«Аквариум: Геометрия хаоса». Отрывок из книги Александра Кушнира
Изгибы эпохи
«Лучше бы ее совсем не открывали, эту Америку».
Оскар Уайльд
В декабре 1987 года лидер «Аквариума» обнаружил себя в салоне серебристого лайнера «Аэрофлота», вылетавшего в Нью-Йорк. Он с грустью посмотрел в окно: несмотря на начало зимы, над серыми постройками Шереметьево-2 моросил мелкий дождь. БГ* недоверчиво взял в руки новенький загранпаспорт, в котором красовалась туристическая виза на трехнедельное пребывание в Соединенных Штатах Америки. Ситуация в тот момент выглядела не очень правдоподобной и смахивала на шпионский детектив. Но обо всем по порядку…
За год до этого Джоанна Стингрей презентовала альбом ленинградского рока Red Wave американским приятелям Кенни Шаферу и Марине Алби. Будущая супруга гитариста «Кино» даже не догадывалась, что эффект от этого скромного подарка окажется гораздо большим, чем, например, от курения на бензоколонке.
«Вся эта история началась с того, что в рамках крупного телепроекта мне нужно было привезти в Ленинград картину известного авангардиста Роберта Раушенберга, — рассказывала мне Марина Алби, сидя в одном из питерских кафе. — За кулисами “Музыкального ринга” я познакомилась с Курехиным, Африкой и чуть позднее — с Гребенщиковым*. Я была ими просто очарована, потому, что таких красивых, образованных и талантливых людей до этого не встречала».
Марина уже несколько лет помогала Кенни Шаферу в деятельности его международной компании Belka International. Будучи симпатичным и обаятельным человеком, она все делала быстро и легко. Это был ее стиль жизни. Легко общалась с политиками, договаривалась с таможенниками, продавала программы советского телевидения американским университетам. Побывав на концерте «Аквариума» и впечатлившись увиденным, она поняла, что карты в колоде складываются на редкость удачным образом.
Дело в том, что ее босс уже давно искал яркого артиста для своего советско-американского проекта. Но не слишком удачно, поскольку во время вояжей в Москву чиновники из Госконцерта подсовывали ему эстрадный шлак не первой свежести. Эти представители советской музыкальной мафии являлись, по меткому выражению критика Артемия Троицкого*, «настоящим кладбищем международных контактов, причем большинство надгробий принадлежало именно рок-проектам». Именно фавориты Госконцерта неловко представляли Отечество на рок-фестивале 1987 года в Измайлове — том самом, куда не пустили выступить «Аквариум» и «Машину времени».
Будь я циником, то наверняка вспомнил бы пословицу о том, что настоящий талант пробьет себе дорогу сам. И все же факт мистического знакомства Кенни Шаффера с Борисом Гребенщиковым* оказался для обеих сторон подлинным «даром небес». Судите сами. Американский бизнесмен сочетал в себе качества романтика и авантюриста международного класса. Свою карьеру он начинал в Калифорнии — в роли пиарщика ***-гуру Тимоти Лири. Потом переехал в Нью-Йорк и работал пресс-агентом у рок-звезд первого эшелона: Элиса Купера, Стива Тайлера и Джими Хендрикса. В наследство от последнего ему досталось полторы тысячи часов записей, на издании которых можно было безбедно жить долгие годы. Как, скажем, сделал его коллега, продюсер Алан Дуглас, специализировавшийся на выпуске многочисленных «посмертных альбомов» Хендрикса. Но для Шаффера, который любил называть себя «бродягой рок-н-ролла», это был явно не «путь воина».
