Дженнифер Сэйнт: «Ариадна». Новое изложение греческого мифа

Иногда Тесей все же говорил правду. В грядущие годы я буду считать их по пальцам — случайные обрывки истины, затерянные в мутном море лжи, где он с такой легкостью плавал.

Во-первых, Афины и впрямь встретили меня радушнее, чем ожидалось. Постепенно я перестала прислушиваться к шепоту в темных углах. В Кноссе семейный позор волочился за нами, как железная цепь, — тащишь ее, а она тянет к земле, сбивает с ног. В Афинах я с удивлением обнаружила, что можно ходить свободно, без этого груза. И вместо осуждения нашла сочувствие.

Крепость была небольшая, меньше, чем я, привыкшая к просторному великолепию Кносса, ожидала. Я попросила Тесея все мне показать, надеясь, что по пути смогу вытянуть из него побольше и воссоздать случившееся на Наксосе, последние минуты жизни моей сестры. Но как ни старалась, об этом он не говорил. Действовать хитростью я не умела, ни задабривать, ни увещевать — привыкла к прямоте. И когда спрашивала Тесея о той ночи, он хмурился и под каким-нибудь предлогом обрывал этот разговор.

Но о геройствах своих, конечно, только рад был поведать. Десять раз уже рассказал, как одолел нашего Минотавра, измолотил во мраке Лабиринта в скулящее кровавое месиво.

Расписывал свои подвиги, повторял о них без конца. Я перестала слушать, изучала вместо этого свой новый дом.

Укрепления со всех сторон защищали цитадель, расположенную на плоской вершине горы, куда мы поднялись в день моего приезда. Вырубленные в скале ступени уводили вниз, к порту и змеистой реке, вытекавшей из распростершихся у подножия плодородных долин, цветущих, зеленых и таких непохожих на запыленную и сухую каменистую землю Крита.

Мы с Тесеем прогуливались в сутолоке городского рынка, где бойкие торговцы, состязаясь друг с другом, продавали блестящие оливки — целые горы, густой золотистый мед, амфоры с багровым вином, груды драгоценностей и глиняной посуды. Я понимала, почему Тесею нравится бывать среди подданных. Своего царя, спасшего их от бесчеловечной жестокости критян, афиняне почитали чуть ли не как бога. Но и мне они настойчиво предлагали свой товар, и мне улыбались, и мое имя выкрикивали тоже. Я даже трепетала, признаться, шагая рядом с человеком, которого так боготворил народ, отблеск его славы ложился и на меня, Тесееву избранницу и будущую супругу.

Минуя оживленный центр, мы продвигались к западной окраине, где царила благоговейная тишина. Могучая узловатая олива с согнувшимися под тяжестью плодов ветвями выкручивалась из земли в том самом месте, куда ударила копьем Афина — отчего дерево и произросло, — когда они с Посейдоном спорили, чьим же быть городу. Рядом стоял храм, где целая череда жриц непрерывно служила богине, руководя обрядами в ее честь.

Не ожидала даже, что мне так понравится исследовать Афины, хоть от спутника своего во время наших прогулок желанной правды я так и не добилась. Только одно Тесей сказал мне по этому поводу — предупредил, чтобы помалкивала.

— О своем участии в этой истории никому тут не говори, — велел он мне еще в самом начале.

Я посмотрела на него. Но он на меня не смотрел, решительно уставившись вперед, и лицо его, такое красивое, но совсем неинтересное мне теперь, посуровело.

— В какой истории?

Хотелось вынудить его произнести это вслух: в убийстве Минотавра, в спасении заложников, которое просто не состоялось бы без нас с Ариадной. Кто вернул Тесею его драгоценную палицу? А теперь он хотел, чтобы я сделала вид, будто все это — лишь его рук дело, и упрочила тем самым легенду о нем.

Тесей помрачнел и сказал отрывисто:

— В критской. Люди тебе сочувствуют. Знают, что ты, подобно детям Афин, была пленницей собственного отца. И, конечно, ненавидела и страшилась чудовища и рада освободиться от него. Но если станет известно о вашей с сестрой готовности предать свой город и свою семью…

Что грозит мне тогда, он не сказал, но я услышала, и отчетливо.

И хоть злилась, должна была признать его правоту. Лучше, посоветовал Тесей, изобразить неведение, сказать, что он в одиночку покорил Лабиринт и спас Ариадну от деспота Миноса из жалости, ведь ее нежное сердце кровью обливалось при виде трясущихся заложников, — сказать так, чтобы никто не догадался, сколь мятежное сердце вынашиваю в груди я сама.

Тесей был у себя дома. Я сделала, как он сказал. И какое-то время, хоть я опасалась, что не выдержу, все неплохо складывалось. Даже хорошо, на удивление. В городе устроили большой праздник по случаю смерти Минотавра, и с тех пор праздновали каждую жатву, радуясь, что не нужно больше отправлять заложников по морю, навстречу ужасному концу. И каждый год Тесея славили, а он этим наслаждался. Однако время от времени явно впадал в тоску, и я решила, что смогу обратить это себе на пользу.

