Гниющие трупы, искусственный рай и зеленые волосы. Как Шарль Бодлер придумал контркультуру

В семье не без урода

Маленький Шарль был окружен любовью и вниманием своих родителей. Его отец, бедный художник из семьи крестьян, в преклонном возрасте смог построить отличную карьеру и стать сенатором. Он не чаял души в сыне и прививал ему тягу к прекрасному. Когда-то в молодости Бодлер-старший был революционером. Шарль обожал увлекательные истории отца, его способ видеть мир и их совместные походы в музеи. Но счастье мальчика длилось недолго.

Когда ему исполнилось шесть лет, отец умер. Мать вышла замуж за военного Жака Опика, который через несколько лет станет генералом и даже послом. Женщине было немногим более тридцати лет, она не хотела долго оставаться вдовой и мечтала о семье, но у Шарля на этот счет были совсем другие представления. Он категорически не принял отчима и всю свою жизнь пытался расстроить их союз с матерью. В 1848 году в разгар революционных событий мятежный поэт отправился на баррикады, сражался с полицией и искал Опика, чтобы в суматохе убить его.

Убить он пытался и самого себя. Это случилось, когда непутевый поэт познакомился с актрисой и танцовщицей Жанной Дюваль — знойной креолкой родом с Гаити, имевшей сомнительную репутацию. Мать Бодлера была против их союза. В отместку Шарль задумал совершить суицид. Впрочем, реализовать этот замысел ему не удалось — как и большинство других, за исключением литературных.

О какой-либо постоянной работе в случае с Бодлером не могло идти и речи. Он отчаянно кутил, вел жизнь настоящего панка и презирал все, что не связано с литературой. Беспорядочный секс, алкоголь, регулярные психозы и полное отсутствие планов на дальнейшую жизнь — так можно описать молодость одного из величайших поэтов в истории. И не только молодость.

Своим поведением Бодлер в конце концов добился того, что мать в судебном порядке лишила его права на наследство отца, которое юноша, к слову, прожигал со страшной скоростью, и установила над ним опеку. Но это лишь подзадорило его вести маргинальный образ жизни и бунтовать буквально против всего. Как выяснилось позже, причиной такого поведения была… любовь или сильная привязанность Шарля к своей матери. Даже когда ему было 36 лет, он писал ей: «Полагайте, что я принадлежу вам абсолютно, и что я принадлежу только вам». Всю жизнь он ревновал ее и не мог простить «предательства» — замужества с майором Опиком. Впрочем, это самоистязание будет длиться не очень долго: Бодлер проживет всего 46 лет, а за полтора года до смерти лишится рассудка из-за последствий сифилиса.

Наркоман и сифилитик с зелеными волосами

Бодлер — первый писатель, превративший тлетворный опыт употребления наркотиков в литературу. Свои губительные отношения с гашишем он описал в трактате «Искусственный рай» — в нем он рассказал, какие эстетические ощущения возникают в сознании человека, искаженном наркотическим опьянением. До Бодлера этой темы в литературе в принципе не существовало.

Поэт смог бросить и осудить пагубную привычку. Он пришел к выводу, что творческим людям такой опыт точно не нужен: у человека искусства от природы сильно развита фантазия, и ей не требуется дополнительных стимуляций.

Бодлер любил ставить на себе эксперименты. В молодости он сознательно заразился сифилисом — ему хотелось испытать на себе «красоту увядания», отследить, как яд этой болезни действует на тело и душу. А еще однажды Бодлер выкрасил волосы в зеленый цвет — в те времена это считалось запредельной смелостью. Своим образом он хотел расшатывать расхожие представления современников о прекрасном и ужасном, привлекать внимание каждого встречного к тому факту, что жизнь может быть сложной, разнообразной, что мир вокруг намного шире, чем мы пытаемся себе насильно внушать. Мало кто воспринял этот жест с пониманием, большинство видели в Бодлере наглого безумца.

Оказавшись в силу непростых жизненных обстоятельств в Бельгии, он развлекался распусканием грязных слухов себе: «Я прослыл здесь за агента полиции <…>, за педераста <…>, потом прослыл за корректора, присланного из Парижа, чтобы править гранки непристойных сочинений. Придя в отчаяние от того, что мне во всем верят, я пустил слух, будто убил своего отца и потом съел его; что если мне и позволили бежать из Франции, так это в благодарность за услуги, которые я оказывал французской полиции, и мне поверили!»

Сартр писал о Бодлере, что тот «производил на свет самость», то есть всегда был занят поиском и демонстрацией самого себя, чего-то настоящего в самом себе: собственной свободы, широты, бунта против расхожих представлений о красоте и морали. 

Бодлер учил своего читателя быть собой, обороняться от любых штампов и предписаний, чувствовать подлинную жизнь и не бояться ее. Такой человек обрекает себя на одиночество, но он защищен от проживания навязанной ему жизни, от чужих ощущений и бесконечной фальши, царящей в человеческих отношениях. 

«Анархия» Бодлера была направлена против любой искусственности и неестественности, любого автоматизма в восприятии реальности. Увы, яркие волосы давно стали мейнстримом, а сам проклятый поэт привлекает к себе внимание потомков только как один из множества забавных исторических образов. О нем с удовольствием читают на досуге, его цитируют, чтобы сойти за интеллектуалов, но его главное жизненное высказывание сегодня окончательно забыто. Бодлер в наши дни безнадежно экспроприирован массовой культурой. Он проиграл.

