Андрей Подшибякин: «Последний день лета». Жуткая сказка
Большую часть урока химии на следующий день Сережа Питон провел в попытках довести Новенького. От шуток Питона не был застрахован никто. Даже самые безупречные отличницы. Даже самые отмороженные старшеклассники. Нет, придурка надо было додавить!
Причину собственного упорства в этой сфере он не мог объяснить даже самому себе, хотя и не то что бы сильно пытался. Если шутка не совсем попадала в цель и просто приводила жертву в бешенство — такой исход Питона вполне устраивал. Но идеальный сценарий — когда шутка била в интуитивно нащупанное Сережей уязвимое место, и жертва бледнела, иногда начинала рыдать, реже — просто замирала и смотрела в пространство перед собой мертвыми, как пуговицы, глазами. Внутри Питона в эти моменты что-то трепетало и попискивало, как маленькая птичка, когда вокруг нее сжимается кулак.
Он покосился на Новенького; тот по своему обыкновению сидел с прямой спиной, глядя в невидимую точку над головой Ольги Валерьевны. Соблазн придвинуться к придурку поближе и пошутить был непреодолимым, хоть Питон и знал: шутки в присутствии химички всегда заканчивались плохо. По слухам, в прошлом году Валерьевна со всей дури херакнула деревянной указкой по голове какую-то овцу из восьмого класса… Но ради по-настоящему смешной шутки Сережа был готов выхватить хоть указкой, хоть осколком кирпича, хоть самой настоящей бейсбольной битой из магазина «Real» (такие случаи тоже были).
Тут Сережа кое-что придумал. Он шумно втянул соплю, выдрал из уже изрядно похудевшей общей тетради листок, что-то быстро на нем нацарапал левой рукой, перегнулся через парту и бросил листок Новенькому на колени. Степан не пошевельнулся. «Засранец», — подумал Питон. Ничего-ничего! И не таких ломали!
— Слышь, Новый, — прошипел он. — Зырь записку!
Вместо ответа тот молча смахнул бумажку с колен на пол — то есть всё шло в полном соответствии с планом. Рискованным, но потенциально крайне эффективным планом. Питон вскинул руку и нетерпеливо затряс ей в воздухе.
— Ольга Валерьевна! Ольга Валерьевна-а-а!
Невысокая худая химичка, напоминавшая хищного лесного зверька, на полуслове прервала свой монолог о валентности водорода, прищурилась и посмотрела на Питона сквозь узкие очки. На ее щеках начал разгораться нехороший румянец. Класс, и без того знавший, что на химии лучше не выделываться, затаил дыхание.
В наступившей гробовой тишине Ольга Валерьевна подошла к отличнице Юльке Селиверстовой, сидевшей за первой партой, и, не обращая внимания на Питона, положила ей руку на плечо.
— Селиверстова, какое важное правило поведения на уроке забыл Сережа Чупров?
— Правило такое, — заблеяла Юлька. — В классе полная тишина до тех пор, пока учитель не задаст вопрос.
— Совершенно верно, — ее внимание переключилось на Питона. — Я надеюсь, Чупров, — для твоего же блага! — что ты поделишься с нами какой-либо важной информацией. Внимательно слушаю.
Питон с грохотом отодвинул стул, встал и заговорил писклявым заискивающим голосом:
— Ольга Валерьевна, я просто хотел сказать, что Новенький, ну, то есть, что Петренко кому-то писал записку, а вы говорили, что на уроке нельзя писать записки, и поэтому я… — Питон оглушительно шмыгнул носом и попытался поскорее закончить свое выступление перед начинающей сатанеть химичкой: — В общем, он ее бросил, но промахнулся, и она на полу валяется! Я сам видел! А в классе мусорить нельзя, вы сами говорили! Вон, смотрите!
Питон попытался пнуть бумажку, всё еще лежавшую у стула Новенького, не попал и чуть не грохнулся на пол. Своей цели он, впрочем, достиг: очки химички сверкнули злой радостью, а румянец начал сходить на нет.
— Сядь, Чупров.
Ольга Валерьевна неспешно пошла между партами по направлению к Новенькому. Стояла мертвая, как Донец, тишина — даже Крюгер, умудрившийся простыть посреди нехарактерно жаркого даже по южным меркам сентября, перестал возиться с грязным носовым платком.
— Петренко, — тихо сказала химичка. Ей не нужно было повышать голос, чтобы обладать полным и безоговорочным вниманием всего класса. — Подними свою записку.
Новенький продолжал смотреть перед собой, но на его шее задергалась вена. Питон ощерился.
— Разверни ее, — продолжала Ольга Валерьевна. — И громко, с выражением прочитай всему классу.
Питон затаил дыхание. План удался! Развязка была близка — у Новенького было не так много вариантов дальнейших действий. Он может отказаться читать записку — и тогда истерики химички не избежать. Еще он может начать ныть и оправдываться — и тогда не избежать еще более лютой истерики химички! Уж как минимум, мысленно рассуждал Питон, притырка выставят из класса и отправят объясняться перед завучем! Всё складывалось как нельзя лу…
Питон не поверил сначала своим глазам, а потом своим ушам. Степан молча нагнулся, поднял с пола записку, выпрямился и развернул бумажку — всё это с одним и тем же отсутствующим выражением лица. «Зомби ******[чертов]», — раздраженно подумал Питон. Новенький тем временем начал читать записку, явно не отдавая себе полного отчета в том, что он делает и какие последствия его вот-вот ожидают.
