Лучшее за неделю
10 октября 2022 г., 15:50

Как узнать авангардиста. Чек-лист

Читать на сайте
Иллюстрация: Дарья Орлова

Авангардисты демонстративно отторгают и не принимают прежние каноны искусства

В начале XX века в русском искусстве окончательно сформировался целый ворох новых течений, которые историки и искусствоведы со временем объединят под общим термином «авангард». В буквальном переводе с французского это значит «передовой отряд» — те, кто идет впереди всех и первым вступает в бой.

Конечно, сами авангардисты так себя не называли. Каждое из многочисленных направлений и объединений имело собственное звучное название: будетляне, всечество, лучизм, конструктивизм, супрематизм и прочие «-измы» и «-ане». Общий же термин «авангард» в России впервые употребил в 1910 году знаменитый художник Александр Бенуа. Правда, сделал он это с иронией. Бенуа написал рецензию на выставку Союза русских художников, в которой разделил всех участников на авангард, центр и арьергард. Себя и своих друзей из объединения «Мир искусства» он зачислил в центр, а в авангард отправил некоторых молодых живописцев, слишком далеко ушедших по пути разрушения принятых в живописи норм. Слово «авангард» забылось почти на полвека, но Бенуа попал в яблочко. После Второй мировой термин прочно вошел в употребление, а главным отличительным признаком авангардистов стало считаться максимально громкое и эпатажное разрушение привычных норм и устоев.

Дело в том, что ни одна другая классификация не может внятно объяснить, что же такое авангард. Возьмем, к примеру, живопись. Экспрессивные абстракции Кандинского, супрематизм Малевича и в то же время Гончарова, Ларионов, Шагал. Все это авангард, хотя в одном случае мы видим абсолютно беспредметный мир, а в другом — мир вполне себе узнаваемый. Единственное общее — эпатаж и яростное разрушение традиций.

Часть статьи не может быть отображена, пожалуйста, откройте полную версию статьи.

Экспериментируют с формами, используя новые приемы и средства

Первая значимая выставка, а после и объединение художников-авангардистов, называлась «Бубновый валет». И это был определенно вызов обществу! До революции 1917 года бубновыми тузами называли каторжников из-за характерного ромба, который пришивали к их робам. А валет, младшая карта, в сочетании с каторжной бубновой мастью означал мошенника и плута. Кстати, другое крупное и громкое объединение художников называлось «Ослиный хвост» — тоже не слишком возвышенно.

В то время мужской костюм был максимально стандартен: брюки, сюртук, жилет и обязательно головной убор. Отклонений не допускается. Маяковский же ходит в разноцветных кофтах, Бурлюк — в цилиндре из черного шелка, с серьгой в ухе и расписанной щекой, Хлебников — с деревянной ложкой или редиской в лацкане пиджака. В них тычут пальцем, вызывают полицию и закатывают истерику. То что надо! В 1913 году будетляне проводят яркий перфоманс в самом модном месте дореволюционной Москвы — на Кузнецком мосту. Отлично понимая, как работают медиа, они звонят в газеты, которые присылают репортеров и фотографов. Позируют, гуляют по Москве в эпатирующих публику нарядах и с рисунками на лицах.

В том же году «Союз молодежи» устроил в Петербурге два диспута: «О современной живописи» и «О современной литературе». Алексей Крученых вспоминал, что на первом диспуте Малевич, был резок и бросал такие фразы:

— Бездарный крикун Шаляпин...

— Вы, едущие в своих таратайках, вы не угонитесь за нашим футуристическим автомобилем!

— Кубисты, футуристы непонятны? Но что же удивительного, если Серов показывает... — Малевич повернулся к экрану, на котором в это время появилась картинка из модного журнала.

«Поднялся невероятный рев, пристав требовал закрытия собрания, пришлось объявить перерыв. На втором диспуте зал был битком», — вспоминает Крученых.

