В ожидании взрыва: что будет с музыкой в России в ближайшие месяцы и годы

25 февраля мне казалось, что российская музыка умерла безвозвратно. Все то, что последние десять лет строилось — лейблы, стриминги, артисты, фестивали — сгинет в одном большом костре. По прошествии двух месяцев я уже не столь пессимистичен. Безусловно, мы столкнулись с невиданным доселе кризисом. Безусловно, нам придется жить в куда более худших условиях и отказываться от прежних привычек. Безусловно, многие записи в апреле 2022 года кажутся абсолютно неуместными. Но я уверен, что все не так плохо, и скоро нас ожидают большие перемены. В этом тексте я попытался спрогнозировать, что и как мы будем слушать в ближайшие месяцы, а возможно, и годы.

Три важных момента.

Первый: это очень краткое описание нашего будущего, про каждый пункт можно написать отдельную колонку.

Второй: все может измениться хоть завтра (я пишу этот текст 30 апреля 2022 года), поэтому не стоит воспринимать описанные мною сценарии как гарантированные.

Третий: я не касаюсь в этом тексте вопросов цензуры и описываю ситуацию с точки зрения нынешних ограничений (в целом слабых и бессистемных), однако если закручивание гаек усилится и продолжится, то, возможно, разговор о музыке придется вести заново.

Поп-музыка без роскоши

Последние десять лет российская поп-сцена жила за счет музыкантов и сонграйтеров из соседних стран, прежде всего Украины, Белоруссии и Казахстана. Без альбома Co’n’Dorn Ивана Дорна не случилось бы поп-революции. Без ЛСП и Макса Коржа певучий хип-хоп и пацанская эстетика не прорвались бы в чарты. Без Скриптонита и его сподвижников с лейбла Musica 36 не появились бы уникальный вайб и флоу русского хип-хопа, который до сих пор копируют все подряд. После 24 февраля эта своеобразная экосистема умерла, и шансов на ее оживление нет.

Прежде всего, второй поп-революции точно не будет. Украинские поп-артисты и по идеологическим, и по экономическим причинам не будут ездить в Россию и не будут публиковать свои записи для российских слушателей (а некоторые, как Иван Дорн или Монатик, удаляют старые песни). Украинская музыка окончательно отделилась от российской, превратилась в культурную автономию, ориентированную на Европу, — оценивать ее перспективы должны украинские же журналисты. Для нас это значит только одно: культурный обмен между двумя сценами невозможен в обозримом будущем. Это будет сложно: российский мейнстрим развивали именно украинские исполнители — от группы «Время и Стекло» до группы «ВИА ГРА», от Дорна до Потапа и Насти.

Сцены же других стран либо из-за кризиса в России обеднеют сами, либо переориентируются на других потребителей. Белорусская сцена уже обескровлена событиями 2020 года, а казахстанская поп-сцена имеет большой внутренний потенциал. Но, как и в случае с украинской, оценивать их перспективы должны местные эксперты. Для нас это значит одно: придется выживать в одиночку.

Российская поп-сцена, оказавшись в более замкнутом пространстве, окажется в ситуации поиска новых смыслов и новых источников влияния. Кроме того, она избавится от лоска и роскоши прошлых лет: невозможно петь о любви и печали в прежних декорациях. Новый поп-мейнстрим будет проще во всех смыслах: тут ему в подмогу неисчезающая любовь к перестроечной попсе (см. «Мальчик на девятке») и наследию Сергея Жукова (выразившаяся в виде целого жанра «жуков-поп»). То есть подходящие герои уже есть: они и будут торжествовать в чартах по итогам 2022 года.

При этом новый поп вряд ли откажется от яркой эскапистской эстетики: в особенно кризисные времена публике нужны развлечения, позволяющие забыть о курсе рубля и наличии товаров первой необходимости в магазинах. Примерно так случилось в Югославии девяностых: страдающая под санкциями из-за войны в Боснии страна сходила с ума по турбо-фолку — бодрой боевой танцевальной музыке с национальным колоритом. Вот что-то подобное может случиться и у нас. Причем и фолк, который долгое время считался увлечением экзотическим, тоже постепенно инкрустируют в новый поп. То, что делали polnalyubvi и Дарья Виардо в качестве экспериментов, вероятно, станет общим местом. Только в более простой форме.

Хип-хоп без флекса

Российский хип-хоп долгое время флексил своим внешним богатством и жил в условиях абсолютной вседозволенности. Это время тоже ушло окончательно. С одной стороны, русский рэп загоняют в рамки власти, которые не стесняются выдавливать его главных героев из страны, отменять им концерты, объявлять иноагентами. С другой стороны, новая реальность требует новую повестку. Невозможно читать о радости обладания роскошными брендами в момент, когда эти самые бренды покинули Россию, а у слушателей нет денег даже на самое необходимое.