Внезапно увлекшись техническими разработками, Кенни изобрел беспроводной микрофон, который использовался музыкантами Kiss, AC/DC и The Rolling Stones. Кроме того, он изготовил уникальную электрогитару, на которой Джон Леннон играл на альбоме Double Fantasy. Легко догадаться, что в музыкальной индустрии он знал практически всех «вершителей судеб» — по крайней мере в пределах города Нью-Йорка. Скажем прямо: для Гребенщикова* это был идеальный посредник, способный на мутной волне перестройки помочь артисту прорваться сквозь пресловутый «железный занавес». Любопытно, что в начале знакомства Борис* категорически отказывался верить в реальность происходящего.
«Этот вопрос решается в астрономических верхах, — признавался Гребенщиков* в интервью журналу “Рокси”. — Я познакомился с людьми, которые мне сказали: “Парень! Ты — крутой рок-н-ролльщик. Давай мы тебя вывезем в Америку, и это будет всем интересно”. Я, ни секунды не веря, говорю: “Давайте!” Для меня речь идет не о музыке, хотя по идее мы должны записать пластинку. Там, скорее всего, я никакой музыки не напишу, — я могу ее писать только здесь, сидя во всем этом дерьме. Скорее всего, речь идет о том, чтобы купить в США магнитофон и хвастаться тем, что я пил с рок-звездами. Для меня все это — оттяжка».
Но рулевой «Аквариума» ошибался. Он явно недооценил пробивные способности Шаффера. Очарованный собственной идеей и перспективами, Кенни придумал безошибочный план действий. Во-первых, в обход Госконцерта он закорешился с авторитетной организацией «Международная книга», в лице которой получил надежную поддержку. Затем Кенни запланировал выдернуть лидера «Аквариума» в США, чтобы найти лейбл и продюсера для записи альбома, стилистически близкого БГ*.
В свою очередь, Марина Алби, воспользовавшись гастролями певца Билли Джоэла в СССР, уговорила американское MTV снять репортаж о русской рок-сцене. И осенью 1987 года фильм под названием «Расскажи Чайковскому новости. Рок в России» был показан в Америке. Уделив внимание БГ* и Мамонову, музыкальный телеканал начал настраивать зрителей на новый тренд: Russians Are Coming!
«Борис Гребенщиков*, чья подпольная музыка была признана благодаря политике Горбачева, вскоре поедет в Соединенные Штаты, чтобы записывать песни с западными музыкантами, — сообщала газета The New York Times. — Со слов продюсера Кенни Шаффера следует, что новый альбом выйдет на Западе и в странах восточного блока, а Гребенщиков* станет первым рокером из СССР, который запишется с западными музыкантами».
Итак, информационная почва для атаки была готова. Теперь, с точки зрения сотрудников Belka International, оставались сущие мелочи — получить визу, купить билеты на самолет и найти американского партнера для работы в студии.
«На моих глазах происходил мучительный выбор продюсера, — объяснял музыкальный критик Алик Кан. — Я помню, как в квартиру Бориса* на улице Софьи Перовской пришел Фил Рамон, человек старой школы, который работал с артистами типа Элтона Джона, Билли Джоэла и Пола Саймона. Это была, скажем так, “мягкая продюсерская линия”… Через Джоанну велись постоянные разговоры с Дэвидом Боуи, который говорил о мрачном андеграундном звучании, что Бориса* немного пугало. В тот период Боуи сильно торчал и звонил Гребенщикову* в три часа ночи, толкая в наркотическом угаре лютые телеги. До этого Борис* был знаком с этими людьми исключительно как слушатель, а тут нужно было быстро разобраться в структуре бизнеса, причем — прямо по ходу пьесы».
Все последующие движения, по словам Гребенщикова*, выглядели как «грандиозное приключение». Тогда казалось, что шансов победить в этом марафоне советскую бюрократию у него немного. Неприятные сюрпризы начались с того, что в горкоме ему отказались выдавать характеристику, обязательную для поездки за рубеж. И это было только начало тяжелейших «гонок по вертикали», где, как казалось, главным призом была абсолютная свобода.
Во время работы над этой книгой мне подарили редкую кассету, где лидер «Аквариума» вспоминает нервные перипетии тогдашнего выезда из СССР. Эти нервные факты реально впечатляют – тот выезд Гребенщикова* в Америку напоминал настоящий триллер.