Питон выпучил глаза. Шутка получалась гораздо веселее, чем он смел надеяться. Всем шуткам шутка!
— Алла, я тебя люблю, — монотонно читал Новенький. — Порви, а то Гитлер спалит.
Неофициальное прозвище Ольги Валерьевны было самой страшной коллективной тайной 43-й школы — хотя и никакой на самом деле не тайной; Валерьевна не давала спуску ни детям, ни другим учителям, ни даже теткам, работавшим в школьной столовой.
В следующую секунду одновременно произошло сразу несколько событий.
Блондинка Аллочка, которую имел в виду Питон в своей записке, выпучила глаза на Новенького, ни разу с ней даже не поздоровавшегося, и злобно прошипела что-то себе под нос (Аллочка прекрасно помнила «важное правило поведения на уроке»).
Пух (мысленно) грязно выругался — на помощь пришел лексикон Сиси и Бурого.
Крюгер хихикнул.
Питон восторженно ахнул.
Ольга Валерьевна хлестнула Новенького ладонью по лицу.
После этого класс погрузился в ошалелую тишину. «******[Офигеть]», — подумал Питон, в груди которого трепетала целая стая маленьких птичек, готовых вот-вот превратиться в горсть перьев, внутренностей и раздавленных косточек. Забыв втянуть соплю, он подался вперед и, не моргая, уставился на Степана, ожидая его реакции.
Реакции не было. Новенький смотрел сквозь взбешенную химичку, не обращая внимания на расплывающееся по щеке красное пятно. Питон забеспокоился — шутка на глазах переставала быть смешной. Притырок должен был зарыдать, или забиться в истерике, или как-нибудь огрызнуться, вызвав еще большее бешенство Гитлера, — но ничего из этого не происходило.
Судя по всему, чего-то подобного ждала и сама Ольга Валерьевна. Она постояла еще несколько секунд, буравя Степана ненавидящим взглядом, после чего сквозь стиснутые зубы сказала:
— Выйди из класса, Петренко. Чтобы без родителей в школе не появлялся.
На этих словах Новенький сломался. На его лице и шее выступил нездоровый малиновый румянец; Степан затрясся, а полное безразличие в его глазах сменилось… Питон не мог понять, чем. Чем-то, прямо противоположным безразличию.
— Ольга Валерьевна, я… Я не… — Новенький не мог связать двух слов.
— Чтобы. Без. Родителей. В школе. Не. Появлялся, — повторила химичка, чеканя каждое слово.
Губы Новенького задрожали. Питон, жадно наблюдавший за метаморфозой придурка, облизывал губы и ерзал на стуле — он безошибочно определял момент, когда умирает часть чьей-то души. Это было идеальным финалом по-настоящему удачной шутки! Лучшего нельзя было и желать!
— Пошел вон! — взревела Ольга Валерьевна.
Давясь слезами, Новенький схватил свой полиэтиленовый пакет, сгреб туда с парты тетрадь и учебник, уронил ручку и выбежал из класса. Очки Гитлера с ненавистью блеснули ему вслед. Когда дверь за изгнанником захлопнулась, химичка выдохнула и холодно улыбнулась.
— Какой… Наглый молодой человек. Не представляю даже, что… — тут она себя одернула. — Вернемся к теме нашего урока. И эта тема, Селиверстова?..
— Валентность атомов водорода, — протараторила всё еще ошарашенная отличница.
На валентность водорода, как и любого другого химического элемента, Питону было абсолютно наплевать. Он всё еще не мог успокоиться — шутка удалась на славу! Самая смешная, самая великолепная шутка из всех, что он когда-либо шутил!
Хотя нет, мысленно поправился Чупров. Шутка со щенком пока оставалась непревзойденной. Щенка купили на день рождения его младшей сестре Мусе; та не чаяла в пушистом тявкающем комке души — постоянно таскала его на руках и, несмотря на протесты матери, спала со щенком в обнимку. Шутка пришла Питону в голову однажды поздним вечером; он подкрался к спящей Мусе, вынул теплого щенка у нее из-под бока и одним движением свернул ему шею. Трупик он положил обратно, а утром утешал бьющуюся в истерике сестру — дескать, щенок просто крепко спит, надо попробовать его разбудить!.. Это была самая смешная шутка в мире!
Но шутка над Новеньким определенно занимала почетное второе место на пьедестале. Питон мысленно еще раз прокрутил недавнюю сцену, смакуя все подробности, — а потом еще раз, и еще… Когда прозвенел звонок с урока, Чупров не рванул на перемену первым, как это было у него заведено, а остался сидеть, блаженно улыбаясь, шмыгая носом и шевеля губами. Шутка удалась!
Стоп.
Стоп-стоп-стоп.
Питон замер.
Почему притырок так задергался, когда Гитлер вызвала его родителей? Ответа Питон не знал, но собирался во что бы то ни стало его найти. Он ощущал зарождение самой смешной шутки в мире. Самой-самой смешной шутки во всей Солнечной системе и далеко за ее пределами. Смешнее не бывает!
Приобрести книгу можно по ссылке.