Уничтожитель старой культуры

Бодлер разрушил традиционные представления об эстетике. Он смог убедительно доказать, что внутренняя, скрытая красота есть даже в разлагающемся трупе. Например, в стихотворении «Падаль», ставшем программным, он сравнивает фрагменты скелета, проступающие через язвы на гниющей плоти, с распускающимися цветами — такого до Бодлера не делал никто. 

Поэт показывает: в искусстве важно не то, о чем оно говорит, а то, как оно это делает. Литература и живопись до середины ХIХ века игнорировали «грязное» — никому не приходило в голову, что можно получать эстетическое наслаждение и от отвратительных вещей, если они «красиво» поданы. 

Но это не единственная революция, совершенная Бодлером. В своей поэзии он  сделал так, чтобы символы нельзя было интерпретировать однозначно. Если условная роза в классицистической или романтической традициях обозначала любовь, то у французского поэта этот образ лишался какой-либо конкретики. Даже название его единственного сборника стихотворений Les Fleurs du mal вызывает большую путаницу при переводе: то, что в русской культуре принято считать «Цветами зла», во французском языке может обозначать «цветы боли», «тошноты», «сплина» и множества других состояний. 

Чтобы «расшифровать» все ассоциативные ряды, связанные с тем или иным ярким символом в его стихах, придется перечитать тонну специализированной литературы. Она, впрочем, никогда не даст исчерпывающих ответов, ведь сама суть символизма заключается в бесконечной вариативности интерпретаций, каждая из которых будет ценна по-своему. Таким образом, Бодлер научил читателей сотворчеству — он сделал чтение поэзии таким же художественным актом, как сам процесс сочинительства.

Но и на этом заслуги Бодлера не исчерпываются. Он был первым поэтом, который сфокусировал свое внимание на городской жизни, на ее рутинности и вульгарности, агрессивности и безразличности. Бодлер не любил пафосный романтизм и бросал ему вызов — он считал, что подлинная красота может быть только странной, изощренной, болезненной. Жизнь в городе, в искусственной ненадежной среде, в разврате, тоске и грубости, — лучшее состояние для беззащитного и вечно пьяного поэта-одиночки, ищущего новые впечатления и культивирующего новый взгляд на реальность.

Кстати, современники совсем не оценили этой новой реальности, сформулированной Бодлером. 7 июля 1857 года поэта и его издателя даже судили за то, что они напечатали книгу «Цветы зла». Шесть стихотворений из сборника было запрещено публиковать — запрет сохранялся до 1949 года. Помимо этого, Бодлеру выписали огромный штраф в 300 франков. Эта сумма оказалась для него непосильной. Он не скопил ее даже к осени и поэтому решился на отчаянный шаг — написать письмо жене Наполеона III. Вышел беспрецедентный случай: императрица Евгения ответила поэту и личным распоряжением снизила ему сумму штрафа до 50 франков.

Первый поэт городов

Один из самых ярких последователей Бодлера в русской литературе — Эдуард Лимонов. Он и сам прожил в Париже почти полтора десятилетия. В его книге «Священные монстры» есть глава, посвященная французскому поэту. Лимонов в ней заявил: «Первый город мира, эталон города вообще, Париж развился в супергород как раз к середине XIX столетия. Неудивительно, что “Цветы зла” появились из печати около 1852 года. Городские отравленные романсы Бодлера. Помещичьей, деревенской, дворянской, латифундистской поэзии ландшафтов пришел конец. Бодлер убил ее новой городской талантливостью. Отныне настала эпоха улочек, городских фонарей, тусклой воды, блеска и нищеты города-монстра».

Дух Парижа витает над водами Сены. Без этой мутной и страшной реки атмосфера города была бы совершенно другой, уверяет Лимонов на страницах все той же своей книги:

«…несет свои гнилые воды Сена. Множество деталей в стихах Бодлера появилось в них по причине близости этой реки. Разная, в зависимости от цвета туч и времени года, вода Сены разрушала и разрушает остров Сен-Луи, на котором стоит отель “Пимодан”. Пятна гнили на камнях набережной и на старых домах, сыреющая быстро и отваливающаяся штукатурка, сырой прогорклый воздух — все это неумолимая работа реки. <…> …старая вонючая циничная Сена с утра влияла на настроение мсье Шарля: летом она воняет теплым сырым маревом, зимой — неумолимо холодна. А пятна, лишаи, подтеки, размывы и колдобины производит она в неисчислимом количестве. <…> …я увидел в Сене, увидел с моста, белое лицо утопленника в костюме и при галстуке, утопленник тихо колыхался. Это был чистый Бодлер, цветы зла.

<…> Глядя из окна на воды Великой реки, на утопленников с белыми лицами, на баржи с углем и дровами, на речных чаек, на отчаянную городскую нищету и грязь, Бодлер сформулировал, произвел на свет и записал свой новый эстетизм. Даже сегодня мы им пользуемся. Другого нет. <…> Только Париж с его сотнями дождей в год, и ни один дождь не похож на другой, мог породить “Цветы зла”. Только эта никогда не теплая, мокрая, вонючая столица и дохлая, старая, ржавая Сена».

Бодлер перевернул сознание современников и предвосхитил буквально все, что будет происходить в культуре в течение века. Богоборчество Ницше, эстетизм Оскара Уайльда и шансон Сержа Генсбура, Серебряный век в России и движение битников за океаном, брутальность Луи-Фердинанда Селина и эротизм Юкио Мисимы, рок-н-ролл и даже авторский кинематограф: фильмы Жан-Люка Годара, Мартина Скорсезе или Гаспара Ноэ уж точно, — все это было бы невозможно без французского поэта, очарованного грязными улицами и увяданием.

Подготовил Алексей Черников