Новый русский хип-хоп будет более злобной и честной музыкой, но ограниченной рамками цензуры. Он в какой-то мере откатится к настройкам нулевых, когда группа «Каста» еще жила в Ростове, наличие микстейпов не приводило к семизначным цифрам на счету, а самой народной группой во дворе считалось «Многоточие». Новый русский хип-хоп найдет себя снова во дворах и подъездах, будет воспевать криминал не в гламурных тонах и будет противопоставлять своего героя не обществу, чурающемуся богатства, а обществу в принципе: такому же злому и уставшему, как и он сам.

Правда, у этого нового хип-хопа пока нет своих героев, а старые вряд ли смогут ими стать: Фейс эмигрировал и признан иноагентом, Оксимирон и Noize MC занимаются благотворительностью в Европе, Моргенштерн (признан иностранным агентом — Прим. ред.) предпочитает читать о старом, а Баста и «Каста» находятся в легкой растерянности. Недавние любимцы публики из Melon Music тоже не годятся на эту роль: их сиропный эскапистский вайб абсолютно не вяжется с самой этикой жанра, который был всегда про злободневное.

Рок и инди без развлечений

Рок- и инди-сцена при всей прямоте отдельных представителей большую часть десятых потратила на глубокие исследования внутреннего мира себя и своих слушателей. Пасош-рок с его печальной беспечностью, «Пошлая Молли» с их пьяной обреченностью и новые грустные с их застойной болью нарисовали лучший портрет поколения: которое нашло покой, но не нашло свободу, нашло деньги, но не нашло счастья.

Симптоматично, что именно это поколение — а не рэп- и поп-артисты — написало два самых ярких портрета человека эпохи: альбомы «Человеко-часы» «Дайте танк (!)» и «Зеркало» Тимы Ищет Свет. Очень несчастного и неустроенного человека, который как был в растерянности два года назад, так и остается. Несколько недель назад я писал, что подобные исполнители проиграли борьбу за слушателя в силу своей излишней интроспективности.

Сейчас мне кажется, что это был слишком громкий тезис. На самом деле именно такая музыка — основанная на местном материале в диапазоне от Дельфина до «Браво», самокопательная и очень личная — может стать основой для нового мейнстрима, который начнет вырастать после кризиса. Наша жизнь — это вечная нехватка чего-то еще, и исполнители вроде Тимы Якимова, DenDerty, «Дайте танк (!)», zavet и других им подобных лучше всего фиксируют это. В них много нас, в нас много их.

Что же до рока и инди как развлечения, то они как раз закончились. Беззаботная эпоха «Казускомы» и «Пошлой Молли» ушла безвозвратно. И им, и их последователям еще предстоит перепридумать свой музыкальный язык.

Индустрия без центра

Отсутствие коммуникации с соседними странами, вполне возможно, приведет к тому, что наиболее впередсмотрящие музыканты и культуртрегеры, оставшиеся в России, будут все больше внимания обращать на региональные сцены, коих у нас полно. Якутский панк и самарский хард-кор, сибирский пост-панк и кавказский этно-фолк — это только то, что уже на поверхности и известно более-менее осведомленным слушателям в Москве, Петербурге и даже за границей.

Кризис — это реальное время возможностей для небольших локальных сцен. Если раньше рок-группа Gauga из Татарстана могла казаться таким местным казусом, то теперь есть возможность присмотреться к ней поближе и обнаружить, что именно она записала самый громкий и эмоциональный гитарный альбом весны. Если раньше самарцы Supruga и Wlvs со своим ломовым хард-кором не имели шансов вылезти за пределы родного города, то сейчас у них есть шанс на то, чтобы заявить о себе за пределами профильных блогов. И таких примеров десятки, а то и сотни. Эти сцены не зависят от больших денег. Они свободнее и смелее. Им нужно просто дать голос: не рассказывать о них с высоты своего столичного опыта, а замолчать и послушать. И дать им денег, если им не хватает.

Проездив последние несколько лет по фестивалям в стране, я хочу заявить: российскую музыку можно спасти только тотальной децентрализацией и деколонизацией. Для этого уже есть все составляющие: от артистов до промоутеров, от площадок до медиа. Да, все они поражены кризисом, многие уехали, кто-то закрылся, но, избавившись от первичного шока, они получат шанс на настоящий успех. И через 5–10 лет фестивали в Якутске, Владивостоке или Омске уже не будут работать как выставка невест для столичных промоутеров. Сами промоутеры станут такими невестами и захотят работать не в Москве. Сейчас этот сценарий кажется утопичным, и его могут нарушить еще большие потрясения, но пока я не вижу иных альтернатив. «Хватит слушать Москву!» — слоган музыкальной индустрии на ближайшие десять лет.

