«Как я не выгораю». Отрывок из книги Нюты Федермессер

Я всегда говорила, что не понимаю эмоционального выгорания. Что это? Как можно выгореть на любимой работе? Устать можно. Устал — отдохнул — дальше фигачишь. А если отдохнул, а фигачить в привычную силу не получается? А если вдруг чувствуешь, что ничего не чувствуешь, даже раздражения? А если начинаешь бояться ситуаций, где могут потребоваться эмоции? Даже, например, хорошего кино или большой открытой лекции, где надо много себя раздать слушателям. Что это? Выгорание? Или все-таки просто усталость?

С кем бы я сейчас ни поговорила, у всех примерно одинаковые ощущения. Ничего не хочу. Ну, совсем ничего, даже перемен, даже к лучшему.

Я склонна (стараюсь) винить во всем ковид. Он нас подкосил. Мы только-только стали учиться планировать жизнь и уже в январе думать о том, где проведем летний отпуск. Мы перестали ворчать на детей от того, что «у них все есть, а они не ценят», стали спокойно относиться к тому, что их работа может быть не связана с образованием. Короче, мы в целом стали спокойнее и мудрее (так мне кажется). И тут вдруг такая подлость. Все рухнуло. Планы оказались ненужными; любимая работа стала совсем иной, когда из дома и без общения с коллегами за кофе и сигаретой; короче, все пошло не так. Какие-то новые непоследовательные правила, несвойственные возрасту бесконечные мысли и разговоры о болезни, осязаемый страх за всех пожилых родственников, причем страх этот связан не столько с любовью, сколько с непониманием степени риска. И это не выгорание. Ковид выбил нас всех из колеи не экономически, а психологически. Мегаполезный опыт, я уверена. Опыт тщетности и бренности, которого мы так надеемся избежать…

Возможно, это неразумное объяснение. Возможно, это мой личный опыт и переживания, а вовсе не поколенческая и не общая история. Возможно, у меня как раз оно и есть — выгорание. Или депрессия. Я не знаю. Но я знаю, чувствую, что за два с половиной года работы в «Регионе заботы» я впитала столько чужой боли и горя, что моя камера хранения переполнилась. Переполнилась, закрылась на большой амбарный замок, и больше ни внутрь ничего не поместить, ни наружу не выпустить. Вот я так чувствую.

***

Я люблю знать истории всех домашних вещей. Судьбу каждой игрушки на елке, кто подарил новогоднюю скатерть на стол и откуда она привезена; про картины из календаря любимейшего художника Владимира Любарова, про подсвечники от Клаудии Консон, про деревянную тарелку, сделанную инвалидами в мастерской «Простых вещей», про ста-а-аренький журнальный столик, про тыквы, купленные на шоссе, чтобы согревать своим видом, потому что даже зимой они напоминают о солнце; про того, кто подарил мне плед в Башкирии, про старый абажур от Людмилы Улицкой…

Люблю вещи, про которые могу рассказывать и с которыми мне не скучно быть одной.

***

Как хорошо, что еще не вся наша жизнь перешла в цифровую сферу. Хорошо, что некоторые документы всё же надо подписывать от руки, что остались еще люди, которые пишут письма перьевой ручкой или хотя бы прибавляют к электронному посланию «искренне Ваш».

***

Хорошо, что пока еще не все покупки мы заказываем с доставкой на дом, а всё же ходим на рынок и торгуемся за цену на телячью вырезку, перебираем персики в ящике, нюхаем пучки с зеленью. Хорошо, что иногда не заказываем на дом три размера одного и того же платья с примеркой, а зависаем с горой вещей в тесной примерочной. Хорошо, что остались еще ретрограды, которые предпочитают печатать фотографии и вставлять их в альбомы, а не разглядывать с экрана телефона.

Мне на днях пришло маленькое серое уведомление: вам посылка. И через небольшое окошко в перегородке почтового отделения я получила в руки коробочку. Коробочка перевязана бечевкой «на бантик», а внутри чудесная рукописная открытка со словами благодарности и три кусочка мыла ручной работы: кокосовое — для стирки белья, имбирное — для мытья посуды и с шалфеем — для рук.

Как хорошо, что можно еще отправить и получить по почте посылочку. В этом столько заботы и человеческого тепла…

Одно мыло лежит в кухне и два в ванной, открытка на доске в спальне пришпилена, бечевочку смотала в кольцо — пригодится потом какой-нибудь букетик перевязать.

Так хорошо!

