палатах знакомились друг с другом, узнавали, кто еще жив, а кто уже умер. Многие, выписываясь, говорили, что больше никогда не будут пить. «Никто не плакал», — вспоминает Алексей Третьяков.

Размышляя о произошедшем, Третьяков пытался описать социальный слой, к которому относятся отравившиеся. Необеспеченные люди, чаще всего без высшего образования, не средний класс, то есть не могут позволить себе туристические поездки для отдыха. По картам медстрахования врач понял, что почти никто из них не работал. Смерть близких, по словам токсиколога, люди в основном встречали без особых эмоций: «Родственники знали, что те сгорят от водки, что все закончится плачевно. Да, это горе, но родственники уже были психологически истощены». Третьяков уверен, что произошедшее было неизбежно — ослабленный государственный и общественный контроль, цепочка случайностей, ошибка среди общего хаоса: «Как большой взрыв, который привел к зарождению жизни».

Кто все эти люди

С 18 по 25 декабря участковый Олег Нефедьев вместе с коллегами обошел весь район. По подсчетам местного МВД, 500 полицейских принесли весть о пришествии «боярышника-убийцы» в 5000 квартир, 1500 заброшенных зданий, 800 коллекторов, на 2000 чердаков и подвалов. «Предупредительная волна» коснулась людей в «группе риска»: им говорили, чтобы не пили «Боярышник» из бутылок с желтой крышкой. Полицейские изымали жидкость из продажи и расклеивали объявления в подъездах и автобусах.

Участковый говорит, что в ту неделю многие умирали парами. Так было с Верой Поповой и ее сожителем. Когда она умерла, участковый пришел к ней домой, чтобы осмотреть место происшествия. Там сидел ее сожитель, который уже осознал смерть подруги: «Он был подготовленный, выпивший». Полицейский увидел, что на донышке бутылки из-под «Боярышника» еще что-то оставалось, и велел сожителю это не пить. Тот ответил: «Я допью — и спать». Утром он умер.

Во время рейда случались и конфузы. Когда Олег заглянул к обитателю коллектора с предупредительным визитом, тот посмотрел на участкового с удивлением: «”Боярышник”? Я пью водку за 500 рублей на день рождения и на Новый год». Так Олег узнал, что пьющие жители коллекторов — стереотип. Наоборот, они живут в режиме выживания: ходят в деревню на заработки — коров выгулять, дрова поколоть, а заработанные деньги отправляют детям и копят на хорошую водку. «В упадок приходит другая группа — у которых есть дом и небольшая пенсия, и живут они по принципу “батарея греет — и все”. Знают, что на доширак хватит. Дамы в таких домах не делают прически, маникюр и не гладят одежду», — говорит участковый.

Через месяц после отравления мы вместе с Олегом Нефедьевым идем по квартирам умерших. В первой дверь нам открывает Андрей, брат погибшей Марии Колесниковой. Андрею 48 лет, на нем трикотажные штаны и водолазка. Вид у него интеллигентный: в Москве, повязав шарф на шею, он легко мог бы сойти за непризнанного поэта. Квартира у него белая и опрятная.

Андрей жил вместе с сестрой. Он говорит, что она была «пробивной — резала салаты в гипермаркете». В день, когда она умерла, они пили «Боярышник» вместе: «Я сначала пил в гостях, потом приехал на такси домой, и меня заусило (так в Иркутске говорят, когда надо еще выпить. — Прим. автора.). Мы сходили за “Боярышником”. Я почувствовал странный привкус, но значения не придавал». Что было дальше, Андрей плохо помнит. Сестру забрала скорая, а он остался дома. В какой-то момент по телевизору пошли белые силуэты и он на четвереньках ходил по дому: «Меня спасло только то, что соседка зашла меня проведать».

Андрей лежал в палате с семью другими отравившимися, из них выжили только двое. От отравления у Андрея ухудшилось зрение, появилась одышка и онемела левая нога, и он рассматривает этот случай как возможность начать жизнь заново: «Больше я пить не буду. Уже на Новый год мы сидели вдвоем с котом Васей, и я только ел медовое пирожное и тортики».

Золотые годы в жизни Андрея были 30 лет назад, когда он устроился водителем и начал зарабатывать первые деньги. Для этого ему, правда, пришлось бросить учебу на ветеринара: «Мне нравилось учиться. Нас учили у коровы роды принимать, смотреть, правильно ли плод лежит. Перчатку на руку натягиваешь, смазываешь вазелином и смотришь. Правильно — это если плод вперед копытами, но если головой вперед — тоже неплохо». Андрей говорит, что немного завидует своему однокурснику, который доучился: у того потом собственные «жигули» появились, а через пять лет «Волга».

