Живаго всех живых. Как Борис Пастернак создавал и издавал свой роман

Другие тексты Азбуки российской культуры — здесь

Музыка и литература

Борис Пастернак родился в 1890 году в Одессе в очень творческой еврейской семье. Его отец был художником и членом Петербургской академии художеств, а мать — пианисткой. С самого детства ребенка окружали художники и музыканты. В доме его семьи бывали Исаак Левитан, Василий Поленов, Александр Скрябин и Сергей Рахманинов. Кроме них у Пастернаков гостил и патриарх русской литературы — Лев Толстой, однако под влиянием Александра Скрябина маленький Борис выбрал в качестве увлечения всей своей жизни музыку. Под руководством Рейнгольда Глиэра, который вскоре должен был стать профессором консерватории, Пастернак проходил композиторские курсы и готовился к сдаче выпускных экзаменов в Московской консерватории. Параллельно он окончил гимназию с золотой медалью по всем предметам, кроме Закона Божьего (от него он был освобожден как еврей). В 1908 году Борис поступил в Императорский Московский университет — будущий МГУ, на юридический факультет. Причем главным принципом выбора факультета было то, чтобы вся эта учеба не мешала его главному увлечению — музыке. Однако — проблема. У Пастернака не было абсолютного музыкального слуха. Скрябин, будучи и сам лишен абсолютного слуха, пытался убедить Бориса, что это не главное и вообще не препятствие, но Пастернак после долгих терзаний в конце концов решил бросить музыку. В своих автобиографических заметках «Охранная грамота» он писал: «Музыку, любимый мир шестилетних трудов, надежд и тревог, я вырвал вон из себя, как расстаются с самым драгоценным».

Но что делать дальше? Юрфак был выбран, чтобы учеба там не мешала музыке, а музыки теперь нет. Узнав о том, что Борис учиться особо и не хочет, Скрябин уговорил его перевестись на философский факультет. В 1912 году Пастернак закончил университет, но за дипломом не явился. Он так и хранится до сих пор в архивах МГУ.

В 1913 году Пастернак начинает писать стихи. Он знакомится с авангардистами, в том числе с Владимиром Маяковским, и в том же году уже публикуется. Вскоре на страну обрушивается война и революция. От армии Пастернака освободили из-за легкой хромоты: в юности при падении с лошади он сломал ногу, и она неправильно срослась. После революции его отец, получив визу всесильного наркома просвещения Луначарского, выехал в Германию с матерью и сестрами. Поводом стала необходимость серьезного лечения за границей. Через некоторое время следом за ними выехал и Борис. Несколько месяцев он провел в Берлине, у него завязалась обширная переписка с творческой эмиграцией, но когда его семья решила окончательно осесть в Европе, Борис, единственный из Пастернаков, вернулся на родину. Все это время он продолжает писать и публиковаться, выпускает сборники и впервые пробует прозу — автобиографические заметки. В 1933 году выходит большое собрание его стихов, которое регулярно переиздают. Пастернак принимает активное участие в подготовке и создании союза писателей и в 1934 году выступает с речью на первом съезде. На этом же съезде Бухарин призывает официально назвать Пастернака лучшим поэтом Советского Союза.

Упреки партии и создание великого романа

Борис Пастернак на протяжении всей своей жизни помогал друзьям и знакомым, тем, кто оказался в трудном положении. В 1935 году он пишет письмо на имя Сталина с призывом освободить мужа и сына Анны Ахматовой, которых после этого немедленно выпускают. В атмосфере всеобщего страха он заступался и поддерживал даже членов семей врагов народа, что по тем временам было очень опасно. В январе 1936 года он пишет два стихотворения со словами восхищения в адрес вождя, но тучи уже сгущаются и над его головой. Партия начинает упрекать поэта со страниц газет в отрешенности от жизни и в мировоззрении, не соответствующем эпохе. Его перестают печатать и издавать. Наконец Пастернак уезжает на дачу в Переделкино, где с небольшими перерывами, за исключением периода эвакуации во время войны, проживет остаток жизни. Ради заработка он начинает заниматься переводами. Шекспир, Гёте, Шиллер… В конце жизни он будет писать об этом периоде так: «Полжизни отдал на переводы — свое самое плодотворное время».

Лишь после войны он берется за труд всей своей жизни. И неожиданно это — проза. Изначально задуманный как легкий и авантюристичный рассказ о жизни, из-за личных переживаний Пастернака он превратился в огромный роман о жизни русской интеллигенции в страшное время начала ХХ века. Работа над ним заняла долгие 10 лет. 

