«Гроза» двух столиц
«Сноб» номинирует «Грозу» Андрея Могучего на премию «Сделано в России» в категории «Культура». Осенью 2017 года наши читатели смогут принять участие в голосовании и выбрать победителей премии
«Гроза» в БДТ
Могучий поместил «Грозу» во вневременное условное пространство русского мира. Язык Островского он состарил, вложив в уста персонажей какое-то труднопонимаемое на слух наречие, на котором вполне могли бы говорить люди лет так триста назад. Точно до века Островского. Разыгрываемое действо — вариант площадного, балаганного театра.
Но языковыми экспериментами Могучий не ограничился. Композитор Александр Маноцков переложил текст пьесы на музыку: рэп у него соседствует с оперными ариями, напевные частушки — с молитвой. Каждому персонажу отведена своя музыкальная линия, но расслышать в этом многоголосье внятную человеческую речь практически невозможно. А художник Вера Мартынов перекрыла черный каркас сцены меняющимися занавесами, выполненными в палехской технике. Они иллюстрируют весь спектакль. Сцена напоминает шкатулку, крышка которой то открывается, то закрывается. Еще в ней есть золотой «язычок» — длинный черный помост, обрамленный золотыми подсвечниками, — он как будто вклинивается в первые ряды партера. Из шкатулки на авансцену персонажи выкатываются на больших черных помостах, словно говорящие куклы, которые приводятся в движение специальным механизмом.
Одеты они во все черное — черные сюртуки и мундиры, плащи и рубахи, на головах — кокошники, треуголки. В глубине сцены появляются силуэты животных, разглядеть их трудно: только тогда, когда черноту сцены озаряют вспышки молний, зритель видит подвешенные вверх тормашками лошадиные туши. Всполохам молний вторят удары установленного сбоку от сцены барабана, имитирующего раскаты грома: человек в черном цилиндре отмеряет зловещий ритм спектакля. Вот такой страшный лубочный мир, населенный то ли людьми, то ли марионетками.
Кабаниха (Марфа Игнатова) — злющая «королева» всего этого царства, ее слушаются беспрекословно абсолютно все. Феклуша (Мария Лаврова) — и того похлеще, просто бешеный пес. Она держит на привязи свою прислужницу, в зубах у нее — сигарета, на ногах — черные солдатские сапоги, у нее прокуренный, грудной бас, своими рассказами о конце света и о людях с песьими головами она доводит бедную Глашку (Алена Кучкова) чуть ли не до обморока. В «народной» мудрости по Могучему содержится грозное предзнаменование распада, вот куда ведет скудоумие и глупость — прямиком в преисподнюю.
Другую «песню» поет Борис (Александр Кузнецов) — профессиональный оперный певец, баритон, — при каждом его появлении на сцену выкатывается рояль, и он начинает выводить рулады, усыпляя зрителя своей искусственной, деланой добротой. Ему пытается вторить Катерина (Виктория Артюхова), но это ей совсем не удается. Наградив свою героиню песнями-молитвами, одев в красное платье в пол, режиссер сделал из нее даже не барышню-крестьянку, а такую бедную Лизу. При любой ее попытке петь в унисон со своим возлюбленным, она срывается, начинает проговаривать текст — никакой стройной мелодии вывести она просто не в силах.
Спектакль Могучего — это большая «музыкальная шкатулка», внутри которой люди-марионетки пытаются исполнять свои мелодии. Их действия полностью автоматизированы, но механизм вот-вот сломается, а яркая расписная крышка захлопнется.
«Грозагроза» в Театре наций
Перед зрителем спектакля Евгения Марчелли — открытое, незамкнутое пространство. Сценограф Игорь Капитанов установил по центру небольшой квадратный бассейн, над ним повесил зеркало: в этом зеркале отражаются плавающие в бассейне русалки, прыгающая туда время от времени Катерина, в нем же любовники охлаждают свой пыл.
Еще до начала спектакля зритель, изучивший программку, знает, что роли Тихона и Бориса отданы одному и тому же актеру — Павлу Чинареву. Особой разницы между этими двумя героями по Марчелли нет: один — безвольный тихий покорный сын Кабанихи, другой — на первый взгляд более мужественный, красавец-сердцеед, но на деле такой же безвольный и не способный к решительным поступкам. Не случайно он постоянно ходит в окровавленных одеждах, снося побои Дикого (Виталий Кищенко), безропотно отказывается от своей Катерины и бросает ее на произвол судьбы. Зачем Марчелли понадобилось соединить этих двух персонажей в одном лице? Наверное, для того, чтобы на их бледном фоне еще ярче смотрелись женские образы. Роль Катерины как будто создана для Юлии Пересильд. При первом появлении на сцене в свите Кабанихи, закутанная с головы до пят в невзрачные одежды, она кажется совсем потухшей — ни один мускул не дрогнет на ее бледном лице. Но как только уходит свекровь, Катерина скидывает с себя серо-коричневое пальто. Доверившись Варваре (Юлия Хлынина) и рассказав ей о своей любви к Борису, она постепенно оживает. Быстрая, стремительная, непредсказуемая. Она носится по сцене как угорелая, широко раскинув руки. И так и будет кипеть в ней эта жизнь до самой последней минуты. Катерина, провожая Тихона в дорогу и не слушая грозные наставления свекрови о женской покорности, вдруг берет и закуривает сигарету — поступок смелый настолько, что оторопелые наблюдатели этой сцены закуривают тоже, даже Кабаниха. Потом Катерина ринется на свидание с Борисом и целиком отдастся страсти. Когда придет час прощания, два избитых — то ли родными, то ли еще кем — любовника сольются в прощальном поцелуе, смазывая кровь слезами, переплетаясь руками и ногами. Но Катерина уже не смирится со своей судьбой. Она восстанет против плена и бросится в пляс, в смертельный танец, и закружит по берегам Волги: «Да, отчего люди не летают как птицы?»
Не уступает ей по темпераменту и ее антагонистка Кабаниха (эта роль отдана жене Евгения Марчелли, актрисе Анастасии Светловой). Она играет совершенно обезумевшую от любви к сыну женщину, готовую перегрызть глотку любому, кто посягнет на него. В ней кипят дикие страсти. Одета она словно прима варьете: в роскошные блестящие одежды, на ногах — обувь на высоченных каблуках. Ее дочь Варвара — уменьшенная копия мамаши (даже в одежде она явно берет с нее пример, напяливая на себя вызывающие платья и щеголяя на каблуках), правда, еще непонятно, по какому пути она пойдет — из нее вполне может вырасти вторая Катерина.
Вот только Феклуша (Анна Галинова) тут — существо доброе, глуповатое, во все сующее свой нос, у которой на все припасен ответ. Разряженная, как новогодняя елка, Феклуша почти постоянно присутствует на сцене, сбавляя градус напряжения.
Главная стихия спектакля Марчелли — вода. Это и слезы, и река, дающая освобождение и затягивающая в свои глубины, и дождь, барабанящий по крыше стеклянного навеса и как будто смывающий все следы.
Спектакль Марчелли — чувственный, лиричный, временами жестокий, но теребящий душу. В его постановке нет грозы как таковой, она случается в душах героев, отзываясь эхом и в сердцах зрителей. Гроза тут становится избавлением, очищением. В то время как в спектакле БДТ гроза есть страшное предзнаменование будущих перемен. Современное общество устало от постоянного гнета и напряжения. И волевой порыв Катерины, как ни прискорбно, кажется единственно доступным и закономерным выходом.