Оксана Кириллова: «Виланд». Первая часть трилогии

— Виланд, мальчик мой!

Тетя Ильза, не ожидавшая меня раньше осени, кинулась целовать меня. Я с трудом выбрался из ее объятий. Она отстранилась и внимательно осмотрела меня.

— Похудел, — недовольно констатировала она.

За ужином я рассказал тетушке о переменах, которые меня ожидали.

— Дахау? — нахмурилась она. — Который близ Мюнхена?

Тетя Ильза была не в восторге от того, что мне придется покинуть Берлин, тем более так скоро. Вечером, когда я собирал вещи, она вошла в мою комнату и присела на стул. Некоторое время молча наблюдала за мной, потом со вздохом произнесла:

— Нужно уведомить твою мать, не думаю, что она обрадуется.

Я покачал головой, продолжая аккуратно укладывать свои вещи. — Тетушка, неужели вы не понимаете, теперь это неважно, обрадуется она или нет. Отныне я сам себе хозяин и не завишу от них. Я уже не ребенок, а взрослый мужчина. Пора бы всем это понять.

— О, дорогой, для Герти ты навсегда останешься ее маленьким сыном, которого нужно оберегать. — Тетя Ильза грустно улыбнулась.

Я пожал плечами и положил сверху еще одну рубашку. Она продолжала смотреть на меня с печалью в глазах.

— Обязательно соверши пешую прогулку до Мариабрунн, Виланд, оттуда открывается волшебная панорама Альп, а в хорошую погоду и весь Мюнхен как на ладони. Пейзажи там великолепные, истинно баварские, а воздух...

Голос ее дрогнул, глаза заблестели, и она украдкой промокнула их кончиком платка, который сминала в руках. Я торопливо подошел к ней и взял ее тонкие руки в свои.

— Тетушка, ведь мы не навсегда расстаемся. И в конце концов, это отличная возможность для меня и, пожалуй, великая честь.

Она торопливо кивнула.

— Ты уже знаешь, где будешь жить? Я могу написать одной приятельнице, у нее дом рядом с...

— Нет‐нет, что вы, — перебил я, — игрушки кончились, это настоящая служба.

— Как знаешь, обещай хотя бы, что напишешь сразу же, как приедешь, а я пока отправлю письмо Герти, хотя, пожалуй, стоит все же телеграммой...

Тетушка вышла из моей комнаты. Я запоздало вспомнил, что не успел попрощаться с Хайнцем.

Для направлявшихся на службу в лагерь специально был выделен отдельный вагон. Ровной колонной мы промаршировали к нему и по одному начали заскакивать, торопясь укрыться от внезапно начавшегося дождя. Я прошел к свободному месту и скинул свой мешок. Сзади меня кто‐то толкнул, я обернулся.

— Тесно тут, — пробормотал высокий темноволосый парень вместо извинения.

На лоб ему то и дело падала прядь непослушных волос, которую он без устали откидывал назад. Шумно выдохнув, он опустился рядом со мной.

— И жарко, — подумав, добавил он. — Франц Ромул. — Он протянул мне руку.

— Виланд фон Тилл.

Напротив нас уже сидели двое, блондины, с похожими чертами лица и совершенно одинаковым прищуром, очевидно братья. Поезд дернулся, немного сдал назад, словно стоял под уклоном, и начал внатяг медленно и шумно набирать скорость. Когда Потсдамский вокзал остался позади, я отвернулся от окна.

— Сколько нам ехать? — поинтересовался один из блондинов.

— Ни разу не был в Мюнхене? — вместо ответа насмешливо спросил Франц.

Тот пожал плечами:

— Нам не доводилось выбираться дальше пригорода Берлина.

— Братья? — озвучил мою догадку Франц.

Блондин кивнул.

— Карл Кох, это мой брат Ульрих.

Ульрих, в отличие от родственника, был немногословен. За весь путь он едва ли проронил с десяток слов.

— Небось, и про Дахау мало что слышали? — спросил Франц.