Весь свет авангарда — Маяковский, Малевич, Шагал, Гумилев, Бурлюк, Хлебников, Татлин и многие другие — собирался в кабаре «Подвал бродячей собаки». С ночи и до утра там устраивали театральные представления, лекции, поэтические и музыкальные вечера, веселились, читали стихи, дискутировали и пили. При этом состоятельных посетителей, привлеченных буйством авангарда, на чьи деньги кабаре в общем-то и существовало, презрительно называли «фармацевтами» и чуть ли не третировали.

Одно из ярких выступлений происходило в 1916 году, в разгар войны. Зал забит изящной и утонченной публикой. На сцене бледный, мрачный Маяковский. Нервно закуривает папиросу и читает стихотворение.

Вам, проживающим за оргией оргию,

имеющим ванную и теплый клозет!

Как вам не стыдно о представленных к Георгию

вычитывать из столбцов газет?!

Знаете ли вы, бездарные, многие,

думающие нажраться лучше как, —

может быть, сейчас бомбой ноги

выдрало у Петрова поручика?...

Если б он, приведенный на убой,

вдруг увидел, израненный,

как вы измазанной в котлете губой

похотливо напеваете Северянина!

Вам ли, любящим баб да блюда,

жизнь отдавать в угоду?!

Я лучше в баре ****** буду

подавать ананасную воду!

После этого выступления «Бродячую собаку» закрыли.

Приветствуют любые общественные изменения вплоть до революций

Радикальное эпатажное искусство, которое стремилось не модернизировать, а уничтожить старые нормы и устои, как нельзя лучше ложилось на исторический фон. Подъем социализма и национализма, революции и агитаторы; «весь мир до основанья мы разрушим»... Авангард даже называли «левым искусством», а сами авангардисты, конечно же, оказывались на передовой социальных изменений и потрясений. Революцию в России они приняли с восторгом и с пылом принялись за обновление страны. Если до того авангардисты находились едва ли не в подполье, то теперь они украшали улицы, разрабатывали учебные программы и входили в состав всевозможных комиссий и государственных объединений. Авангард стал официальным курсом страны, но движение при этом не утратило тяги к эпатажу. К первомайским торжествам в 1918 году Давид Штеренберг дерзко украсил огромной фигурой рабочего фасад Зимнего дворца. Представьте себе, как это выглядело для публики: годами люди ходили мимо этого роскошного символа императорской власти — а теперь огромная фигура рабочего перекрывала растреллиевское барокко.

Восхищаются и преклоняются перед научно-техническим прогрессом

В начале XX века мир менялся с немыслимой скоростью. Ломалось и перерождалось буквально все. Эйнштейн открыл новые законы, по которым работает мир. Ницше провозгласил смерть Бога. Фрейд сформулировал теорию психоанализа. В жизнь человека стремительно входили невиданные ранее вещи: автомобили, телефоны, радио, электричество, самолеты. Расстояние между людьми стремительно сокращалось, а мир насыщался информацией. Не осталась в стороне и культура, и здесь Россия была на острие прогресса. Система Станиславского перевернула понимание того, как надо играть на сцене, Русские сезоны Дягилева покоряют Европу, Стравинский ломает представления о симфонической музыке, а Чехов радикально изменяет принципы драматургии. 

Русский авангард с восторгом встречал прогресс и вовсю использовал для самовыражения достижения науки и новые технологии. Так пионер абстракционизма Василий Кандинский пишет научные работы для обоснования своего искусства, а Дзига Вертов — один из основоположников документального кино — придумывает множество техник и приемов, которыми режиссеры и операторы пользуются до сих пор: например, съемку скрытой камерой. Будетлянин, «председатель земного шара», Велимир Хлебников виртуозно чувствовал русский язык, придумывал новые слова, вовсю экспериментировал с цифрами и рифмой. Например, стих «Перевертень» и целая поэма «Разин», где каждая строчка — это палиндром.

