Мария Фаликман: В эпицентре шума. Почему человек не создан для города

Вдруг мимо пробежал белый кролик с красными глазами.
Конечно, ничего удивительного в этом не было.
Правда, Кролик на бегу говорил:
— Ах, боже мой, боже мой! Я опаздываю.
Но и это не показалось Алисе особенно странным.


Льюис Кэрролл. Алиса в Стране чудес

1

Что такое человек в городе? И как ему там живется?

Кэрролловский кролик — несомненный горожанин. Он обретается при дворе, а стало быть, столичный житель. В статье «Алиса на сцене» Кэрролл обозначает его поведение словами «нервная суетливость». К сожалению, это описание подходит многим из нас, жителей современных мегаполисов. Но почему так получается?

Мегаполис не соразмерен человеку. Огромные дистанции отделяют горожанина то от дома, то от работы, то от друзей, с которыми так приятно было бы провести вечер, и от родственников, которым можно было бы на время подкинуть детей, чтобы провести этот вечер с друзьями. А иногда до нужного места вроде бы рукой подать, но вмешиваются обстоятельства, чаще всего обозначаемые словами «город стоит». И тот, кто хочет всюду успеть, вынужден суетиться, даже если это противоречит его душевному складу. 

Человек как биологический вид не эволюционировал для жизни в городе, тем более — в мегаполисе, с его небоскребами и запутанной транспортной системой. Поэтому ему приходится приспосабливаться к этой жизни здесь и сейчас, в том числе психологически. Наш мозг удивительно пластичен, он перестраивается постоянно в ходе обучения, получения профессионального опыта, присвоения культурных практик, так что центральный вопрос — скорее не о пределах, а о цене адаптации. И сколь бы ни была интересна для изучения «механика» приспособления — конкретные перестройки в познавательной сфере человека, в его пространственных представлениях, наконец, в работе мозга, — более значимыми представляются исследования, показывающие, как можно было бы сделать город сообразным человеку, его познавательным возможностям, потребностям и ценностям. А поскольку в городах живет больше половины населения земного шара и этот показатель неуклонно растет, знания о том, как город влияет на психику человека, становятся все более востребованными.

Психические процессы человека условно делятся на мотивационно-эмоциональные (сюда же традиционно относятся волевые процессы и личностная регуляция поведения) и познавательные. И если первая группа процессов необходима для того, чтобы побуждать, направлять, поддерживать поведение и управлять им в ситуациях ценностного выбора, то вторая обеспечивает построение представления об окружающем мире и о своем месте в нем. Очевидно, что те и другие процессы работают в тесной взаимосвязи. 

В свою очередь, познавательные процессы вслед за петербургским психологом Львом Веккером тоже можно разделить на две группы.

Первая группа процессов (собственно познавательные) необходима для получения сведений об окружающем мире. Это ощущение, восприятие и мышление. Посредством ощущений нам даны отдельные свойства предметов окружающего мира, такие как цвет, шершавость поверхности или высота звука. Образы восприятия соответствуют целостным предметам: мы можем говорить, что воспринимаем дом, автомобиль или фонарный столб, и образ любого из них отнюдь не складывается из суммы тех ощущений, которые возникают у нас при воздействии на органы чувств физической энергии, кодирующей отдельные свойства объекта (эта несводимость образа к сумме ощущений порождает иллюзии или ошибки восприятия, когда мы неверно опознаем объект в соответствии с контекстом: например, принимаем неоновую рекламу за сигнал светофора или теннисный мяч за лимон). Наконец, для установления связей и отношений между объектами и для выделения их существенных свойств необходимо участие мышления. Без его определяющего участия едва ли получится проложить маршрут по незнакомому городу или сообразить, где в этом городе найти аптеку или банк.

Процессы второй группы (Веккер называет их «сквозными») образуют ось психологического времени, которая включает психологическое прошлое (память), психологическое настоящее (внимание) и психологическое будущее (воображение).

