Шум и ярость. О чем и как писал Уильям Фолкнер

Гражданская война в США закончилась почти два века тому назад, однако различия в ментальности между северянами и южанами никуда не делись до сих пор и даже усугубились с течением времени. В одной стране сформировалось два принципиально разных взгляда на жизнь, которые никак друг с другом не пересекались. Так, потомки проигравших в войне конфедератов продолжили жить с культом семьи и силы, провозглашая на своей территории пуританские порядки вроде недопустимости секса до брака, даже когда за окном уже бушевала сексуальная революция 1960-х. В таком строгом ключе как раз и был воспитан Уильям Фолкнер, который в своих книгах запечатлел быт сурового Юга глазами человека, максимально несоответствующего этой среде. 

С самого детства писатель рос стеснительным интеллектуалом, много читал и был физически слабым, но стремился тем не менее походить на остальных. Давалось это непросто: например, из-за маленького роста Фолкнера сначала не взяли добровольцем на фронт, а потом, когда он все-таки смог выучиться на летчика, война закончилась. Параллельно его возлюбленная Эстелл Олдхэм вышла замуж за другого. Фолкнер постепенно становился неудачником по меркам собственного же окружения. Тогда и случается его литературный дебют. Сперва Фолкнер писал исключительно стихи, которые были неплохими, но не более. Сочинять прозу поэту рекомендовал писатель Шервуд Андерсон. Именно с его подачи был начат целый цикл произведений, посвященных американскому Югу. Самое технически сложное и громкое из них было опубликовано в 1929 году — роман «Шум и ярость» рассказывал историю семейства Компсонов революционным для своего времени языком.

Техника письма

Стилистически Фолкнер наследовал модернистской технике ирландского писателя и автора романа «Улисс» Джеймса Джойса. Именно он придумал писать о будничном в манере «потока сознания», когда на бумаге оказывается все, что приходит герою в голову. Человек в ходе выполнения механических действий изо дня в день думает не о том, что происходит, а обо всем вообще, его мысли путаются и переплетаются, обрываются и продолжаются спустя несколько часов. Сознание устроено непоследовательно, потому Джойс и описывал происходящие в нем процессы хаотично, отрывисто. Фолкнер делал ровно то же самое. Чтобы расшифровать две трети «Шума и ярости», в конце большинства изданий помещали целую таблицу, где отмечается, в каком времени происходят события в каждом абзаце, кто и с кем говорит и так далее. При первом прочтении это может отпугнуть, зато, когда картина происходящего все же складывается, читатель понимает, что никак иначе история просто не могла быть рассказана. Более того, некоторые сюжетные повороты — например, секс, непонятно, случившийся ли между братом Квентином и сестрой Кэдди, — буквально завязаны на том, что читателю не удается понять, идет речь о фантазии, реальности или переписанной «ненадежным рассказчиком» версии событий.

В первой трети книги Фолкнер пишет от лица умственно отсталого младшего ребенка Бенджи. Для него все происходящее вокруг — это не подчиняющийся осмыслению «шум», бесконечное мельтешение непознаваемых чужих эмоций и событий, которое не получается структурировать, будь то похороны бабушки, прогулка во дворе или поездка в город. Чтобы передать восприятие Бенджи, Фолкнер, с одной стороны, выбирает максимально простые конструкции, с другой — устраняет все причинно-следственные связи. Он пишет, например, «земля побежала на меня и я упал», «ящик меня ударил» или «по траве идет моя тень». У Бенджи нет никаких мыслей, он может или транслировать то, что видит, никак это не оценивая, или находиться в состоянии истерики, когда происходящее вокруг его пугает или злит. Единственный способ успокоиться для Бенджи — ощутить себя любимым, оказаться рядом с заботящейся о нем сестрой Кэдди, которая умиротворяюще «пахнет деревьями» и, совсем как дерево, фильтрует воздух, систематизирует окружающий хаос. Со временем девушка вырастает, у нее появляются ухажеры и даже любовники, из-за которых на Бенджи уже не остается времени. Кроме того, она начинает пахнуть духами, теряет свой естественный, девственный запах. Младший брат замечает эту перемену, постепенно отдаляется от сестры и все глубже погружается в непроговариваемый страх.

