Ксения Буржская: «Пути сообщения». Отрывок из нового романа

Близилась вторая летняя суббота, а в этот день Нина всегда устраивала карнавальную вечеринку, приглашала друзей. Ей нравилось, когда все принимают участие в празднике: приходят в костюмах или мастерят их прямо на месте, в процессе извлекая из них какую-то ладную историю, превращая ее в спектакль тут же, между ужином и десертом.

Нина и Ганя в этот раз соорудили себе одинаковые накидки из тюля, маски райских птиц из цветной бумаги, а на ужин решили приготовить оладьи из кабачков и цицилу с овощами — проще говоря, зажарить целую курицу, начиненную овощами и специями.

Приехал с работы Генрих, а с ним друг семьи доктор Шапиро и коллега Генриха, замначальника дирекции спальных вагонов прямого сообщения Арсентьев с маленькой дочкой Асей. Арсентьев не так давно овдовел — жена его умерла от туберкулеза, — но за год оправился, и его доброе круглое лицо уже не было таким печальным, как прежде. По поводу дирекции спальных вагонов Нина всегда  смеялась: «Вот это должность!» — и в шутку называла его «директор передвижных кушеток».

Приехала подруга Галка — шумная, громогласная машинистка из управления, главная сплетница и любительница веселья. Приехал и Андрюша с близким другом Сергеем Будко, невысоким мужчиной с отталкивающе строгим лицом, но Нина решила первому впечатлению не доверять.

В фанты поиграли очень весело: все хохотали, даже Генрих, особенно когда Нине выпало залезть под стол и кукарекать, а она в своем одеянии и так была как сумасшедший петух.

Генрих умело развел огонь на кострище, взметнулись вверх красные звезды. Нина испугалась, что загорятся листья на нижних ветках стоящего поодаль клена, но они свернулись в трубочку и не занялись. Нина набросила платок: лето еще не вошло в свою полную силу, вечера стылые — и в обретенном тепле поймала знакомое ощущение, когда все свои рядом и так уютен этот ближайший круг.

Шапиро, главный шутник и задира, знакомый Генриха с юности, сейчас по-настоящему хороший врач-хирург, рассказывал смешной случай: захотел выпить пива в «американке»* у Покровских Ворот и стал свидетелем скандала — продавец разливал в грязные кружки, а когда один товарищ попросил посуду вымыть, накричал на него и отказался обслуживать. Дескать, если каждую кружку мыть, работать (то есть наливать) некогда будет.

— Возмутительно, — сказала Галка. — Но есть же выход: можно не пить!

— Не пить! Да что вы понимаете в жизни, — сказал Шапиро, и они рассмеялись и чокнулись.

— Жизнь несправедлива, — парировала Галка, отпивая из бокала.

— Это я в курсе, — отвечал ей Шапиро. — Знаете ли вы, что побреют вас в парикмахерской за сорок пять копеек, а одеколоном после бритья намажут за пятьдесят? Где ж тут справедливости искать? Или снова скажете: можете не бриться?

— Бриться, пожалуй, стоит, — согласилась Галка. — Но вы могли бы как-то и сами. Без парикмахерской.

— Вы, Галина, предлагаете мне скучную, унылую и постную жизнь.

— Между прочим, Галина права, — неожиданно вступил в разговор до сих пор молчавший Будко. — Гедонизм только портит человека.

— Что вы говорите? — Шапиро изумленно взглянул на него. — А что же тогда человека, так сказать, улучшает?

— Труд, — ответил Будко бескомпромиссным тоном. — Только труд.

— Тогда извольте, — произнес Шапиро вставая. — Потрудитесь налить мне еще портвейна. Вас это улучшит, а меня, так и быть, испортит.

— Хам, — сказал Будко и воинственно подался вперед.

Андрей схватил приятеля за рукав, а Шапиро захохотал:

— Друг мой, вы все принимаете слишком близко. Остыньте, у нас впереди чудесный вечер, не стоит его портить.

Сергей сплюнул на землю и повернулся к Андрею:

— Это, стало быть, твой новый круг?

— Тихо, — попросил Андрей. — Ты несправедлив.

— И правда, Сережа, — сказала Ганя тоном, каким она обычно успокаивала разбушевавшегося Владика, — осади. Человек же просто шутит. 

— За такие шутки в зубах бывают промежутки, — буркнул Сережа, и Гане вдруг стало за него нестерпимо стыдно, как будто она привела в высшее общество дворового хулигана.