Сильнее обычного Андрей начал пить в прошлом ноябре, когда у него случился «тупик» и он уехал от подруги: «Семейные прибамбасы. Она хотела, чтобы я и денег приносил, и с детьми ее сидел. В ноябре я уже нашел хорошую работу, комбинезон подготовил, а она говорит: а кто Снежану в сад поведет? Я психанул и уехал». Андрей переехал к сестре и начал пить, потому что летом можно на рыбалку ходить, а зимой кроме работы делать нечего: «Пять дней на автобусе работаешь, потом в пятницу помоешь его, приготовишь к понедельнику. В субботу выспался, в порядок себя привел — а дальше что делать? Шумные компании не люблю. Кино не люблю. С детьми не общаюсь — у них все замкнуто. Звезды я не понимаю. Прогуляюсь иногда до конечки, а дальше-то что делать в выходной?»

Через дорогу от Андрея в трехкомнатной квартире с обоями в цветочек жил Евгений Комзолов, тоже водитель, но на пенсии. Сегодня в его доме пахнет вкусным обедом. Дверь открывает пасынок Евгения — мужчина лет сорока. Он живет здесь с женой и детьми, работает инструктором в автошколе. Рассказывает, что у Евгения была своя комната, в которой тот все время пил «Боярышник», а по праздникам — водку. Евгений никому не говорил о размере своей пенсии, квартплату не платил, но, когда ходил в магазин за «Боярышником», всегда приносил детям фрукты. Евгений сильно болел, но, когда ему советовали не пить, говорил: «Не ваше дело». Год назад умерла жена Евгения, и он стал пить больше: «Бабушка была сдерживающим фактором, не давала пить, ворчала». Овдовевший Евгений почти не выходил из своей комнаты. Один раз привел домой друга на инвалидной коляске, но его попросили этого больше не делать, чтобы не пугать детей.

[blockquote]Все отравившиеся жили в одном квартале[/blockquote] 

В пяти минутах ходьбы от дома Евгения живет мама погибшего 31-летнего Рената Мухамадеева, Зоя Ахметовна. У Рената была олигофрения — диагноз ему поставили в первом классе. Он начал пить пять лет назад, когда вышел из тюрьмы. В тюрьму он попал после кражи телефона у собственного дяди. «Когда он вышел, у него голова плохо стала сидеть на плечах, и он начал пить», — говорит его мама. Почти все время Ренат проводил у себя в комнате и смотрел по телевизору концерты. Иногда ходил на рынок — искал подработку. Зоя Ахметовна тоже ходила на рынок, потому что работает там дворником, и просила отказывать Ренату, чтобы у него не было свободных денег на руках. С рынка Ренат возвращался пьяным. «У него была квартира и еда, я не знаю, чего ему не хватало. Я его просила: “Не пей”, но он не слушал». Ренату нравилась Лена: «У нас в подъезде живет, красотка, стройная. Он с ней знаком не был, но все про нее спрашивал. Он сидел у окна и смотрел, как она гуляет с ребенком».

В свой последний день Ренат помогал маме долбить лед на рынке. Потом он пошел провожать ее до дома, на полдороге притормозил и попросил денег. Мама сказала, что денег нет, Ренат развернулся и отправился в другую сторону. Вернулся через несколько часов уже пьяным. Попросил у мамы выпить. «У него была эпилепсия, и я держала дома водку, которая помогала ему от приступов. Но в тот день у меня ничего не было. Если бы я тогда дала ему водки, антидота, он мог бы выжить. Но я не знала». Ренат ушел, вернулся через несколько часов и лег спать. Сутки он пролежал тихо, а потом захрапел. «Он никогда не храпел, и когда я это услышала, я сказала: “Покажи язык”. Язык был нормальный». Но потом у Рената стало пропадать зрение, и Зоя Ахметовна вызвала скорую. Когда пришли врачи, он уже ничего не видел. Через сутки Ренат умер в больнице.