Патриархат и стихия времени

Если для Бенджи главная проблема мира заключалась в бушующих эмоциях, которые, подобно лавкрафтовским чудовищам, заставляют того цепенеть и ежиться, то Квентин, старший сын семейства Компсонов, постоянно сталкивается с не попадающими в него моральными установками, давящими предписаниями, которым не получается соответствовать. Интеллектуал и студент Гарварда, он, совсем как сам Фолкнер, с ранних лет не вписывается в свою семью. Квентину, с одной стороны, хочется вообще не соприкасаться с нравами Юга, быть свободным от них, с другой — он навязчиво пытается защитить свою сестру Кэдди от «греха» в виде потери девственности (даже если вину за грехопадение для этого нужно будет взять на себя, изнасиловав девушку). Конфликт животного и системного, «правильного» происходит в его голове постоянно. На героя очень сильно давит фигура отца, который к южным порядкам относится спокойно и воспринимает их как фикцию, обманку, с которой можно играться. Квентин же на самом деле сходит с ума от чувства вины за свою несостоятельность.

Герой впадает в депрессию и решается на суицид — вся вторая треть романа как раз посвящена последнему дню Квентина. Он выходит из студенческого общежития, чтобы покончить с собой, но попадает в неприятности, которые значительно тормозят героя на пути к неминуемой смерти. На самом деле конец для героя наступает еще в тот момент, когда Квентин разбивает свои часы: время больше не течет стройно, оно существует как окружающая персонажей стихия, как химера. Циферблат запечатлевает время, фиксирует его, закрепощает точно так же, как самого героя стесняют ожидания его семьи. Когда Квентин теряет контроль над временем — он перестает контролировать вообще все, отказывается от свалившегося на него стресса и уже в этот момент перестает жить, потому что жизнь для него продиктована комплексом бесконечной ответственности за всех вокруг. Фолкнер показывает, что происходит с человеком, которого растили в патриархальной традиции вопреки его воле. От Квентина требуют проявить силу, но он ею попросту не обладает. Ему легче умереть, чем признать свою слабость — хотя смерть, конечно, и является ровно таким признанием, просто на совсем другом уровне.

Кризис консерватизма

Девушка Кэдди, самая свободолюбивая и волевая из своих родственников, решает просто устраниться из сложной системы родственных взаимоотношений и сбегает из дома. Но Фолкнер дает читателю понять, что этот побег происходит лишь только физически. Мысленно Кэдди навсегда остается заложником тех моральных категорий, которые ей прививала семья. Писатель объясняет, что человек, ломающий систему, изначально в эту систему вписан и предусмотрен ею. Кэдди — это образец сильной личности, та самая изюминка Юга, оживляющая его давно обветшалые декорации. Она «бунтарь без причины», который слишком серьезно воспринял местные правила. Ее сексуальная разнузданность, ранняя беременность и побег — это и есть настоящий американский Юг, над особенностями которого сегодня смеются в TikTok под песню Sweet Home Alabama.

Младшее поколение носителей «южного» культурного кода по Фолкнеру живет не в соответствии со своими традициями, а в постоянном конфликте с ними. От этого конфликта просто некуда сбежать, он всегда с тобой — как сломавшиеся часы, с которыми ты по привычке сверяешься. Фантомная боль южан от поражения в войне и все последующие мутации их менталитета — не отличительная черта, а бремя, рудимент, который никак не вымоется из коллективного ДНК. Квентин убивает себя именно потому, что не выдерживает диссонанса между собственной тревожностью, слабостью (ведь герой не может согрешить) и подавляющей его средой, искушенной грехом. Бенджи, хотя и не знает вообще ни о каком особом южном менталитете, тоже ощущает постоянное присутствие порока. Герой так же руководим влечением, как и все вокруг него. Но, в отличие от остальных, из-за своего недуга он не видит правильного «фасада» — его ничто не защищает от той грязи, в которой плавают все персонажи, и потому он единственный захлебывается ею все сильнее с каждым новым припадком.