[blockquote]Среди устойчивых источников стресса называют и ритм жизни в городе, и социальную разрозненность горожан, и вынужденное нарушение границ личного пространства[/blockquote]

Память представляет собой совокупность процессов приобретения, хранения и извлечения опыта, как общественного, так и сугубо индивидуального, который тоже может быть самым разным, от ярких воспоминаний-вспышек до стереотипных последовательностей движений. Круг явлений памяти очень широк. Ноги сами поворачивают налево при выходе из метро, мы внезапно узнаем переулок, где не были несколько десятилетий, или, сидя в Москве, мысленно прогуливаемся по улицам Лондона или Парижа — все это память. Именно память обманывает нас, вызывая чувство «уже виденного», или дежавю, на какой-нибудь маленькой площади в новом для нас городе, или напрочь отказываясь помочь найти адрес, по которому мы неоднократно бывали. Запечатление в памяти может как происходить спонтанно, так и требовать специальных усилий и внимания, которое, в свою очередь, тоже многолико.

Внимание определяют как отбор актуального содержания из множества воздействий или выбор определенного направления действия и сосредоточение на нем. С одной стороны, наше внимание может быть непроизвольно привлечено чем-нибудь неожиданным и любопытным: скажем, ярким граффити на городской стене или громкой музыкой на площади. С другой стороны, иногда требуется целенаправленно сосредоточиться на том или ином действии — скажем, при пересечении оживленной улицы по пешеходному переходу без светофора или при подъезде к тому же переходу на автомобиле.

Наконец, воображение связано с конструированием образов объектов или представлений о действительности, которые никогда не присутствовали в нашем опыте в таком виде, как в образе воображения — именно поэтому мы можем говорить о нем как о «психологическом будущем». Например, если мы несколько раз выходили на соборную площадь в новом для нас городе по одной из упирающихся в нее улиц и запомнили ее облик, только благодаря воображению мы можем представить себе, как будет выглядеть площадь со ступеней собора. Но только благодаря воображению, хотя и не без участия мышления, человек может создать что-то принципиально новое: допустим, проект дома или целого города. 

Вся эта стройная система познавательных процессов складывалась в эволюции на протяжении десятков, если не сотен тысяч лет, в ходе которых даже самое смелое воображение не помогло бы человеку представить себе современный мегаполис — и сейчас подвергается атаке факторов городской среды, воздействия которых эволюция отнюдь не предполагала. 

2

Главное и самое очевидное последствие действия этих факторов — стресс. Согласно классическому определению автора этого термина, канадского физиолога Ганса Селье, стресс — «универсальная реакция организма на любое предъявленное ему требование», реакция сугубо физиологическая, позволяющая с этим требованием совладать, если оно не будет предъявляться организму чересчур долго. За периодом «тревоги» и последующим периодом сопротивления стрессу всегда наступает период истощения. Проводя исследования на животных, Селье описал знаменитую «триаду стресса» (в организме первыми на стресс реагируют кора надпочечников, слизистые оболочки желудка и кишечника и, наконец, вилочковая железа и лимфатические узлы) и предложил различать «нормальный стресс», присутствующий в нашей жизни всегда и необходимый для поддержания жизнедеятельности, и так называемый «дистресс» — разрушительный стресс, истощающий организм и в конечном итоге дезорганизующий его жизнедеятельность. Судя по всему, именно такому воздействию непрерывно подвергаются горожане. В последнее время это предположение подтверждается данными не только психологических, но и нейрофизиологических исследований. Более того, немецкий физиолог Андреас Мейер-Линденберг с коллегами показали, что на работу мозга в стрессовом режиме накладывает отпечаток не только жизнь в городе, но и проведенное в городской среде детство. В их экспериментах городские и сельские жители решали сложные арифметические задачи в условиях индуцированного стресса. Между горожанами и обитателями сельской местности обнаружились значимые различия в вовлечении в этот процесс мозговых структур, связанных с обработкой тревожной и угрожающей информации, а между выходцами из города и деревни — различия в активации отделов коры больших полушарий, связанных с управлением стрессом и совладанием с воздействием неблагоприятных факторов. Когда решение задач не сопровождалось стрессом (людей не поторапливали и не сравнивали с другими участниками эксперимента), все «городские» эффекты в работе этих зон мозга пропали. Среди устойчивых источников стресса называют и ритм жизни в городе, и социальную разрозненность горожан, и вынужденное нарушение границ личного пространства. Несмотря на то что здесь есть выраженные индивидуальные и кросс-культурные различия, горожане, вне зависимости от этих различий и индивидуальных предпочтений, ежедневно претерпевают многократные вторжения в личное пространство в местах общего пользования, начиная с общественного транспорта и заканчивая очередями в кассу супермаркета. Различаться может уровень стресса, но само его наличие остается несомненным.