Россия без мира

Новое время требует и новых форм потребления. Из России ушел только Spotify, и пока недоступны только новые зарубежные релизы, но и у местных артистов начались проблемы с получением дохода от прослушиваний (из-за отключения Visa и MasterCard) и загрузкой песен на стриминги (из-за ухода лейблов и дистрибьюторов). К этому прибавится сокращение подписок на стриминги и, как следствие, падение доходов музыкантов. Десятые годы были золотой эпохой: музыканты даже среднего уровня могли кормиться с прослушиваний и заряжать туры на десяток-другой городов. Сейчас всем придется экономить. Большие туры станут экономически невыгодны (билеты станут меньше покупать), а значит, у музыкантов упадут доходы от концертов.

Концертная индустрия, которая и без того лежала в коме из-за коронавирусных отмен и ограничений, не приходя в сознание, бьется в конвульсиях. Этим летом в Москве и Петербурге и по соседству почти не будет крупных фестивалей: остались только «Стереолето», «Дикая мята», Signal и «Ласточка». Ожидаемо, все они пройдут без зарубежных хедлайнеров (кроме белорусских и казахстанских) и части российских. То есть ситуация даже хуже, чем двадцать лет назад. Фактически все самое интересное будет происходить на сценах поменьше.

Поведение слушателей тоже изменится. Я не очень верю в тотальное возвращение пиратства — стриминги намного удобнее, желающих разбираться ради доступа к паре-тройке зарубежных альбомов много не найдется. Но я верю в то, что платить за музыку будут намного меньше: благо большинство сервисов позволяет слушать песни бесплатно, пусть и с некоторыми ограничениями. Платить за концерты тоже станут меньше: стоимость одного шоу среднего российского артиста сейчас превышает 1000 рублей в Москве и Петербурге — это серьезная сумма, которую многие предпочтут потратить на что-то более необходимое.

Злободневная музыка вернется со стадионов в клубы, которые тоже перейдут в режим жесткой экономии, только чтобы сохраниться. Московские Powerhouse и «Агломерат», петербургские «Сердце» и «Ласточка» (подставьте сюда любые другие названия) станут новыми проводниками смыслов в стране. Более того — и тут мы возвращаемся к прошлой главе, — куда большую роль будут играть площадки за пределами Москвы и Петербурга. Я уверен, что в казанскую «Соль» или самарский «Ветерок» через пару лет будут ехать специально.

Мир без России?

Как зарубежные музыканты прекращают поездки в Россию, так и российские музыканты перестают кататься в туры за границу. Причина тут, прежде всего, в усложнении логистики: попробуйте привезти группу из трех — пяти человек оттуда, откуда не летают самолеты и не ходят поезда.

Из-за этого в ближайшие годы российских исполнителей практически не будет на зарубежных фестивалях и шоукейсах. Второй проблемой должна быть, по идее, «отмена русской культуры», о которой много говорят в последние месяцы. Однако мне эта проблема кажется слегка преувеличенной. Сейчас у европейской и американской публики возникают многочисленные вопросы к российским исполнителям однако на них находятся ответы, позволяющие тем же Noize MC и Монеточке ездить с туром по Европе, Ic3peak презентовать там же свой новый альбом, новые возможности для российской культуры в эмиграции появляются в Грузии, Армении и Сербии (в последнюю уехал основатель «Боли» Степан Казарьян вместе с командой фестиваля).

Прекращения культурного обмена, которым стращает Артемий Троицкий и его собеседники с конференций, не будет. Он будет сложнее, у российских артистов будет куча сложностей — от финансовых до этических, — но никакого забора вокруг новой российской музыки не будет. Опять же спасти индустрию, возможно, получится у регионов: в контексте деимпериализации культуры локальные сцены будут изучаться пристальнее — и екатеринбургский пост-панк, и волжский хард- кор, и черкесский фолк имеют тут перспективы куда большие, чем очередная звезда электроники из Москвы.

Российская музыкальная индустрия в ближайшие месяцы и годы станет проще и беднее. Локальная поп- сцена будет искать новые смыслы в перестроечной музыке и фолке. Рэп откажется от лоска и флекса ради дворовой злобы. Независимая культура станет более децентрализованной, и региональные сцены станут лицом новой российской музыки.

С точки зрения свободы творчества мы вернулись в середину восьмидесятых, но, напомню, что именно это время породило всю ту поп- и рок-музыку, на которой мы с вами и выросли. Невозможно остановить волну. Чем больше ограничений, тем сильнее грядущий пассионарный творческий взрыв. Засекайте время, быть может, он случится очень скоро.