«Было оговорено, что осенью 1987 года я приму участие в благотворительном концерте вместе со Стингом, — рассказывал БГ*. — Это мероприятие планировалось в защиту индейцев, живущих в лесах Амазонки. Все согласились, что идея очень хорошая, поскольку такого никогда не делалось. Но оформление бумаг заняло порядка десяти месяцев, поскольку никто не мог понять, как именно это осуществить. И когда документы были наконец-то оформлены, Министерство культуры почему-то заявило, что они их потеряли. Потом они признались, что документы у них, но их не отдадут, поскольку мне ехать в США совершенно незачем. Затем они заявили, что бумаги потерялись по пути в следующее министерство. И только на четвертый раз нам их отдали по-настоящему. После этой многомесячной нервотрепки оказалось упущено очень много времени, потому что я должен был оказаться в Нью-Йорке еще в середине сентября».
В справочном пособии Павла Северова информация о событиях тех дней подается очень сухо: «Гребенщиков* должен был вылететь в США для поиска звукозаписывающей компании еще 12 декабря. Но… 11 декабря он не получил заграничный паспорт. По словам Кенни Шаффера, за этим отказом стоял сам министр культуры СССР Василий Захаров. За один день, через знакомого Шаффера, Гребенщикову* все-таки выдали необходимый документ с выездной визой из СССР, в обход минкульта».
Некоторый свет на события того периода пролила Людмила Харитоновна в автобиографической книге «Мой сын БГ*».
«Борис* полетел в Шереметьево, имея на руках билеты в США, — объясняла мама Гребенщикова*. — Но в одиннадцать вечера он позвонил из Москвы и сказал, что разрешения на выезд ему все-таки не дали и он летит обратно домой. Мне ничего не оставалось, как обратиться к Богу и попросить, чтобы Борю* из страны все-таки выпустили. В два часа ночи мне позвонили из Министерства культуры и сказали, чтобы Гребенщиков* немедленно летел обратно в Москву. Боря* как раз в это время прилетел назад в Пулково и позвонил из аэропорта. Я передала ему радостную новость, и он вновь улетел в Москву, чтобы в семь часов утра сесть на самолет и отправиться в Соединенные Штаты. Мне очень понравилась эта быстрая связь Всевышнего, услышавшего мои молитвы, и членов Центрального Комитета партии».
Наконец-то чудо свершилось. Буквально через шестнадцать часов в аэропорту имени Кеннеди Бориса* встречали взволнованные Марина Алби и Кенни Шаффер, а на парковке стоял, поблескивая хромом, новенький лимузин. После тяжелого перелета Гребенщикову* нужно было поспать, поскольку на следующий день в одном из кафе на Таймс-Сквер его ждал музыкант и продюсер по имени Дэвид Боуи.
*********************************************************
«Меня привезли в Нью-Йорк в середине декабря, — пояснял лидер “Аквариума”. — Мы въехали в город вечером, а деревья возле домов светились всеми лампочками. И я подумал: “Господи, вот это жизнь!” А потом я открыл для себя, что в ресторанах можно вкусно покушать и еда, оказывается, бывает самой разной. Что есть, например, суши. А больше никакого другого шока у меня не было».
За три недели в Америке Гребенщикову* удалось встретиться с большим количеством рок-звезд, которые до этого казались ему небожителями. К примеру, Борис* полностью отслушал двухчасовую репетицию Фрэнка Заппы, разговаривал с Игги Попом, Джулианом Ленноном, музыкантами Blondie и познакомился с Джорджем Харрисоном. Но наибольшее впечатление на лидера «Аквариума», конечно же, произвела встреча с Боуи.