Впрочем, Сережа был и хулиганом, и дворовым, они с Андреем дружили, скорее, по инерции: общее барачное арбатское детство, первые драки — в одной компании гуляли дети разных сословий, и не худшие тянулись к лучшим, а, как правило, наоборот. Андрей довольно быстро стал лидером благодаря своему уму, смекалке и быстрой реакции, это же помогло ему в выпускном классе вытянуть себя за волосы из болота в институт. У Сережи таких талантов не было, но как друг он себя проявил хорошо: стоял горой, дрался за Андрея, не обманывал. Андрей ему доверял, поэтому, когда Ганя спросила мужа, хочет ли он взять кого-то с собой в гости, тот сразу сказал: «Сережу», думая, что поездка будет тому наградой. «Давно не общались как-то, все занят я, давай позову его, заодно повидаемся, а то неловко». Теперь, получается, за Сережу было немного стыдно, никто не ожидал от него такой внезапной классовой нетерпимости, но что уж теперь.

Пока куриное мясо доходило в печи, а картошка в костре, Нина предложила сыграть в петанк — игру, которой их с Генрихом обучили в Париже, и они так пристрастились, что даже привезли с собой тяжелые шары. Правила игры оказались простыми: выбрать площадку поровнее, желательно песчаную, с одной стороны вбить деревянный колышек, а с другой метать металлические шары, чтобы те оказались как можно ближе к нему.

Лучше всего бросать получалось у Андрея, хуже всего — у Галки, ее шары то не долетали, то перелетали за колышек, а Сергей вообще не играл, но его решили не трогать.

Потом ели курицу. Тут же прибежала Натка и первой взгромоздилась на стол. Генрих скинул ее, и она обиженно поплелась под стол ждать подачек. За столом Шапиро снова травил неосторожные анекдоты, а Галка заливисто хохотала.

— Председатель колхоза говорит: «У нас сегодня большая радость. Районное начальство выделило нам фанеру. Что будем делать: латать дыры в свинарнике или чинить крышу в коровнике?» Собрание долго думает, потом неожиданно встает один дед: «Давайте из этой фанеры построим аэроплан и улетим из колхоза к ядреной матери!»

Нина вышла покурить за ворота, спряталась за вишней. Присела на синий столбик колонки, холодный и влажный под ладонью. Вдруг листва зашуршала, Нина от неожиданности вздрогнула и обернулась.

— Кто здесь?

— Это я, я, Ниночка, простите, что напугал. — Из-за вишни показался Арсентьев. Его светлая рубаха светилась в темноте, а лицо было темным, виднелись одни только добрые глаза.

— А-а, это вы. Подкрадываетесь, как вор.

— Да, похоже… — Арсентьев засмеялся, будто заухала сова. — Я, собственно, проститься, Асеньке пора спать. Сейчас поедем.

— Что вы! Так рано? Положите ее на втором этаже! Можете и сами остаться, дом большой.

— Да по правде, Ниночка, дело не только в этом, лучше мне уехать.

— Что вы, Алеша, что произошло? — Нина обеспокоено взглянула в его лицо, но он отводил глаза. — Кто-то обидел вас?

— Да что вы, кто меня обидит? — снова заухал Алеша. — Вы посмотрите на меня.

И он раскинул руки — большой, как медведь.

— Разве дело в размере? — удивилась Нина. — Обидеть можно и маленького, и большого — одинаково.

— Вот, Нина, что мне в вас нравится… Я хочу сказать, как в человеке. Вы мудрая.

— Бросьте, Алеша. Я и слышать не хочу о вашем отъезде. У нас еще десерт впереди. Видели бы вы, какие Ганечка напекла булочки с клубникой!

— Спасибо вам, Ниночка, но я не могу остаться. Надо ехать.

— Да что вы заладили, в самом деле? Назовите хоть одну причину, почему вы не можете остаться!

— Да… Понимаете… Я вас люблю, — выпалил Арсентьев, и лицо его запылало. — Такая причина. 

Нина посмотрела на него внимательно и с интересом.

— Как друга? — осторожно уточнила она.

— Как женщину, — ответил Алеша, окончательно сдавшись. — И я не хочу, чтобы это вам как-то мешало.

— Но я ведь жена вашего товарища, — сказала Нина.

— Да, разумеется, и я очень уважаю Генриха и высоко ценю нашу дружбу и ваше доверие, поэтому я ни на что не претендую и даже не могу себе вообразить…

— Ну, воображать вам никто не запрещает, — сказала Нина с улыбкой. — Но ответить я вам не могу.

Арсентьев покорно кивнул.

— Я и не ждал.

— Не переживайте, Алексей. Оставим это между нами, — ободряюще сказала Нина и похлопала его по плечу. — Вы хороший человек, и я искренне желаю вам встретить женщину, достойную вас.

— Да, да, спасибо, Ниночка. Простите.

— Ну пойдемте к гостям. А то вы словно парализованный.

— Признаюсь, слаб: вы на меня так влияете. Но я обещаю вам, что больше такого не повторится.