Все отравившиеся жили в одном квартале, и идти до квартиры следующего умершего, Александра Петрова, совсем недалеко. На стене дома граффити — «Все будет хорошо». В квартире Петрова никто не открывает, стучимся к соседке. Людмиле на вид 60 лет, крашеные волосы блестят, передник глаженый. Она экономист на пенсии. Александра она знала пару лет — с тех пор как он стал сожительствовать с соседкой Галиной. У Галины недавно, в этой же квартире, умерла мама — пила. Первый муж Галины умер девять лет назад, тоже в этой квартире — пил.

Александру был 41 год, он был инвалидом — повредил руку петардой. Рос в детдоме, паспорта не было, и инвалидность тоже не была оформлена. Людмиле он нравился: «Ходил все время, говорил: “Тетя Люда, давайте вам помогу по дому”. Бесплатно хотел помогать. Такой человек чудесный. Кулибин. Самородок. Слышу разговоры на улице — так им и надо, тем, кто отравился “Боярышником”. Может, кому-то и да, но за Сашу сердце ноет. Было бы у него образование, он бы далеко пошел. Умница из умниц. Один раз он шел выпивший, а за ним друг шел, и он другу сказал: "Отстань", — а друг продолжал за ним идти. И тогда я Сашу схватила за куртку и говорю: “Пойдем со мной!” Я еще шутила: "Подумают твои друзья, что к тебе старуха прилипла”. Так я за него боролась. У него глаза был коровьи, красивый мужик был».

Людмила знала всех Сашиных друзей: «Когда Галя была дома, он никого не звал, а когда уходила на смену, всех звал. Я в глазок все видела. Когда Саша умер, я в тот же день увидела, что ему кто-то записку оставил. Прочитала: “Сашка, не пей настойку “боярышника”, наших уже двое подохли”».

В свой последний день Александр пришел домой, сказал Галине: «Мне нехорошо», — и пошел в ванную. Когда вышел, у него изо рта пошла пена. Скорая приехала быстро, но помочь уже не смогла. Людмила вспоминает, как открывает дверь — а там Галина: «Я ее так обняла! И дала ей тысячу рублей. Но сказала: “Почему ты не имеешь на черный день денег? Катафалка приедет, а тебе нечем расплатиться”. Соседи ей тоже дали денег. Когда Саша умер, я неделю ревела. Брат мне говорит: “Чужой человек, а ты так плачешь”».

Галина сказала Людмиле, что Александр умер от инсульта, но Людмила говорит, что ее так не провести: «Я ей сказала: “Галя, это отравление”. Стыдно ей было». Галина после смерти решила съехать с этой квартиры. Сказала Людмиле: «Тут такая аура, я не могу тут больше жить». Людмила сказала: «Я тебя понимаю». А потом добавила: «Все-таки бог есть. Если бы Саша меньше выпил, может быть, выжил бы, но ослеп. Тебе бы пришлось такую обузу на себя взять. А ты молодая, найдешь еще мужа».

[blockquote]«Они говорят, что пошли в гости с "Боярышником" так, будто это торт»[/blockquote] 

В последней квартире, которую мы навещаем с участковым, жила 45-летняя Светлана Демина. Здесь горит всего одна лампочка. Лица сына Светланы, Евгения, почти не разобрать. В соседней комнате кто-то храпит, на кухне орет собака. В кресле сидит подвыпившая женщина, дальняя родственница Евгения. На стенах ковры и грамота «Лучший водитель» — Евгений работает шофером у местного депутата, стоит на учете в полиции за хулиганство и героин. «Боярышник» они пили всей семьей — брали его с собой в гости. Только Светлана на следующее утро вместо запланированного похода к стоматологу умерла, а Евгений с родственницей выжили. Официально Евгений потерял маму еще в детстве — ее лишили родительских прав за пьянство, но они продолжали жить вместе. Иногда Светлана уходила в общежитие к своей второй семье — там тоже был ребенок, и ее тоже лишили родительских прав на него. Веселых детских воспоминаний у Евгения не много: «В школе была пара хороших моментов. Мне нравилась алгебра и геометрия. А так... Маму таскал через плечо пьяной — вот вам и момент из детства». Воспитанием Евгения занималась бабушка: когда он отказывался убирать свою комнату, она вызывала полицию. Идея получить математическое образование Евгения не посещала: «Семейные обстоятельства не те и круг общения не тот». Пару раз Евгений получал условный срок, один из них — за драку: он пришел в гости, там ему воткнули в ногу нож, а он всех побил. Евгений говорит, что его лучшее качество — это умение дружить, но практиковать его не на ком — все его друзья уже умерли.