«Дэвид — безумно обаятельный человек, — восторженно говорил БГ*. — Его настоящий медиум — это общение, вот так, в узком кругу, с кайфом. Он встретил меня как старого друга, которого не видел лет пять. Сразу стал показывать новый фотоаппарат, который может делать удвоения, наложения и другие фокусы. Потом мы стали говорить про технику работы со словами Уильяма Берроуза, про все что угодно. Затем Дэвид предложил поменяться сапогами, и мы поменялись. За всю ночь он сказал две серьезные фразы. Первая: “Если я буду тебе нужен — можешь на меня рассчитывать”. И вторая, в шесть часов утра, на прощание: “Не дай им сделать из этого очередной американский альбом”. То есть Дэвид все время имел в виду, что предстоит что-то сделать».
Спустя неделю идеолог «Аквариума» уже ощущал себя «первым свободным русским человеком с 1917 года». Он жил на квартире у Шаффера, слушал много музыки и посещал по ночам культовые клубы в Гринвич Виллидж.
«В Америку Борис* прилетел в своей плохонькой белой дубленке, которую бабушка купила ему на барахолке, — писала Людмила Харитоновна в своих мемуарах. — Мы ведь бедные были. В таких дубленках ходили милиционеры. И американский агент, встретив Борю* в аэропорту, сразу же снял с него эту позорную вещь и сказал: “Для начала мы купим тебе пальто”».
Вскоре Гребенщиков* полностью акклиматизировался и окончательно перестал понимать, где именно находится: в Лондоне, Москве, Нью-Йорке или Лос-Анджелесе. Он чувствовал, что попал в настоящую сказку. Наверное, потому что с детства ему интереснее было не читать сказки, а жить в них. Он мечтал быть натуральным персонажем из мифа, и на 34-м году жизни его фантазии наконец-то обрели реальное воплощение.
«Мы представили Бориса* сразу нескольким рекорд-компаниям и чуть было не подписали контракт с A&M, где в одном лобби рядом оказались Гребенщиков* и Майкл Джексон, — рассказывал Шаффер в документальном фильме Long Way Home. — В итоге мы остановились на CBS Records, босс которого Уолтер Йетникофф сказал: “Это очень рискованная идея, но этим стоит заняться!”»
Любопытно, что самому Шафферу финансовые условия на лейблах Polygram и A&M казались более привлекательными. Но с другой стороны, внук выходцев из России предоставлял своему далекому земляку больше творческой свободы. Позднее Йетникофф признавался, что не успевал ознакомиться с музыкой «Аквариума» и все решалось на уровне глаз. Кроме того, будущим партнерам нравился один и тот же сорт шотландского виски. В это пикантное обстоятельство можно верить или не верить, но, по сути, именно этот факт и определил судьбу контракта. И жесткий продюсер, выпускавший миллионными тиражами диски Пола Маккартни, Брюса Спрингстина и The Rolling Stones, предложил уникальный шанс русскому музыканту.
«Вооруженный акустической гитарой и старыми записями “Аквариума”, Борис* произвел необычайно сильное впечатление на президента CBS Records, — писал в 1989 году журнал Rolling Stone. — В итоге компания Йетникоффа оказалась единственной из ведущих фирм грамзаписи, по-настоящему заинтригованной музыкой Гребенщикова*. Или, может быть, им понравилась подоспевшая ко времени идея про “русского Боба Дилана”. Как бы там ни было, Борис* подписал свой семидесятистраничный контракт с CBS Records, не прочитав ни единого пункта».
Таким образом, половина дела осталась позади и финансовый тыл был найден. Теперь партнерам оставалось определиться с выбором студийного продюсера. Это был важнейший стратегический момент. Кенни настаивал на кандидатуре Майкла Стайпа из группы R.E.M., а его коллеги советовали Боба Джонсона или Тони Висконти, которые сотрудничали с Диланом и Боланом соответственно.
«Когда мы продумывали будущую пластинку, я очень хотела, чтобы Борис* записал акустический глэм-рок, — признавалась Марина Алби в интервью для книги. — Я прямо-таки видела его в этом камерном минимализме, и мне казалось, что у Гребенщикова* с его тонким голосом это получится лучше всего».