[blockquote]Нехватка времени приводит к тому, что человек теряет источник информации, забывая, насколько этот источник вызывает доверие[/blockquote]

На самом деле для возникновения стресса достаточно уже уровня шума, который в большом городе несравненно выше, чем за городом. «Шумовое загрязнение» — одна из проблем, широко обсуждаемых современными медиками, которые связывают с ним нарушения сна, слуха и работы сердечно-сосудистой системы. Сейчас к ним присоединились и психологи, обнаружившие множество психологических проблем, которые влечет за собой постоянное присутствие шумовых раздражителей. Помимо того что постоянный шум мешает школьникам учиться, а взрослым — работать, он вызывает целый ряд экспериментально зафиксированных сбоев в работе познавательных процессов. Особенно ощутимо страдают решение мыслительных задач, внимание и память. В решении задач люди начинают допускать больше ошибок, читая — чаще отвлекаются и не запоминают содержания прочитанного. Интересно, что в присутствии шума (не будем забывать, что в жизни горожанина он в той или иной мере присутствует всегда) нарушается запоминание как основного содержания прочитанного (а может быть, увиденного или услышанного), так и отдельных подробностей. И даже субъективный уровень загруженности под воздействием шума повышается: в зашумленной обстановке человек чувствует, что тратит на решение актуальной задачи больше сил, чем в тишине. К слову, исследования показывают, что тот же эффект вызывает дефицит времени — еще один фактор, который, как мы уже отметили, в большей степени присущ городской жизни, нежели сельской. Этот фактор скорее специфичен для больших городов, где не только выше плотность событий, но и существенная часть времени тратится на перемещение между локациями этих событий. Однако если бы нехватка времени приводила только к изменению субъективно переживаемой нами степени умственного усилия, это было бы еще полбеды. Команда гарвардских исследователей во главе с Терезой Амабиле показала, что устойчивый дефицит времени отрицательно влияет на решение творческих задач, причем не только в тот день, когда он реально наблюдался, но и в последующие дни. Еще одна функция, про которую известно, что она страдает в условиях дефицита времени не меньше, чем от шума, — это память. В частности, нехватка времени приводит к тому, что человек теряет источник информации, забывая, насколько этот источник вызывает доверие и насколько имеет смысл руководствоваться его информацией, даже если она осталась в памяти. Наконец, при нехватке времени возникают трудности и в широком спектре ситуаций, требующих принятия решения, начиная от отнесения объекта к категории по ключевым признакам и заканчивая потребительским выбором. 

Но все-таки больше всего не везет детям, которым в условиях «шумового загрязнения» приходится не только решать задачи, запоминать, выбирать, обращать внимание, но и развиваться. В современных школьных программах фактор шума обычно никак не учтен, они одинаковы для больших городов и маленьких, для города и сельской местности, в то время как место расположения школы может значительно повлиять на возможности детей усваивать и использовать информацию.