Евгений в разводе, жена с сыном уехали в деревню. Его большая цель — «создать ячейку общества», вернуть сына и дать ему то, чего не получил сам: «Кем я хочу, чтобы он вырос? Не знаю, мир станет уже другим тогда. Но я бы хотел, чтобы он стал юристом и сидел в кабинете, где тепло, а не на морозе гайки крутил, как я». Сам он выбираться из Иркутска не собирается: «Куда бы я поехал, если бы мог выбрать любое место на земле? Никуда. Это надо изучать законы страны, чтобы куда-то ехать, чтобы в тюрьму не попасть в незнакомой стране и не остаться там навсегда. Не хочу».

Когда мы вышли от Евгений, участковый сказал, что слова о будущем и ребенке — «мечты, утопия». И добавил: «Они говорят, что пошли в гости с “Боярышником” так, будто это торт».

Курить и смотреть на звезды

Вдова Евгения Мальцева, Людмила, говорила о своем покойном муже полтора часа. Ей было важно, чтобы он остался в истории человеком, а не безымянным алкоголиком:

«Когда батюшка отказался отпевать Женю, это было последней каплей. Женя не был суицидником, не был алкоголиком. Я даже полетела на передачу “Пусть говорят”, чтобы рассказать правду о муже. Было страшно, что не поймут — так и получилось. Я вернулась из Москвы еще более убитой.

Мы с Женей познакомились в гостях пять лет назад. Он был разведен, я была вдовой. Женя приехал в гости с родителями — мама и папа немножко выпивали, а он нет, потому что был за рулем. Он был аккуратный водитель: за 27 лет ни одной аварии. Женя был одет как на свадьбу — выглаженная рубашка, пиджак и брюки со стрелочкой. Я потом поняла, что он всегда так одевается. Ни одного пятнышка не позволял себе. Женя заговорил со мной через стол. У него были голубые глазки. На лорда был похож.

Мы довольно быстро стали жить вместе, но замуж я не спешила. Женя много раз делал предложение, даже на колени вставал. Но я думала: “Мы же взрослые, зачем нам эти свадьбы?” И было такое, что когда мы только познакомились, он еще не отошел от развода и иногда пил “Боярышник”. Он познал его, когда с женой расставался. Но однажды мы сидели у Жениного папы в гостях и зашла соседка, говорит про нас: “А это кто?” Женин папа ответил: “Не знаю даже, как их назвать, сожители, наверное”. Мне так не понравилось это слово — сожители. Я сказала Жене, что не могу так, и мы подали заявление. Я взяла его фамилию. Он не настаивал, но я знала, что ему это понравится. Женя пообещал, что навсегда бросит “Боярышник”. Видите, не до конца. В какой-то момент его все равно потянуло.

[blockquote]«Мы вместе смотрели на реку, молчали и знали, что нам это нравится — молчать»[/blockquote]

Женя 20 лет проработал в милиции водителем, но когда мы познакомились, он уже был на пенсии. На работе его любили и отдельно поощряли за то, что он лишнего слова нигде не ляпнет. Начальству нравилось, что он не будет пересказывать, что в машине услышит, выделяли его. Он гордился этим. Он любил вспоминать, как денежно было, как на широкую ногу жил, запросто мог — раз! — и ремонт чуть ли не в половине квартиры сделать. Он так и остался молчуном, слова, бывало, из него не выколотишь. Очень скромный, очень! Только у него одна манера была нехорошая — матюгаться. Он использовал ругательства для связки слов, особенно если немножко выпьет. Я его ругала, говорила, что это некрасиво, что не надо так.

Незадолго до смерти он устроился на работу в дезинфекционную службу. Он, правда, боялся мышей, а там были и мыши, и даже крысы, но он все равно ходил на работу. Мы очень хотели достроить наш дом в деревне, и нам нужны были деньги. Я работаю на автозаправке и получаю 13 600 — работаю там 12 лет, зарплату только один раз повысили, на 800 рублей. А Жене на новой работе сказали, что весной начнется горячий сезон — все травят комаров, клещей и тараканов — и он сможет зарабатывать до 50 тысяч. Женя собак тоже боялся. И коров. Такие у него страхи были. Если что-то упадет, мог вздрогнуть. Мама с папой пытались его лечить в детстве от испуга, но какой-то испуг все равно остался.