— Пойдемте, пойдемте.

И они вышли из-за вишни все еще добрыми друзьями, будто бы совершенно ничего не произошло. Генрих приветственно помахал им рукой.

В саду тем временем назревал конфликт. Сергей, до сих пор мирившийся с окружающей действительностью и изрядно надравшийся, пер на Шапиро как тореадор, а тот сидел, беззлобно ухмыляясь, и ждал, чем кончится представление.

— Вы, товарищ, скажите прямо… Стоите ли вы за советскую власть? — требовал Сергей, раскрасневшийся, как бакинский помидор.

— Конечно! Лучше стоять за нее, чем сидеть! — искренне веселился Шапиро и так разошелся, что даже опрокинул на себя стакан с портвейном.

— Вы гад! — наступал на него Будко. — Так вам и надо!

— Послушайте, товарищ, я вспомнил еще один анекдот, — сказал Шапиро, отряхиваясь. — На колхозном собрании вручают подарки за хорошую работу к Седьмому ноября. «За отличную работу в поле товарищ Иванова премируется мешком зерна!» Аплодисменты. «За отличную работу на ферме товарищ Петрова премируется мешком картошки!» Аплодисменты. «За отличную общественную работу товарищ Сидорова премируется собранием сочинений Ленина!» Смех, аплодисменты, возглас: «Так ей, *****, и надо!»

— Вам, конечно, виднее, но я поражаюсь, как вы не боитесь! — ужаснулась Галка.

Шапиро и правда не боялся. Была у него такая сверхспособность: его всегда стороной обходило любое наказание. «Родился в халате, и, что интересно, — в белом», — говорил он. И в этот раз был уверен, что обойдется. Во всем остальном Шапиро счастливчиком не был: три брака развалились, от первого остался ребенок с каким-то редким психиатрическим диагнозом, жена тоже, правда, была не совсем в порядке, он платил алименты, много оперировал, часто пил, но человеком сохранился веселым и беззлобным, любил подтрунивать над верующими — во что угодно, потому что сам ни во что не верил. Но и не боялся. Знал, что его бережет какая-то сила, имени у этой силы не было, но она позволяла ему чесать языком без ограничений. Генрих все это, конечно, помнил и держал в голове, что шутки Шапиро могут стоить жизни кому-то другому, но по-человечески жалел его, потому что вообще-то умный он был мужик, талантливый диагност с легкой рукой, и этого не отнять.

— Вы оба пьяные и ведете себя некрасиво, — вмешался Генрих. — Перестань, Шапиро.

— Что у трезвого на уме, у пьяного на языке! — злобно проговорил Будко.

— Перестань, Сережа, выпил человек, сказано тебе, — довольно жестко оборвал его Андрей.

— Что? — Сергей сжал кулаки. — Ты-то куда лезешь? Ты… Мы же выросли с тобой… Вместе… Вот уж от тебя не ожидал…

— Да брось, Сережа, ну перебрал лишнего.

— А ты согласен с ним?

— Что?

— Согласен? Ты тоже смеялся над его похабными анекдотами. Я видел!

Будко начал толкать Андрея в плечо, и тот, оступившись, упал на Арсентьева, который легко поймал его и, обогнув, так же легко оттолкнул Сергея. Но тот не отступал.

— Что ж, Сергей, — спокойно сказал Генрих, — раз так — на правах хозяина я прошу вас уйти.

Генрих был по-своему справедлив: он всегда предпочитал доброго злому.

— А я на правах честного советского гражданина обещаю, что вам это с рук не сойдет! — кричал Сергей из-за кустов гортензии, стоявших между ними. — Тебе, Андрей, особенно.

— Не переживайте, — успокоил Арсентьев Андрея. — Агрессивные обычно отходчивые. Давайте, Сергей, ступайте в машину, я вас отвезу.

И с улыбкой увлек его за плечо,

— Ну, мне тоже пора, господа. Надеюсь, дальше вечер пройдет без происшествий.

Они с Генрихом обнялись.

После этого инцидента гостей они больше не звали. Нина и Ганя остались на даче втроем с Владиком, впрочем, кажется, это не волновало Нину: дни и без того были полными, как будто всего хватало.

*В середине 1930-х годов существовало несколько типов заведений, в которых можно было приобрести алкоголь: пивные-американки с высокими стойками, без стульев, пивные-закусочные с высокими стойками и незначительным количеством посадочных мест (в них обязательно должны были быть патефон, радио или баян), бары-пивные с художественной отделкой помещений и мебели (с обязательным оркестром и возможностью для посетителей потанцевать).

Презентация романа пройдет 7 апреля на ярмарке non/fiction и 14 апреля в магазине «Библио-Глобус». 

Оформить предзаказ можно по ссылке.