Этот вопрос тоже активно изучается в последние десятилетия. В частности, в исследованиях очень любят сравнивать учеников школ, расположенных в тихих городских районах и в шумных — например, недалеко от аэропорта или крупной городской автомагистрали. Обнаруживается, что в шумных школах и даже в шумных классах (особенно дотошные исследователи в целях максимального уравнивания всех возможных условий сравнивают кабинеты в одной и той же школе с окнами на улицу и во двор) дети не только хуже учатся, медленнее читают, труднее сосредоточиваются и делают больше ошибок, но и, к примеру, быстрее сдаются, если им дают трудную задачу-головоломку — иначе говоря, раньше истощаются. 

Несколько менее изучен другой источник избыточной стимуляции нашей познавательной системы и мозга — зрительное зашумление городской среды, хотя эта исследовательская область постепенно становится одной из наиболее востребованных в прикладных когнитивных исследованиях. Многочисленные вывески, рекламные щиты, указатели, знаки, огромное количество машин и пешеходов, пассажиров в общественном транспорте и рекламных объявлений на дверях подъездов — все это становится неотъемлемой частью зрительного опыта любого жителя мегаполиса. Известно, что условия «скучивания», как в когнитивной психологии обозначают чрезмерное количество зрительных объектов в поле зрения, предъявляют особые требования к нашему зрительному вниманию, что не может не сказаться на поведении. В итоге мы не замечаем не только неожиданных воздействий, но и вполне закономерных, а кроме того, находясь на улице города, не можем найти нужной информации о расположении интересующих нас городских объектов, какие бы усилия ни прилагали дизайнеры. 

Ситуация усугубляется, когда горожанин садится за руль: дело не только в том, что управление автомобилем само по себе требует внимания, причем тем большего, чем менее опытен водитель, но и в том, что слишком высока цена ошибки. На какие только ухищрения не идут создатели социальной рекламы, призывая водителей не пользоваться за рулем мобильными устройствами и просто рассказывая, что на самом деле человек замечает существенно меньше, чем ему кажется. В психологии и философии принято говорить о «великой иллюзии сознания» — нашей неискоренимой убежденности в том, что мы видим и слышим все происходящее вокруг нас. А значит, если на дорогу выскочит пешеход, которому срочно понадобилось в магазин напротив, то водитель абсолютно уверен, что ему вполне хватит времени заметить этого пешехода и нажать на педаль тормоза. Особая задача — разработка систем указателей для автомобилистов: если пешеход имеет возможность остановиться и перечитать указатель, после чего принять решение о выборе маршрута, то водитель должен получить всю необходимую информацию мгновенно, особенно если не готов полностью подчиниться электронным системам навигации, которые все еще далеки от совершенства.

На самом деле, пока совершенно не изучен вопрос, как использование этих систем, причем не только автомобилистами, но и пешеходами, перестраивает наши представления о городе, но мне думается, что это дело самого ближайшего будущего.

3

Ориентация в городском пространстве стала одной из наиболее серьезных и значимых областей исследований, которые, впрочем, проводились по большей части не психологами, а специалистами в области урбанистики и городского дизайна, начавшими работать в этом направлении уже более полувека назад. В 1960 году специалист по городскому планированию Кевин Линч выпустил знаменитую монографию «Образ города» (на русском языке в переводе В. Л. Глазычева она вышла в 1982 году). 

А в 1972 году увидела свет книга «Антропология городской среды» под редакцией Томаса Уивера и Дугласа Уайта, где целый ряд глав посвящен кросс-культурным различиям в устройстве города. С тех пор подобного рода работ вышло великое множество, а с 1987 года издается журнал Общества городской антропологии. Однако эти исследования имеют меньше отношения к особенностям познавательной сферы человека в городе, чем направление, основы которого заложил Кевин Линч.