Книгу Союз писателей принял в штыки. Известный литератор Эммануил Казакевич заявил: «Оказывается, судя по роману, Октябрьская революция — недоразумение и лучше было ее не делать». Главред самого популярного журнала «Новый мир» Константин Симонов отказал в публикации со словами: «Нельзя давать трибуну Пастернаку!»

Снова и снова натыкаясь на отказы, Борис Пастернак передал черновик рукописи итальянскому литературному агенту Серджио Д’Анджело, прекрасно осознавая последствия этого поступка. «Вы меня пригласили взглянуть в лицо собственной казни», — такими словами он описал свое решение.

Впервые книга была опубликована в издательстве Feltrinelli в 1957 году, и ее выход наделал очень много шума по обе стороны границы.

Травля и Нобелевка

Но если на Западе романом восхищались и спешно готовили к публикации в разных странах, то на родине на писателя обрушился поток ненависти. Причем помимо придворных обличителей не понимали и не принимали произведение в том числе и Анна Ахматова, Корней Чуковский и многие другие, приходившие к Пастернаку на чтения романа. 

Чуковский говорил, что «при всей прелести отдельных кусков, главным образом относящихся к детству и к описаниям природы, он [роман] пока­зался мне посторонним, сбивчивым, далеким от моего бытия — и слишком многое в нем не вызывало во мне никакого участия».

Ахматова отзывалась так: «Встречаются страницы совершенно непро­фессиональные. Полагаю, их писала Ольга (Ольга Ивинская, возлюбленная и муза Пастернака. — Прим. ред.). Не смейтесь. Я говорю серьезно. У меня... никогда не было никаких редакторских поползновений, но тут мне хотелось схватить карандаш и перечеркивать страницу за страницей крест-накрест. И в этом же романе есть пейзажи... я ответственно утверждаю, равных им в русской литературе нет. Ни у Тургенева, ни у Толстого, ни у кого». 

Однако судя по стремительному распространению произведения за границей — буквально за год вывезенные разными способами рукописи переводят на английский, французский и тот же итальянский, так явно считали не все. Роман о поломанных судьбах людей, живших в тяжелейшее время Гражданской войны, послевоенного голода и репрессий тридцатых, слишком многих не оставил равнодушным. 

Поначалу советские издатели предпочитали игнорировать книгу вместе с ее автором, но ситуация стала стремительно накаляться после того, как писателя номинировали на Нобелевскую премию. 23 октября 1958 года Борис Пастернак стал вторым после Бунина писателем-лауреатом из России, и в тот же день Президиум ЦК КПСС принял постановление «О клеветническом романе Б. Пастернака». По всей стране стали проводиться якобы добровольные собрания трудящихся, на которых писателя поливали грязью. Со страниц газет писали, что Пастернак «согласился исполнять роль наживки на ржавом крючке антисоветской пропаганды», и назвали присуждение Нобелевки «шумихой реакционной пропаганды вокруг литературного сорняка». Автор советского гимна Сергей Михалков написал анаграмму под карикатурой «Нобелевское блюдо», а первый секретарь комсомола Владимир Семичастный заявил на пленуме:

«Как говорится в русской пословице, и в хорошем стаде заводится паршивая овца. Такую паршивую овцу мы имеем в нашем социалистическом обществе в лице Пастернака, который выступил со своим клеветническим так называемым произведением. Он настолько обрадовал наших врагов, что они пожаловали ему, не считаясь с художественными достоинствами его книжонки, Нобелевскую премию».

Пастернака моментально исключили из Союза писателей. Кроме того, Партийная группа правления СП потребовала выслать лауреата за границу, и это требование стало звучать со всех сторон. Собрания трудящихся, открытые письма в газеты, признанные литераторы — все требовали высылки писателя.

Однако существовала небольшая проблема. В том же году трое советских физиков, Павел Черенков, Илья Франк и Игорь Тамм, также получили Нобелевскую премию «за открытие и истолкование эффекта Черенкова». Чтобы внести ясность в эту двусмысленную ситуацию, 29 октября 1958 года в газете «Правда» появилась статья от имени физиков, в которой говорилось о «достойном решении Нобелевского комитета по физике и о подлом поведении комитета по литературе, присудившего премию отребью человечества». Однако не все физики в СССР придерживались подобных взглядов. По воспоминаниям доктора физико-математических наук Михаила Левина, его друг и коллега, академик Михаил Леонтович, прочитав эту статью, пришел в ярость.