Масштабный проект на пересечении науки и искусства — работа Владимира Татлина над созданием памятника III Интернационалу, к которой он приступил в 1919 году по поручению партии. Огромную 400-метровую башню, сконструированную из двух металлических спиралей и с наклоненной мачтой, планировали установить в Петрограде. Внутри башни должны были располагаться четыре стеклянных вращающихся здания, в которых по плану должно было заседать правительство Земли. На фоне войны и революции воплотить сложнейшую идею в жизнь было просто невозможно. Но Татлин открыл целый новый мир: из его проекта полными горстями черпали вдохновение многие известные дизайнеры и архитекторы.

Скандальны и подозрительны

В годы расцвета авангарда (ревущие 1920-е) художникам приходилось бороться за ограниченные ресурсы, в том числе за внимание советской власти, поддержку фондов и медиа. Важной частью направления был эпатаж, поэтому многие художники старательно создавали вокруг себя легенды, распространяли слухи и рассказывали сказки, окружали себя завесой секретности и непрерывно плели интриги друг против друга.

Авангард — это, в первую очередь, концепт и идея, а их легко украсть. В сообществе авангардистов процветала шпиономания. Например, Татлин был убежден, что Малевич крадет его задумки, и потому наглухо задергивал шторы в мастерской. Дошло даже до того, что Татлин раздал своим ученикам топоры и приказал в случае чего отбиваться до последнего — крушить работы, если Малевич ворвется в помещение. На дверях отделения Татлина даже имелась надпись: «Малевичатам вход воспрещен». Малевич, в свою очередь, сам опасался воровства идей со стороны Татлина.

Владимир Татлин был абсолютно уверен, что знаменитый черный квадрат был украден у него. Весь концепт, целиком. Начиная от расположения в красном углу и заканчивая использованием шеллака, который придал работе бархатистый черный цвет. Впрочем, авангардистка Ольга Розанова в письме известному будетлянину Алексею Крученых утверждала, что на самом деле все украдено у нее: «Весь супрематизм — это целиком мои наклейки, сочетание плоско­стей, линий, дисков (особенно дисков) и абсолютно без присоединения реаль­ных предметов, и после этого вся эта сволочь скрывает мое имя!»

Никогда прежде атмосфера конфликтов и скандалов не была столь всеобъемлюща. И конечно, одними лишь подозрениями и обвинениями дело не обходилось. Так, Кандинский стоял у истоков московского Института художественной культуры, но конструктивисты во главе с Александром Родченко выгнали его оттуда. Марк Шагал пригласил в созданное им художественное училище в Витебске Эль Лисицкого, а тот — Малевича, который за полгода переманил всех учеников Шагала и вынудил последнего покинуть город. Михаил Ларионов, придумавший название «Бубновый валет», был одним из главных организаторов одноименной выставки. В само же объединение бубновалетцев он не входил: Ларионова взбесило, что на выставке критики в первую очередь говорили о художниках, которые вдохновлялись западным искусством, а не о нем. В конце концов он разругался с бывшими партнерами, ушел из «Бубнового валета», провозгласил своим ориентиром Восток и объявил о подготовке конкурирующей выставки и создании нового объединения — «Ослиный хвост».

Авангард требовал манифестов и деклараций, способности громче всех крикнуть, заявить о себе, продвинуть свой концепт и объявить его лучшим среди «мазни» и «поделок» конкурентов. Со скоростью швейных машинок авангардисты писали манифесты и создавали новые концепции. Никогда прежде искусство не развивалось с такой скоростью. Если раньше течения плавно сменяли друг друга, и общая траектория движения была понятна, то на рубеже XIX и XX веков она скорее напоминала броуновское движение: всего несколько месяцев назад что-то считалось модным и прогрессивным, а сегодня вдруг объявлялось отсталым, косным и устаревшим. Ведь, чтобы оказаться впереди, чтобы быть авангардом, нужен тот, кто остался позади. Цитируя Маяковского, «наш Бог — бег».

Все видео проекта «Азбука российской культуры» можно посмотреть здесь.

Авторы: Семен Аксенов, Никита Дешевых

Обсудить на сайте