— Люди так благодарны тебе до сих пор, — заметила я однажды.

Тесей растянулся на ложе во внутреннем дворе, всем своим видом выражая усталость и уныние, ему, как мне казалось, несвойственные.

— Подвиг в Лабиринте поистине принес тебе невообразимую славу.

Я следила за ним внимательно. Ключом к намерениям Тесея служила лесть, и раньше в этом деле мне недоставало искусности, но я оттачивала ее именно для такого случая. Говорить старалась как можно небрежней, глядя в небо и будто бы высказывая, что в голову взбредет.

— Интересно, долго ли продлится их благодарность. Долго ли они будут помнить?

Тесей рассердился. Уж очень был вспыльчив. Выпрямился, ощетинился.

— Я спас жизни их детей, спас раз и навсегда, — отрезал он. — Они должны каждый день вспоминать об этом с благодарностью, глядя на своих улыбающихся сыновей и дочерей, от которых могли бы остаться одни косточки, раскиданные по критскому подземелью.

— Ну конечно, должны, — торопливо согласилась я. — Но ты ведь знаешь, каковы люди…

Он недоуменно сдвинул брови.

— Что ты хочешь сказать?

— Забывают, чего избегли, и заняты лишь тревогами сегодняшнего дня. “Он спас наших детей, и их не съели заживо, ну так что ж! А вот почему он не прекратит воровство в городе и не прикажет стены починить?” — Тесей становился уже мрачнее тучи, и я поспешно добавила: — Это просто пример. — Сглотнула, положила ладонь ему на плечо, успокаивая, заглянула в глаза. И добавила мягко: — Но люди глупы. Разве могучий Тесей унизится до борьбы с обычными ворами? Недостойное занятие для тебя, величайший герой со времен Геракла.

Я помолчала: пусть до него дойдет. Мне уже ясно было, что Тесею мало просто идти по стопам великого наставника. Он стремился превзойти Геракла подвигами. Но Геракл убил множество чудовищ, а Тесей — пока лишь Минотавра.

— Какая разница, что они там думают? — сказала я, помолчав. — Их мнение неважно. А теперь мне нужно идти — готовиться к пиру.

Пиры Тесей любил, и служанки всегда долго причесывали и одевали меня, подбирали украшения, лишь бы только он остался доволен. Теперь самое время уйти — пусть сказанное мной напоследок побродит в душе Тесея. Только чужое мнение ему и было важно, и я это прекрасно знала.

Слова мои подействовали, и даже слишком быстро. Всего несколько дней спустя возбужденный Тесей широким шагом пересек тронный зал и сообщил мне о скором своем отплытии: есть задача для героя, и он принимает вызов. Повседневные заботы управления городом интереса у него не вызывали, хоть Тесей в этом и не признавался. Он только рад был переложить все эти мелочи на своих советников. Надо ведь деспотов свергать и громить чудовищ, которых на земле полно, а кроме него — некому.

Разумеется, эта задача была лишь первой из множества, и вот уже Тесей подолгу отсутствовал. Я махала ему рукой на прощание от пристани и всякий раз чувствовала, как громадное облегчение переполняет меня, даже колени подгибаются. Кто наблюдал со стороны, думал, наверное, что от муки расставания или от страха не увидеть его больше живым я не могу устоять на ногах. Вовсе нет.

Однако облегчение всегда смывалось чувством вины. Интересно, увидели боги, заглянув в мое мелкое сердечко, ту ночь с Тесеем и Ариадной? Если бы вскрыть меня там, на скалах, и оголить душу, я не смогла бы отрицать, что в одном ее маленьком, стыдном уголке жаждала этого. Избавиться, правда, не таким способом, зла сестре я никогда не желала. Но смотрела на свою жизнь в Афинах — жизнь без кошмарного Лабиринта, с женихом-героем, который всех нас спас, — и думала, что именно об этом ведь и мечтала тогда, в Кноссе, вглядываясь в морскую даль.

Может, таково мое наказание? Попасть в воплощенную мечту и обнаружить, что вся ее сверкающая прелесть исчезла бесследно, стоило только подойти поближе? Все больше отдаляясь во времени от той ночи, я начинала задаваться вопросом: могла ли и правда, разволновавшись, неверно понять Тесея? И если бы слушала внимательней, может, и пришла бы в ту самую бухту и уплыла вместе с ними? И смогла бы тогда убедить Ариадну не подвергать себя опасности и остаться на корабле. Она заснула бы, живая и теплая, рядом, и теперь мы вместе были бы в Афинах. Как ни старалась, я не могла этого представить. Может, Артемида поразила бы нас обеих.

Приобрести книгу можно по ссылке