Дмитрий Захаров: «Комитет охраны мостов». Книга Сибири

— Слушай, — сказал Никита, чуть поколебавшись, соображая, как лучше сказать, и сказал как есть, — а вот про твоего отца правда, что… что его заказали, и с тех пор он не выходит из «Excellence»?

Лена сделала едва уловимое движение глазами, которое можно было трактовать как «что за бредятина?!», так и «а сам что ли не знаешь?!».

— До этого, можно подумать, он много выходил, — сказала она.

— Я просто слышал, что они с этим, вторым никелевым чертом, порамсили из-за очередной допэмиссии вроде. И в него же стреляли, да? В ногу попали.

Лена пожала плечами.

— Ну и что? «Excellence»? Ну да. Но он мне не докладывал, почему туда перебрался. А ты-то чего интересуешься? Хочешь просить у него моей руки?

Лена расхохоталась. Она отбросила одеяло и вскочила на кровати. Сделала несколько танцевальных движений, спрыгнула на пол и голой прошлась по комнате на мысках.

Никита провожал ее восхищенным взглядом.

— Ничего ведь так? — сказала Лена, глядя на свое отражение в огромном ростовом зеркале и поворачивая голову то так, то эдак.

Никита хотел сказать, что ничего себе «ничего», и что он готов отдать ментам паспорт, чтобы продолжать смотреть, а за постоянную подписку… но издал только восторженный всхлип.

— То-то! — сообщила Лена. — Ладно, собирайся, нам сейчас ехать.

— Куда?

— Места тебе покажу.

— Ай-ай, кэптейн!

На сей раз она вела аккуратно. Включила музыку — какие-то танцы Судного дня. Покачивалась в такт, даже тихонько подпевала.

— Это что такое? — спросил Никита. — Не слышал раньше.

— Это мое, сорян. Я музыкой не делюсь.

Он не понял, шутит она или нет.

Остановились на Калинина, в каких-то развалинах из зомби-хоррора. Никита и забыл, что здесь будто специальная ничейная земля, полигон постапокалипсиса: за бесконечным зеленым забором «в квадратик» забор повыше — из ржавых гофрированных листов, в которых кто-то прогрыз ядовитые дыры. То тут, то там проломы, кое-как заложенные битым кирпичом, от земли поднимаются серые облака колючей проволоки. Слева грязный щит «Автомойка», от греха подальше закрывающий само заведение — рассыпавшуюся двухэтажку с заколоченными окнами. Справа два остова старых разворованных «японок».

— С твоей машиной мы здесь смотримся нарядно, — заметил Никита.

Лена хмыкнула.

— Сейчас спрячемся.

Она прошла мимо обглоданных автомобилей и оказалась около заплатки из шифера в гофрированной стене. Согнулась, отодвинула лист, чем-то поскребла, надавила обеими руками.

— Ворота толкни.

Никита заозирался, силясь понять, какие ворота она имеет в виду.

— Слева от крюка.

Крюк, непонятно зачем воткнутый в стену, действительно имелся. Ржавой клешней он смотрел вверх и напоминал памятник отрубленной руке известного капитана. А то, что памятник этот оказался на задворках заповеднейших ******[окраин], — так это как раз норм. Такой у нас Неверленд. У нас кругом Неверленд.

Поводив рукой по металлу вокруг крюка, Никита нащупал край металлического листа, дернул и внезапно открыл заслонку. Двухдверный лаз был высотой метра полтора — нужно было согнуться, чтобы протиснуться. Никита так и сделал.

— Но машина сюда не пролезет, — предупредил он.

— Понятное дело, — отозвалась Лена, — большие ворота изнутри открываются.

Действительно. 

Никита закрепил одну из больших створок, а как закрепить вторую — не сообразил, и просто держал ее руками. Лена заехала прямо в темноту.

— Можешь заходить, — сказал голос Ружинской из непонятно чего внутри гофрированной пещеры.

Никита вернул створки на место. Он задумался о том, почему это он заранее не спросил Лену, куда именно они направляются. Так-то меньше всего можно было ожидать, что дочь олигарха захочет шариться по каким-то заброшенным стройкам. Разве что это компенсация — босоногое детство, которому не случилось быть босоногим.

— Дверь закрой на засов, — распорядилась Ружинская откуда-то сбоку.

Не видно же ни черта. Он потыркался, но так и не нашел, за что хвататься. Лена закрыла сама. Что-то звякнуло и покатилось. Никита остановился, опасаясь переломать ноги.

Наконец, зажегся свет, вылепив далеко впереди новую комнату.

— На свет иди. Аккуратно по возможности, — опять неизвестно из какой точки сказал Ленин голос.

До света оказалось аж 23 шага.

— Ого.

Никита протиснулся в освещенное пространство. Он сощурил глаза и даже прикрыл их рукой.

— Это что еще такое? — совершенно сокрушенный открывшимся видом, спросил он.

— Репетиционная база, — с гордой усмешкой ответила Ружинская.

Больше всего внутренности гофрированной пещеры напоминали постапокалиптическую сокровищницу, куда дети новых темных веков натащили артефакты древних. Тут и там стояли столы и верстаки, загроможденные компьютерными мониторами, инструментами, разным строительным барахлом: гвоздями в банках, мотками проволоки, контейнерами с внутренностями каких-то мертвых механизмов. И все это намекало на то, что на виду находится совсем крошечная часть накопленных ценностей.

По стенам были развешаны полотнища, похожие на побывавшие в бою знамена: во многих местах разорванные или продырявленные, но от этого только сильнее дышащие вызовом. На одном была изображена голубая матрешка, по которой, как по заиндевевшему стеклу, проступали морозные граффити: патронташ, винтовка и маска Гая Фокса. Поверх красным было набрано: «РЕЖИМ ПОВЫШЕННОЙ ГОТОВНОСТИ!» На другом стилизованные мужская (кроссовок, брюки) и женская (туфля, юбка) ноги попирали синюю медвежью шкуру. Слоган сообщал: «Комитет охраны от жуликов и скотов». Третий был дополненным гербом Красноярска: традиционный лев с лопатой снимал чехол со своего орудия труда, и оно оказывалось вилами. Надпись сообщала:

Ты живешь под каблуком,

У них твой город под подошвой.

— Нихрена себе, — сказал обалдевший Никита, — и что ты тут репетируешь?

— Догадайся, — хмыкнула Ружинская.

Она села на край одного из столов и не глядя подняла с него некую штуковину, подбросила пару раз на ладони и перекинула Никите. Тот чудом поймал. 

Штуковина была не то чтобы тяжелой, но увесистой семиконечной звездой, стилизованной под значок шерифа. На внешней стороне имелись большие буквы «Воевода», и поменьше — «Красноярск. Сибирь», а еще орнамент из снежинок.

— То есть город теперь в надежных руках?

— Скажи, давно пора? — отозвалась Ружинская. — Ну вот, теперь и ты с нами.

— С кем — с вами?

— Ну ты же говорил, «дело “Комитета” — это дело против меня».

— Говорил.

— И разные другие борцы что-то там говорили?

— Говорили.

— Ну вот, — сказала Лена, — а пока вы говорите, мы уже живем так, будто дело «Комитета» — это дело против нас. А мы — против него.

Приобрести книгу можно по ссылке