Я не вмешивался, моя‐то жизнь, конечно, не ограничивалась одним лишь Берлином, но и я про Дахау знал немного, в основном из газет, в которых писали, что там содержались как коммунисты с социал‐демократами, так и наркоманы, гомосексуалисты, иеговисты и евреи. Еще помню, где‐то было упоминание про скандал, разразившийся в лагере год назад, из‐за которого даже коменданта сняли с должности.

— А ты, видать, в курсе всего, — усмехнулся Карл Кох.

Франц приподнял брови и осклабился.

— Может быть. — И он посмотрел на меня, будто проверял, слушаю ли.

Я слушал.

— Год назад там руководил Векерле...

Точно, так звали коменданта, которого убрали.

— ...Недальновидный дурак. Говорят, разгуливал с хлыстом в окружении собак, выглядел внушительно, а по факту — пьянство да взятки. По слухам, не было при нем никакого порядка и дисциплины, все брали неприкрыто.

— Его за взятки убрали? — спросил Карл.

Франц обвел нас взглядом человека, который испытывал явное удовольствие от того, что знал больше остальных, и ответил:

— Нет. — Он сделал еще одну паузу. — Баварская полиция раскопала кое‐что поинтереснее. Охранники убили без причины трех евреев. Убили и убили, кто их считать будет. Но пьяные охранники начали хвалиться в пивнушке, что замучили жидов до смерти, обставив все как при попытке к бегству. Вот мюнхенская прокуратура и заинтересовалась, ну и обо всем доложили министру юстиции Франку.

— Я слышал, что было четыре еврея, — неожиданно подал голос Ульрих, — четвертый выжил и в больнице успел шепнуть жене, что с ним случилось. А уж она разнесла по всей округе...

Франц снисходительно посмотрел на него и пожал плечами:

— Детали. В общем, Векерле сняли, и на его место Гиммлер лично назначил Теодора Эйке. Откуда нарисовался, не знаю, но поговаривают, что этот парень ненормальный, кто‐то клялся, что видел его в психушке в Вюрцбурге... — Франц сделал паузу и многозначительно добавил: — Среди пациентов. Не берусь утверждать, но порядок он навел. Выгнал из охраны к чертовой матери всех баварских полицейских и заменил их эсэсовцами. Теперь там строжайшая дисциплина, говорят, без ведома Эйке и мышь не проскочит. Гиммлер в восторге.

— А еще говорят, что под руководством Эйке любой превращается в бездушную скотину, — снова совершенно неожиданно вставил Ульрих. Даже брат посмотрел на него с удивлением.

Мы с Францем переглянулись.

— Верно, — ухмыльнулся Франц, — и это говорят. Но также говорят, если понравишься Эйке, то быстро поднимешься. Сам‐то он в тридцатом еще манном* был, а буквально пару месяцев назад получил бригадефюрера.

Карл присвистнул. Франц продолжал поглядывать на нас так, словно хотел еще что‐то сказать, но раздумывал, стоит ли.

— Видно, ты многое знаешь про службу в Дахау, — подначил его я.

— Узнать всегда можно, когда хочешь. Там царят суровые порядки. Даже пожилых могут избить. Раздеть догола и отлупить плетью.

— Пожилых? — недоверчиво переспросил Карл. — Верно, чушь.

Я тоже не был склонен верить подобным слухам и покачал головой. Франц откинулся на спинку:

— Я лишь сказал, что слышал.

Я отвернулся к окну и уткнулся носом в исхлестанное дождем стекло. Вряд ли хоть кто‐то из болтунов, распространявших подобные слухи, видел воочию то, о чем говорил. Люди всегда склонны выдумывать небылицы, когда не имеют возможности заглянуть за высокие стены.

Как и следовало ожидать, свободного времени на прогулки по Мюнхену у нас не было. На вокзале уже ожидали два автобуса, которые должны были отвезти нас в Дахау.

— Стройся по двое в ряд! — раздался строгий зычный голос.

Отныне мы не принадлежали себе.

*СС‐манн (нем. SS‐Mann) — низшее воинское звание в войсках СС и СА. Соответствовало званию рядового в вермахте.

Узнать подробности о книге можно по ссылке.