Линч считается первопроходцем в изучении зрительных пространственных представлений городского жителя. Заинтересовавшись, как горожанин представляет себе свое место обитания, Кевин Линч предложил авторский метод реконструкции субъективного пространства и сделал первую попытку описания компонентов «когнитивных карт» человека в городе (сам он называл их «ментальными картами»).

В психологии понятие «когнитивная карта» используется с 1940-х годов. Это понятие было введено американским исследователем поведения Эдвардом Толменом для объяснения результатов экспериментов с лабораторными мышами. В этих экспериментах мыши учились находить выход из лабиринта к кормушке. Одна группа мышей начинала учиться и получать подкрепление с первого дня, и количество допускаемых ими ошибок плавно снижалось день за днем. Другая группа вообще не получала подкрепления и, соответственно, ничему не обучалась. Третья же несколько дней гуляла по лабиринту без подкрепления, как вторая, а потом начинала получать его так же, как и мыши первой группы. Но оказалось, что в этой третьей группе мыши учатся намного быстрее! Толмену пришлось предположить, что во время «прогулок» у них формируется образ лабиринта, или «когнитивная карта», которая помогает им быстрее находить верный путь, когда у них появляется цель в виде наполненной кормушки. Когда во второй половине ХХ века психологи начали изучать пространственные представления человека, оказалось, что понятие когнитивной карты хорошо подходит для описания ориентации человека в знакомом пространстве. Важно, что когнитивные карты человека подчиняются принципу встроенности: представление о доме встроено в представление об улице или квартале, которое, в свою очередь, встроено в представление о районе города, и т. д. 

[blockquote]Пока нет исследований, как выстраивание маршрутов влияет на мозг обычных горожан, однако установлено, что эта активность перестраивает мозговые структуры[/blockquote]

Однако вернемся к Кевину Линчу. Вопрос с исследовательской методикой он решил остроумно и просто: он просил участников эксперимента нарисовать определенный участок своего города (предварительно в деталях зарисованный экспертом) так, как если бы стояла задача объяснить его устройство приезжему. Исследователь фиксировал порядок наполнения респондентами рисованного плана — предполагалось, что этот порядок может рассказать, как карта выстраивалась и развивалась, какие элементы играют в ней формообразующую роль, а какие — второстепенную. Кроме того, участники исследования подробно описывали несколько путешествий по городу и называли те части города, которые помнят лучше прочих.

В исследованиях приняли участие жители трех очень разных американских городов — Бостона, Лос-Анджелеса и Джерси-Сити. На основе анализа полученных рисунков Линчу удалось выделить пять групп опорных элементов зрительного образа города, которые в дальнейшем взяли за основу несколько поколений исследователей в области урбанистики. Можно сказать, что это своего рода инварианты представления о городе, устойчиво проявляющиеся в ответах жителей разных городов. 

4

Из чего же состоит наш образ города? Во-первых, это пути, вдоль которых горожанин перемещается и вокруг которых организуются и выстраиваются все элементы городской среды (например, это улицы, автомагистрали, набережные и т. п.). Пути — важнейший элемент нашего представления о городе. Основные характеристики путей — непрерывность и узнаваемость. То и другое необходимо, чтобы горожанин никогда не терял ориентации. Узнаваемость может обеспечиваться как фасадами домов, так и функциональными характеристиками городских построек: например, улица может быть торговой или, напротив, сугубо проезжей. 

Во-вторых, границы — окаймляющие линейные элементы, не используемые в качестве путей. Границы знаменуют разрыв городской среды: это могут быть берега рек, края городских районов или, например, внутригородские стены. Обычно при переходе через границу меняется качество среды, поэтому пересечение границ нередко предполагает смену форм поведения и порождает временное переживание неопределенности.

В-третьих, районы — относительно однородные участки города, не обязательно одинаково застроенные, но обычно объединенные функционально или социальным статусом обитателей и имеющие свой собственный «характер». Иногда обособление района могут определять ощущения за пределами зрительной модальности: характерные запахи или шумы. Районы могут быть относительно замкнуты («интровертированы») или разомкнуты вовне («экстравертированы»), причем последнее обычно характерно для центральных районов города.