Женя хотел отремонтировать наш дом в Мотах и переехать туда из Иркутска. Моты — это такая деревня на реке Иркут, немножко не доезжая до Байкала. Хотели, чтобы дети жили в квартире, а мы в деревне. Потому что в городе мы жили впятером в однокомнатной квартире: мы с Женей, внук, и дочка с зятем. А квартира у нас всего 30 метров. И мы умудрялись на кухне жить — ребятишкам отдали побольше комнатку. Женя не жаловался и все делал — гладил, стирал, — лучше женщины любой был. Но он уставал складывать и раскладывать каждый день диван. Он мечтал об ортопедическом матрасе. Нам было о чем мечтать.

Мы все лето проводили в деревне. Женя любил на завалинке сесть нога на ногу, курить и смотреть на звезды. Или, бывало, вечереет, и мы к реке идем. Там так красиво, вы не представляете. Его самое любимое — это смотреть на реку. До бесконечности сидел бы и смотрел на нее — как будто все проблемы уплывают куда-то. Я с ним тоже полюбила на реке сидеть. Мы вместе смотрели, молчали и знали, что нам это нравится — молчать. Оказывается, не обязательно говорить, молчать очень приятно — это он меня научил. Ездили в деревню до глубокой осени в том году — два ведра брусники насобирали на зиму.

Женя умер в ночь на 18 декабря. Накануне они с зятем выпивали хорошее пиво — немецкое разливное, у нас на рынке продают. Сидели культурно, с закуской — рыбка, чипсы. В 11 уже спать легли. 17 декабря мне с утра надо было на работу. А мы на кухне хотели обои поклеить. Женя пообещал, что поклеит, а я поехала на работу. Что случилось, когда я ушла, непонятно. Оставалось немного пива недопитого, видимо, он выпил, и еще захотелось. У Жени своих денег не было — весь бюджет был у меня. Когда ему что-то нужно было, я выдавала деньги. В тот день он у меня ничего не попросил. Но у меня в кармане куртки было 50 рублей.

В то утро мы говорили с ним по телефону несколько раз. Мы вообще часто друг другу звонили, могли раз двадцать за день поговорить. Потом был обед, и уже после часа он говорит: “Я пойду прогуляться”. Звоню ему еще через час, и его голос мне не нравится. Сразу было понятно, что он что-то выпил, и это не пиво и не вино. У него давно такого голоса не было — я много пить не позволяла. Когда он хотел пивка, я ему баночку оставляла, а больше он ничего не просил. Я спросила его по телефону: “Ты пил?” Он отперся: “Ты выдумываешь, придумываешь, все нормально”. Начал уже как бы психовать. Ну а потом отвечать перестал на телефон.

Я испугалась. Позвонила дочери, попросила проверить его. Она как раз к дому подходила. Когда она пришла, Женя уже сидел в кресле очень пьяный. Она на него прикрикнула: “Иди спать ложись, ты что напился, мама ругаться будет, оставить тебя, получается, нельзя одного или что?” Он ворчал-ворчал, ушел, лег в другой комнате и уснул. И всю ночь проспал. Наутро он стал зевать и упал с дивана. Я приехала с работы и заметила, что у него красные глаза. Он улыбнулся, но ничего не говорил. Сходил только в туалет и обратно на диван лег. А потом у него пена пошла изо рта. Мы вызвали скорую.

[blockquote]«Объект для всенародной скорби неподходящий. Не вышли они лицом, не вышли биографией»[/blockquote]

Все произошло резко. Мы уже не могли привести его в чувство, даже глотка воды не могли залить. Он ушел в себя, как будто кома. Он не слышит тебя, не видит тебя. Скорая быстро приехала. Врач сказал, что уже шесть человек умерли от алкогольного отравления. Сказали, поищите в ведре, что он пил. Нашли эту бутылочку “Боярышника”. В лифт его занесли на одеяле, у него начались конвульсии, очень страшно было.

Мы ехали в больницу с сиреной. Женя дышал через раз. Ему делали искусственное дыхание. Если бы его не поддерживали, он, скорее всего, умер бы по дороге в больницу. Девушка в скорой мне сказала: “Я вам сразу говорю, что симптоматика вся у него плохая, можете не надеяться на хорошее”. Она сказала это не грубо, но это было жестоко и страшно. Я держалась за Женю. Он был горячий. Мне не верилось, что он все-таки уйдет из жизни. Я вошла в ступор и не помню, как вышла из скорой.