***

Прошла неделя отпуска. Я выспалась. То есть спать я по-прежнему могу бесконечно. Но это уже совсем другой сон — не тот сон крайнего утомления, когда ценишь каждую его минуту и вздрагиваешь от любого раздражителя. В отпуске нужно всегда сначала этот накопившийся недосып отоспать полностью: обеспечить себе комфортную пижаму, одеяло с подушкой правильные — большие, толстые, но не жаркие и не тяжелые, проверить, чтобы шторы были темные и плотные, выключить звук на телефоне, поставить рядом чашку с остывшим чаем, чтобы не вставать, если что…

И вот через неделю наступает другой сон, праздно-ленивый. Как бывает на море, когда жара и солнце превращают тебя в мягкое, желеобразное, не способное к передвижению и малейшей активности морское создание, выброшенное на горячий берег. Вот сейчас у меня такой период. Вторая фаза, в которой, даже бодрствуя, я все равно еще не очень способна думать про работу. И тогда голова занята анализом сновидений, а это отдельная забава…

Сны снятся — один интереснее другого. Вчера: все колготки в комоде были рваные. Все. И теплые, и тонкие, и цветные, и чулки. Нашла наконец-то одни целые. Надела и пошла. Тут же прямо в лифте порвала. Ревела, как ребенок. Или: была ночью в Госдуме. Ругалась в бюро пропусков по поводу хамства. Просила жалобную книгу. Вон, говорят, Уголок потребителя. Подхожу. Там полка под замком и куча уже исписанных жалобами книг. Объявление висит, что разбор жалоб будет произведен новым составом Думы в 2022 году в качестве обучающего пособия. Новая жалобная книга висит так высоко на стене, что мне никак не достать. Стула подставить нет. Мужика высокого поблизости тоже. Прыгать унизительно. Как жалобу написать — нет ясности. Проснулась злая. А недавно во сне доказывала гипотезу о том, что количество цветов с пятью лепестками на каждом кусте сирени соответствует количеству цветов с тремя лепестками. Соответственно, соотношение горя и счастья в жизни 50/50. Реально пересчитывала во сне лепестки.

Мне вечно снятся сны. Каждую ночь. Много. Цветные, подробные, с массой мелких деталей. Всегда с сюжетом. Иногда прямо сериями, то есть пару недель подряд смотрю один и тот же сериал. Было бы время, ей-богу, я бы их записывала и потом бы продавала на киносценарии. Бывают детективные, бывают страшные, бывает фантастика типа «Аватара» или «Пятого элемента». Романтических не помню… Некоторые сны повторяются или из года в год, или каждый месяц. Повторяются, как правило, самые дурацкие. Неприятные. Даже противные.

Забыть свои сны я не могу. Башка держит их подолгу на поверхности. Я их рассказываю. То детям, то сотрудникам на работе. Обычно все вежливо изумляются этой моей фантасмагорической каше и говорят примерно так: ну ваще-е-е-е… приснится же такое…

Анализировать все это мне было бы жутко интересно, но нет ни времени, ни сил. Хотя порой успеваю удивить сонники в интернете уникальными запросами типа: «акула полосатая», «куски бетонного мусора», «жидкие облака», «погоня за олимпийскими чемпионами», «злые дельфины».

Вообще в сны я верю. Верю в то, что в них масса советов, ответов и решений; верю в те, что сбываются и предсказывают события; верю в те, что отражают переживания прошедшего дня; и верю, что это просто-напросто наше совершенно бездонное человеческое сознание выдает что-то из своих космических глубин.

Но вот о чем я сегодня подумала. Мне все эти сны очень мешают. Интересно, конечно, но поднадоело уже на пятом десятке. Сколько можно?! И я точно знаю, что мне не только под утро сны снятся. А все время — по пять-шесть заходов за ночь.

Сегодня, например, снились морские звезды с щупальцами, как у осьминога, они ко мне приклеивались, а я их отрывала от себя, больно, противно, обидно, страшно до слез. И они повсюду, эти звезды. Даже в магазинной тележке для продуктов. Я туда помидоры кладу и рис, а мне оттуда в пальцы прямо лезут щупальца эти. И еще сегодня же во сне планета Земля накренилась и изменила форму, стала как папайя, ну и, соответственно, изменились скорость и траектория вращения. Надо выяснить, понять: почему. Собирается конференция. Никакой Греты Тунберг. Ученые, все серьезно. Не знаю, зачем там я. Организатор вроде. Короче, выясняется, что когда-то весь мусор решено было свозить в ту часть планеты, которая и так человечеством уже загублена. Весь-весь. И бетон, и пластик, и старые, начала XX века, автомобили, и мобильники, и старые телики, и пакеты Tetra Pak, и битую стеклянную посуду. И несмотря на посадку деревьев в другой части планеты, несмотря на рост рождаемости и, соответственно, увеличивающийся вес взрослеющего молодого населения планеты, эта мусорная часть все равно сильно тяжелее. И нас всех в ее сторону перекосило. И мы летим из-за этого мусора куда-то не туда и не с той скоростью. И надо что-то решать. Не решили пока. Завтра, может, досмотрю.

И еще про новый вид водных существ, которым для жизни хватает даже того объема влаги, которая остается в щелях на полу. И сегодня же грустный и очень тяжелый сон про детей, которые стоят у забора, ко мне спиной. Забор высокий. Они одеты тепло, как будто на них сразу много всякой одежды, один слой поверх другого. Разного возраста мальчишечки и девчонки. От трех лет примерно до пятнадцати. Им туда очень надо, за этот угрюмый забор. А я не могу помочь, никак. И даже не могу понять, с какой стороны я их вижу, где я в этой картине. А они мужественно стоят и ждут, не плачут. Молчат. А я плачу от бессилия.

Хочу, короче, изобрести таблетку от снов. Они отдыхать мешают.