В-четвертых, узлы — места пересечения путей или сосредоточения функций, также связанные с определенными сценариями поведения. Например, сюда относятся вокзалы и станции метрополитена. Большой город, который трудно представить себе как целое, может быть осмыслен жителями как упорядоченная последовательность узлов.

Наконец, в-пятых, ориентиры — единичные объекты или элементы, ярко отличающиеся от окружающих городских построек и поэтому привлекающие внимание и хорошо запоминающиеся. Например, это может быть городская достопримечательность, просто высокое здание или здание с определенными функциями — скажем, школа или супермаркет (такие ориентиры обычно работают внутри района).

[blockquote]Регулярное выстраивание оптимальных маршрутов приводит к значимому увеличению задних отделов гиппокампа[/blockquote]

Однако Линч не ограничился этой чисто классификационной работой. Проведя анализ полученных рисунков и описаний, он установил, что пространственные представления горожан имеют обобщенно-схематический характер: люди опускают детали, а кроме того, как было установлено последующими исследователями, используют другие формы упрощения и адаптации схемы города: например, спрямляют углы на перекрестках, сглаживают изгибы улиц и масштабируют внутреннюю «карту» (в частности, завышают расстояния в центре города и занижают на окраинах). Сравнение представлений о городе у разных его жителей показывает, что они достаточно устойчивы, а их структура отражает логику пространства города и связана с основными формами активности, которые осуществляет в городе человек: ориентировкой и перемещением. 

При этом чем выше плотность образа, тем проще решается задача навигации между частями города. Но обычно это несколько отдельных фрагментов образа города, связанных друг с другом относительно свободно или условно, а иногда и не связанных вовсе (чаще всего это фрагменты, соответствующие расположению дома и работы). В целом степень структурированности образа города прямо определяет, насколько легко человеку простроить новый для себя маршрут.

Пока нет исследований, как выстраивание маршрутов влияет на мозг обычных горожан, однако достоверно установлено, что сама по себе эта активность перестраивает мозговые структуры. В цикле исследований лауреата Шнобелевской премии 2006 года Элеанор Магуайр с коллегами изучалась особая выборка — лондонские таксисты, которые проходят четырехлетнее обучение и сдают сложнейший экзамен по навигации в городе, который открывает им вход в касту избранных. Основная задача, которую они решают, — выстроить оптимальный маршрут от одной произвольной точки Лондона до другой. С использованием метода магнитно-резонансной томографии было обнаружено, что регулярное решение этой задачи приводит к значимому увеличению задних отделов гиппокампа — мозговой структуры, активно задействованной в формировании следов памяти, в том числе пространственной. Именно в гиппокампе, как показывают эксперименты на животных, располагаются «нейроны места» — нервные клетки, чувствительные к положению организма в пространстве и к направлению его движения и составляющие основу «навигационной системы головного мозга». За описание этой системы Дж. О’Киф, М. Мозер и Э. Мозер в 2014 году были удостоены теперь уже Нобелевской премии по физиологии и медицине. Дальнейшие исследования Э. Магуайр показали, что мозг лондонских таксистов отличается не только от мозга обычных лондонцев, но и от мозга водителей автобусов с аналогичным стажем, которые годами ездят по одним и тем же маршрутам. А в самых новых работах было установлено, что перестройка мозга достоверно связана с успешностью сдачи экзамена на получение лицензии: увеличение задних отделов гиппокампа наблюдалось не у всех прошедших четырехлетний курс обучения, но только у тех, кто смог сдать этот экзамен. 

Часть статьи не может быть отображена, пожалуйста, откройте полную версию статьи.

