Евгений Бабушкин: Новые приключения носа, или Как исправить жизнь под общим наркозом

Страдания носа в России

Представьте, что вам нечем дышать. Всю жизнь.

Духота детского сада. Спертый воздух средней школы. Затхлость институтских коридоров. Душные люди в офисе.

Я думал, это всё психосоматика. Что вот так вот телесно я переживаю страдания своей бедной родины, которая то и дело задыхается под тем или иным гнетом.

Но легкое дыхание не вернулось ни в вольных городах Европы, ни даже в Вашингтоне, где свободу производят на экспорт. Нос был забит годами, я чихал даже на Мертвом море в плюс сорок, а в редкие минуты без насморка дышалось все так же тяжко.

Я понял: политика политикой, но и со мной что-то явно не так. И сделал, что давно был должен: пошел к врачу на осмотр носа.

Нос в гостях у хирурга

У всех хирургов большие руки, а у доктора Юрия Русецкого они были еще и невероятно длинные. Я представил, как он погружает их мой в нос: левую — в левую ноздрю, правую — в правую.

Пожаловался. Стандартный набор: вечный насморк, плохой сон, головные боли. Осмотр был быстр.

— Да, — сказал врач уважительно. — Гребень у вас ого-го.

Это меня успокоило. Не какой-то жалкий гребешок, а мощный гребень.

Так называют нарост в носу:  из-за него-то моя правая ноздря почти не дышала. Зря я винил петербургский климат и полицейское государство: виноват был кусочек кости. А с ним разговор простой: резать.

С  хирургами у меня  сложно. Последний зуб мудрости мне рвали два часа. А тут — операция под общим наркозом. Но я представил, что снова буду дышать… да что там снова — впервые. И согласился.

Нос, вид изнутри

Нос у меня заметный. Жена любит его больше, чем меня.

— А форму они не испортят?

— Это септо-, а не ринопластика. Снаружи вообще ничего не изменится.

— А врач хороший?

— У него двести статей. Он даже книгу написал про нос.

— Гоголь фамилия?

— Нет, Русецкий.

— А форму этот Гоголь не испортит?

Врачи «Семейной» начали осмотры. Оказалось, рост у меня нормальный, вес нормальный, давление нормальное, что бутылка вина в неделю — это многовато, но нормально. И даже странно, что у такого нормального человека такой ненормальный нос.

В общем, перед операцией я прошел множество прозаичных процедур и одну поэтичную: томографию носовых пазух. Томограмма была прекрасна, я даже ее сфотографировал. Не знал бы, что это носовые пазухи, решил бы, что авангардист постарался. Удивительно красивы люди. Даже те, что с огромным гребнем в носу.

Нос под ножом

Позавтракал я стаканом воды: в день операции есть нельзя. Оказалось, нельзя и воду. Лишние полтора часа ожидания я потратил с пользой — перечитывал список осложнений: «абсцесс носовой перегородки», «гнойная форма синусита»,  «обесцвечивание и дисвитализация верхних резцов». Резцы меня добили.

Многие боятся операции под общим наркозом. Ну а я из тех эталонных невротиков, что готовятся к смерти, даже переходя дорогу на зеленый свет.   

— Не волнуйтесь, — сказала сестра, — сейчас немного закружится голова…

Я лежал на каталке и мысленно сожалел, что опять забыл составить завещание. Так…  Авторские права — жене… квартиру — маме… гитару — другу… кошку — соседке…

— Просыпайтесь, — сказала сестра,

Общий наркоз — это совсем неинтересно. Я почувствовал себя немного обманутым. Но голова продолжала приятно кружиться, палата клиники «Семейная» была в два раза больше моей квартиры, да и котлету с компотом принесли вкусные.

Нос после операции

Представьте, что вы побежали, споткнулись и ободрали коленку. Только эта коленка — где-то глубоко в мозгу.

Вот такие ощущения после септопластики носа. Неприятно, но переносимо. Еще нельзя сморкаться, чтобы не было кровотечения. А главное — избегать инфекции.  Надев медицинскую маску, я обнаружил, что в метро от меня шарахаются люди — хотя это они, а вовсе не я, были носителями чрезвычайно опасных бацилл.

Так прошла неделя, коленка в мозгу саднила все меньше, и я пришел на осмотр. Руки у доктора были все такие же длинные, а глаза — красные: трудная операция.

— Пациент был высокого риска: с пороком сердца, да еще и с протезированным клапаном. Пьет препараты для разжижения крови. Его все клиники боялись брать. Ко мне тоже не первый раз приходил, я тоже боялся. Но у него перегородка была так искривлена, то он вообще не дышал. Ну вот, взял. Все прошло успешно. Хотя одна такая операция чувствуется как четыре.

Я посмотрел на доктора с уважением. Хотя по-настоящему меня волновало только одно: когда уже снова можно начать бегать и вообще — жить.

— А вы куда в отпуск? В Рим? Я тоже бегаю в отпусках. И в Риме был. Бегу я вдоль Тибра, поворачиваю к Ватикану, а там — площадь, собор Святого Петра! Кругом охрана. Все бегу и все жду, когда меня остановят. Так и не остановили.

Я представил все это в деталях: Тибр, Ватикан и Папу Римского, который подмигивает лично мне.

— Жаль, — закончил мой добрый доктор, — что бегать вам нельзя минимум две недели. И вообще никаких нагрузок.

Нос в Риме

Долго ли коротко ли, нос оказался там, где мечтал оказаться его хозяин: в Риме.

На третий день я заметил странное. Все было по-прежнему: Тибр шумел, кто-то звонко помешивал кофе, люди пели и хохотали на улицах, в пальмах визжали попугаи, но к приятному говору города примешивался странный звук.

Это было мое ровное дыхание. Вечного насморка больше не было. Ноздри дышали совершенно одинаково.  

Вишня отцвела и зацвела мимоза, я увидел это — и почувствовал своим новым носом.

Нашел витрину позеркальней и недоверчиво вгляделся: с виду все было как прежде.

Повесил на новый нос новые солнечные очки и пошел, насвистывая.