— Надо объяснить Борису Леонидовичу, что это — белая ворона, иначе он будет думать, что все физики — говно!

В тот же вечер они вместе поехали в Переделкино, чтобы заверить Пастернака, что настоящие физики так не считают. Кстати, большой проблемой было найти тех, кто согласился бы поставить свою подпись под этой статьей. Например, академик Лев Арцимович отказался подписывать ее со словами, что не может критиковать то, что не читал. «Дайте мне “Доктора Живаго”, и я решу сам, чего книга стоит». 

При этом, конечно, практически все публичные критики книгу тоже не читали по той простой причине, что она не выходила на русском. Те, кому Пастернак передавал рукописи и делился отрывками на читательских вечерах, конечно, знали о чем речь, но таких людей было очень мало. Остальным, чтобы сделать выводы, этого и не требовалось, что и породило известный мем «не читал, но осуждаю». Есть несколько версий о том, кому принадлежит эта сомнительная честь. Например, корреспондент киевской «Литературной газеты» Петро Панч писал:

«Я його не читав, але не маю підстав не вірити редколегії журналу “Новый мир”, що роман поганий. I з художнього боку, i з ідейного». («Я его не читал, но у меня нет оснований не верить редколлегии журнала ”Новый мир”, что роман плохой. И с художественной точки зрения, и с идейной»).

В ответ на травлю Пастернак вынужден был написать письмо с извинениями в нобелевский комитет, в котором он отказывался от премии. Тогда же он написал генсеку ЦК КПСС Хрущеву: «Покинуть Родину для меня равносильно смерти. Я связан с Россией рождением, жизнью, работой».

Писателя оставили в СССР, но неприятности на этом не закончились. Пастернак написал стихотворение «Нобелевская премия» и в январе следующего года попросил британского журналиста Daily Mail Энтони Брауна, навестившего поэта в Переделкине, передать его с письмом сестре Лидии, жившей в Лондоне. Однако журналист перевел стихотворение на английский и опубликовал в своей газете с комментарием относительно цензуры вообще и политического строя СССР в частности. 

Я пропал, как зверь в загоне.

Где-то люди, воля, свет,

А за мною шум погони,

Мне наружу ходу нет.

Темный лес и берег пруда,

Ели сваленной бревно.

Путь отрезан отовсюду.

Будь что будет, все равно.

Что же сделал я за пакость,

Я убийца и злодей?

Я весь мир заставил плакать

Над красой земли моей.

Но и так, почти у гроба,

Верю я, придет пора —

Силу подлости и злобы

Одолеет дух добра.

После публикации Daily Mail Пастернака вызвали к генеральному прокурору Руденко, который угрожал ему статьей за измену родине. Травля и переживания обострили проблемы со здоровьем. 30 мая 1960 года Борис Леонидович Пастернак умер от рака легких на 71-м году жизни.

ЦРУ и КГБ

Роман Пастернака вскрыл немало неприглядных сторон жизни раннего СССР, что довольно сильно отличалось от официальной ура-патриотичной позиции партии. И раз уж книга вызвала такую бурную реакцию, было бы логично как можно шире распространить ее среди советских граждан.

Уже в январе 1958 года британская разведка прислала в штаб-квартиру ЦРУ два рулона фотопленки со страницами рукописи «Доктора Живаго». Немедленно созрел план издать и распространить книгу на международных выставках и фестивалях. Операция развивалась под личным контролем главы ЦРУ Аллена Даллеса, с санкции президента Дуайта Эйзенхауэра. На международной выставке в Брюсселе, в павильоне Ватикана, была устроена небольшая книжная полка, откуда «Живаго» стал разлетаться по всей выставке. Его читали, передавали друг другу, переносили с места на место и оставляли в самых разных укромных уголках. К концу выставки «Доктора Живаго» можно было найти буквально в каждом павильоне. Советские участники выставки вырывали листки из книги и прятали по самым укромным уголкам багажа, чтобы провезти роман на родину. В рассекреченной записке ЦРУ, написанной после выставки, указывалось: «Этот этап можно считать успешно завершенным».