Но все же как представляет себе город обычный человек и каким должен быть город, чтобы человек чувствовал себя в нем лучше? В качестве основных свойств комфортной городской среды Кевин Линч выделил понятность, или «читаемость», городского пространства (legibility) и его вообразимость, или умопостижимость (imageability), — возможность создания яркого и четкого образа, который легко визуализируется и помогает ориентироваться при перемещениях как внутри районов, так и между ними. Среди условий формирования такого образа — различимость составных частей города, определенность направлений, наличие ориентиров. Но даже если все условия соблюдены, сами по себе когнитивные карты остаются неточными, что подтверждается многочисленными психологическими исследованиями.

В Москве целый ряд таких исследований когнитивных карт горожан и искажений этих карт провела Ирина Владимировна Блинникова. Изучая оценку расстояний до городских объектов, она обнаружила несколько интересных феноменов. 

Во-первых, хотя точность оценки расстояний между городскими объектами и зависит от степени знакомства с городскими путями, эта зависимость неоднозначна. Например, неточно оцениваются малознакомые пути, но при этом ошибки могут заключаться как в недооценке, так и в переоценке расстояний. Вместе с тем люди склонны занижать расстояния между хорошо знакомыми им городскими объектами, которые они субъективно включают в одну группу (например, квартал или комплекс зданий, имеющих определенную функцию), в то время как расстояние до объектов, не включенных в группу, столь же закономерно завышается.

[blockquote]Жители района переоценивают расстояние от объекта, который считают опасным, до всех расположенных поблизости зданий[/blockquote]

Во-вторых, люди по-разному оценивают расстояние до опасных и безопасных городских объектов, причем эти оценки определяются исключительно субъективными представлениями об особенностях объекта. В одном из исследований И.В. Блинниковой жители московского района оценивали расстояние до внешне безопасного, но в действительности загрязняющего атмосферу объекта — фабрики валяных изделий и до внешне угрожающего из-за высокой трубы, но в действительности безобидного объекта — котельной. При этом половина жителей знала об истинном положении дел, а другая половина — не знала. Участники исследования должны были нарисовать план микрорайона и дать попарную оценку расстояний между дюжиной объектов, включая две постройки, интересовавшие исследователя. Выяснилось, что осведомленные жители района переоценивают расстояние от экологически опасного объекта до всех расположенных поблизости зданий, а неосведомленные аналогичным образом завышали расстояние до безопасной котельной, которая казалась им опасной. 

Таким образом, принципиальный момент, который подчеркивают как зарубежные, так и отечественные психологи (например, В.В. Петухов в работе «Образ мира и психологическое изучение мышления»), заключается в том, что в пространственные представления человека и, в частности, в представление о городе включен сам человек со своими задачами, которые он решает. Поэтому сообразность образа города задачам человека оказывается важнее, чем точность образа. С этой пристрастностью связан и тот факт, что, несмотря на относительную универсальность внутренних карт и их сходство у разных жителей города, они отражают и личную память человека, включая элементы, связанные с историей его жизни в городе (например, школа, где он учился, здание, где некогда работал или прежде часто бывал в гостях).

Однако самое главное условие комфортной городской среды, как заметил все тот же Кевин Линч, — сообразность этой среды потребностям и ценностям человека, начиная от базовой потребности в безопасности и защищенности и заканчивая эстетическими потребностями и возможностями самореализации. Важный момент, который Линч подчеркивает в следующей своей книге о том, каким должен быть город, — преемственность, обеспечение связанности прошлого с будущим во времени и пространстве, иными словами, накопление культурного опыта, которое считается одной из функций индивидуальной памяти человека. Тем самым город, наряду с письменностью и искусством, может быть рассмотрен как своего рода внешнее средство культурной памяти человека, — но это тема для отдельного разговора, который вышел бы далеко за пределы этой статьи.

Человек не создан для города. Но город вполне может быть создан или хотя бы приспособлен для человека. Главное — понимать как.