Я сидела в больнице четыре часа. Туда везли и везли таких же, как мой Женя. Потом мне дали номер телефона и сказали идти домой. Вечером я позвонила в больницу и узнала, что есть положительная динамика. Но я уже поняла, что нереально ему выжить. С утра я позвонила снова, и мне сказали, что Женя умер накануне, в полдесятого вечера.

Наверное, когда Женя шел за “Боярышником”, он думал, что проспится, я приду утром с работы и ничего не замечу. Вот это глупо: выпить и не проснуться больше».

Кто виноват?

Президент Владимир Путин назвал массовое отравление «Боярышником» «ужасной трагедией». Премьер-министр Дмитрий Медведев заявил, что «больше с этим мириться невозможно», и потребовал «Боярышник» изъять, а виновных наказать. Проблема в том, что не очень понятно, кто именно и в чем виноват. Виноваты ли пьющие, что пьют из бутылки с надписью «не для питья»? Виноваты ли продавцы, что продают небезопасные напитки? Виноваты ли производители «честного» напитка? Или тот конкретный человек, который залил в бутылочки метанол вместе этанола? Виноваты ли власти, которые допускают, чтобы народ погружался в уныние и пил? Виновата ли Сибирь, в которой зимой так холодно, что не пить нельзя?

Рынок «Прогресс+» целиком снесли, и хозяйка магазина «Сказка» Татьяна жалуется: «Когда началась эта смертность, нас стали сносить. Мы в январе провели митинг. Я стояла с плакатом “Путин, помоги малому бизнесу!”. Я восемь лет на этом рынке работала. Все знали, что в “Продуктах” “Боярышник” — и пьюшки, и милиция тоже. Нас теперь сносят. Приезжал бульдозер, ехал прямо на беременную киргизку. Я кричала: “У нас что, фашизм наступил?” Киргизка бегом выносила товар из павильона и плакала. Администрация говорила: “С другими будет так же!” Мы писали Путину, но наш мэр идет по головам всех, даже Путина. Со всеми этими переездами торговля не идет, а я взяла дочке в кредит телефон за 50 тысяч, и надо выплачивать. Мы только-только здесь отделали туалет. Теплый, красивый, деревом обшили. Нам сказали: “Можете торговать вон там, через 200 метров”. И поставили там биотуалет. Но мы не хотим ходить в биотуалет зимой. И еще там теплотрасса, и начальник теплотрассы сказал, что у него трубы гнилые. Там крысы бегают — они будут есть наши продукты». 

Астроном Сергей Язев уверен, что единственный вывод, который можно сделать из этой истории, — 78 людям просто жутко не повезло: «Недавно несколько мощнейших отечественных ракет класса “Протон” были отозваны по распоряжению вице-премьера Рогозина. Почему? Потому что, оказывается, была нарушена технология и в двигателях ракет использовался не тот материал. К счастью, это обнаружилось до катастроф. История с “Протоном” и с “Боярышником” — это одна и та же история — русская».

Горожане «вспышку боярышника» стараются забыть — к концу декабря местная интеллигенция уже обсуждала червивые конфеты, которые сироты получили на Новый год от губернатора, местные выпивающие открещиваются: «Мы не водимся с теми, кто пьет “Боярышник”, мы меньше чем за 300 рублей водку не берем», администрация отказывается комментировать произошедшее. Местные журналисты обходят пострадавших стороной: «Зачем писать о тех, про кого и так все понятно». На торжественном новогоднем приеме у мэра, который пришлось перенести на январь (приглашенные переживали, что отменился концерт Игоря Бутмана, но тот все-таки доехал в январе), об отравлении вспомнили только вскользь, когда обсуждали проблемы минувшего года и через запятую перечислили «этот боярышник».

В декабре в Иркутске обсуждали, будет ли объявлен всероссийский траур по погибшим, но местный краевед Владимир Демчиков не удивлен, что никакого траура не объявили: «Получается же, что государство тогда это против себя самого сделает — вопросов неприятных много, это целая цепочка производства, и государство само плохо сработало. Некоторые у нас говорят: и правильно, что подохли, социальная санитария. Умерли не налогоплательщики, а люди низшего звания, ни одного заслуженного человека не умерло. И по кому объявлять траур? Объект для всенародной скорби неподходящий. Не вышли они лицом, не вышли биографией».

Благодарим Алену Чичигину из иркутской редакции «Комсомольской Правды» за помощь с контактами Людмилы Мальцевой.