Вторым этапом операции стал фестиваль молодежи и студентов, проходивший летом 1959 года в Вене. Вместе с «Живаго» ЦРУ привезло туда «1984» и «Скотный двор» Оруэлла — всего 30 тысяч миниатюрных книг в мягкой обложке на 14 языках, которые усиленно распространялись среди жителей стран соцблока. По воспоминаниям одного из участников фестиваля, эти книги были буквально везде. Участники фестиваля якобы боялись их как огня, прекрасно понимая, что каждую делегацию сопровождает несколько агентов КГБ. Которые, впрочем, на удивление спокойно отнеслись к такой литературной атаке. Тот же человек вспоминал, как однажды в частном разговоре ему прямо сказали: если хочешь, можешь, конечно, почитать, но ни в коем случае не бери это с собой.

Невыездные жители СССР читали роман в самиздате. Редкие экземпляры рукописи перепечатывались, переписывали от руки и копировались. Из-за того, что исходный материал у всех был разным — переведенные на иностранные языки книги, цээрушный вариант, копии рукописей разного времени, — «Доктор Живаго» на родине ходил по рукам в десятках вариантов, каждый из которых мог принести много неприятностей своему читателю.

Типичная картина из практики скрытного чтения тех лет: чинный гражданин едет в вагоне, в руках у него том квантовой физики. Но это обложка, внутри же — запрещенный роман. Буквально в любой момент гражданина могли задержать за распространение антисоветчины. Правда, чаще всего рядовому незадачливому читателю грозило лишь увольнение и административное дело. Но вот тому, кто распространял, перепечатывал и копировал, легко могли дать реальный тюремный срок.

Признание и влияние

В 1986 году первый секретарь союза писателей Марков заявлял, что «Доктора Живаго» никогда не издадут в СССР, однако не прошло и двух лет, как Пастернака наконец-то опубликовали и признали на родине. Сын писателя от первого брака Евгений Пастернак и молодой ученый Вадим Борисов кропотливо собрали множество вариантов рукописей, чтобы найти среди них единственный, максимально приближенный к финальному замыслу автора. Предисловие написал Дмитрий Лихачев — позже он вспоминал, что его имя служило своего рода охранной грамотой, «валерьяновыми каплями для начальства».

Роман вышел в журнале «Новый мир», где, по иронии судьбы, о нем публиковали разгромные статьи, через 30 лет после создания. К этому моменту тираж «Нового мира» сильно просел, но после анонса «Живаго» подскочил до миллиона экземпляров. Сотни тысяч людей оформили подписку, чтобы прочитать роман Пастернака. Как вспоминал Борисов, везде, буквально в каждом вагоне сидели люди с синими книжечками «Нового мира».

Многие поколения советских диссидентов читали и прятали «Доктора Живаго». Роман буквально воспитал ту часть творческой элиты, которая не принимала и ненавидела официальную риторику властей. И это лишь часть его наследия. «Доктор Живаго» прочно укоренился в мировой культуре. Причем в мировой в чем-то даже глубже, чем в национальной. Нобелевский лауреат родом из России, писал на русском об истории нашей страны, но на родине экранизирован меньше, чем за рубежом. Роман продолжают издавать и перепечатывать на множестве языков по всему миру, он стал бесспорной классикой не только российской, но и мировой культуры.

Точка в истории злоключений и триумфа Пастернака и его романа была поставлена в 1998 году, когда в середине декабря сыну писателя Евгению Пастернаку передали Нобелевскую медаль, которую так и не получил его отец. 

Авторы: Семен Аксенов, Никита Дешевых

Библиография:

1. Борис Пастернак: Материалы для биографии. Пастернак Е. Б. Советский писатель, 1989
2. Борис Пастернак. Дмитрий Быков, Молодая гвардия, 2007 * Дмитрий Быков — иностранный агент
3. Академик М. А. Леонтович: Ученый. Учитель. Гражданин, Наука, 2003.
4. Биография. Борис Пастернак, Цитадель, 1997
5. Охранная грамота. Пастернак Борис Леонидович, АСТ, 2010
6. Существованья ткань сквозная. Б. Пастернак. Переписка с Евгенией Пастернак, НЛО, 1998
7. Панч П. Вилазка ворога.  Літературна газета, Київ, 1958
8. Записка генерального прокурора СССР Р. А. Руденко о допросе Б. Л. Пастернака
9. Провокационная вылазка международной реакции. Литературная газета, № 128, 25 октября 1958 года
10. Постановление Президиума ЦК КПСС «О клеветническом романе Б. Пастернака», 23 октября 1958 года