У Бориса*, который первоначально настраивался на ознакомительную поездку, теперь разбегались глаза. И его, безусловно, можно понять. Совсем недавно он убедительно заявлял на квартирниках, что не верит в существование Америки, а теперь его словно «выдернули из раковины». Судя по всему, попав в водоворот событий, он до конца не понимал, что именно хотел получить в местном контексте. Скорее всего, интуитивно догадывался, но лишь «методом от противного». И по-прежнему у него в мозгу крутилась фатальная фраза Боуи про «очередной американский альбом». В каком-то смысле Гребенщикову* было весело и страшно, но все расставил по местам Его Величество Случай.
«В Лос-Анджелесе я случайно встретился с Дэйвом Стюартом, и это событие определило музыкальное направление альбома, — говорил Борис* в одном из интервью. — Отчасти потому, что Eurythmics по определенным причинам занимал в моем мире чрезвычайное место. Искра проскочила, и работа началась. Дэйв жил неподалеку от студии и наложил соло-гитару на экспериментальный трек “Пепел” — на русском, но совсем другой вариант. Такую крутую гитару, что я был сдут в пять минут… Потом он прислал письмо, что ему было бы интересно поработать. Это оказался второй реальный человек, с которым я хотел бы сотрудничать».
Со стороны казалось, что это — идеальный выбор. Несмотря на протесты Шаффера, Борис* выглядел счастливым человеком. Ему нравился альбом Мика Джаггера, который спродюсировал Стюарт, он обожал пластинки Eurythmics, в которых его привлекало буквально все: свежесть идей, аранжировки и даже пресловутый стандартный саунд 80-х…
Как выяснилось позднее, для Дэйва это тоже был своеобразный вызов, и он рвался в бой.
«Я был просто ошеломлен, ознакомившись с песнями Бориса*, — уверял лидер Eurythmics. — Поскольку неожиданно услышал в них интонации старой английской народной музыки, о которых уже двадцать лет как забыл. С подачи Гребенщикова* я стал ходить в фольклорные клубы и обнаружил там массу интересного. Фактически Борис* вернул мне мои собственные корни».
Перед возвращением в Ленинград Гребенщиков* успел все-таки выступить в Нью-Йорке. Этот акустический концерт состоялся в советском посольстве, и критики считают его одним из лучших в международной карьере БГ*. Вдохновленный событиями последних дней, Борис* бойко отвечал на записки из зала и впервые демонстрировал песни «Аквариума» в столь официозном контексте. В партере в тот вечер восседали матерые дипломаты, журналисты-международники, чиновники из ТАСС, сотрудники КГБ, а также члены их семей. В воздухе пахло дорогими духами, сильнейшим пафосом и недоверием. Скажем прямо: контингент подобрался не самый простой…
Итак — чуть томный вокал, акустическая гитара и губная гармошка против ощетинившихся зубров советской номенклатуры. Гребенщиков* осторожно начал выступление с «Золота на голубом», затем спел «Аделаиду», «Моей звезде» и «Трамвай». Ближе к финалу атмосферу несколько смягчили несколько композиций Вертинского и «Чудесный вальс» Окуджавы. И когда сердца политической элиты растаяли окончательно, Борис* с безупречной дикцией выдал «Сползает по крыше старик Козлодоев». Спел — как вбил гвоздь в крышку гроба советской власти.
За окнами незаметно наступал 1988 год…
Книга «Аквариум: геометрия хаоса» будет презентована на уральской книжной выставке «Красная строка» (25 – 27.08), московской международной книжной ярмарке в Экспоцентре (30.08 – 03.09) и фестивале «Книжная Сибирь» в Новосибирске (15 – 17.09. 2023).
Оформить предзаказ на книгу можно по ссылке.
* Признан Минюстом иностранным агентом