Юлия Шляпникова: «Наличники». Мистический роман о родовых проклятиях

Аня ждала у елки в парке, где они договорились встретиться. Светлые кудри торчали из-под синей шапки, а нос покраснел от мороза.

— Теперь я опоздал, — усмехнулся Руслан и добавил: — Можем просто где-нибудь посидеть, если ты замерзла.

— В Джукетау не так много мест, где вкусно кормят, поэтому давай погуляем. А там решим.

В черной шубе и варежках в тон шапке она была похожа на готическую Снегурочку, но льдистость словно дала трещину, потому что улыбалась Аня уже более открыто и искренне, а говорила сразу, не обдумывая фразу перед этим. Будто разрешила себе что-то.

Руслан заметил, что периодически она смотрела не на него, а куда-то в сторону, словно ловила взгляд стоящего рядом с ним. В такие моменты между ее бровей появлялась морщинка, придавая все тот же вид обиженного ребенка. Но стоило им выйти из парка, как и морщинка, и взгляд в сторону пропали, и Аня спросила:

— Ты каждый Новый год тут отмечаешь?

— Да, раньше забирал бабушку и отвозил к родственникам. В этом году странно быть там без нее.

— Вы были очень дружны?

— Она меня воспитала, не дедушка. Я так ее боялся и уважал, что называл только по имени-отчеству, сколько себя помню.

— Кем она работала? — Аня заинтересованно слушала.

Было заметно, как ей любопытно, но она сдерживается, чтобы не начать расспрашивать еще больше.

— Воспитательницей в детском саду. Строгая была женщина, но справедливая, — в горле запершило, и он сменил тему. — А ты где встречала Новый год? С друзьями?

Аня покачала головой.

— У меня тут нет друзей. С родными. Братья приехали с семьями, было очень шумно.

И она поморщилась, видимо, вспомнив что-то не совсем приятное. Ну просто открытая книга!

Дорога шла вдоль забора, окружавшего парк. По нему были рассыпаны горящие огоньками снежинки. А по противоположной стороне улицы теснились двухэтажные особнячки и доходные дома, сейчас превратившиеся в жилые бараки и офисные помещения. Часть расселили за ветхостью и опасностью для жителей, и теперь они стояли закрытые, с заколоченными окнами, чтобы не подожгли всякие хулиганы. С лип напротив домов сыпался снег, сдуваемый северным пронзительным ветром.

Аня остановилась и достала телефон.

— Классный кадр получится, жалко, что не догадалась фотоаппарат взять, — посетовала она.

— Все ради соцсетей? — подколол Руслан.

— Не совсем. Фотоблог требует свежего контента, а то все подписчики разбегутся.

— Давно ведешь?

— Как домой вернулась. Надо же чем-то себя занимать.

— Тогда, наверно, уже весь город успела показать? Тут не особо много красивых мест.

— Ты ошибаешься! — с жаром возразила она и, снова остановившись посреди дороги, принялась указывать на дома. — Эта улица, например, застроена в конце девятнадцатого — начале двадцатого века, тут каждый дом как история. Вот этот, например. Как думаешь, кто тут жил?

— Это просто. Нас сюда водили на экскурсию в школе. Музей Бориса Пастернака.

— Я, конечно, не краевед, чтобы понимать их настоящую ценность, но чисто эстетически обожаю.

Солнце уже давно село, но морозное небо еще было светлым. Загорались звезды, падала температура, и даже дышать становилось тяжелее.

— Просто мне не так интересны близкие к нам века, — пожал плечами Руслан. — Им не хватает загадочности.

— Мне не понять, — согласилась Аня. Они как раз проходили мимо школы, поэтому она спросила: — А где ты учился?

— Напротив, — он указал на татарскую гимназию. — Она не такая красивая, как твоя школа, но зато учили тут хорошо.

— А ты бывал в моей школе? — удивилась Аня, потом, видимо, вспомнила, кто забирал ее после вечера встречи выпускников, и, смутившись, покраснела.

— Не только тогда. У вас ведь и олимпиады проходили.

Ее смущение показалось настоящим, так что Руслан мысленно поставил ей плюсик. Значит, просто перебрала тогда, чему и сама теперь не рада.

Аня снова достала телефон, чтобы сделать кадр, и тут Руслан вспомнил, что говорил ему бабушка в сегодняшнем сне.

«Не повторяй наших ошибок».

И почему это вспомнилось только рядом с Аней?

— Что может быть интересного в девятнадцатом веке? — осматриваясь по сторонам, задал он риторический вопрос. Особняки, торговые лавки, доходные дома — весь город словно застрял в тех временах. — Все однообразно, как под копирку. Начало двадцатого века еще куда ни шло. Правда, не здесь.

— Почему? — убирая телефон и скорее натягивая варежки на озябшие руки, спросила Аня.

— В Джукетау всего два здания в стиле модерн. И хорошо хоть одно отдали под музей, а второе, — Руслан указал на торговую лавку, мимо которой они как раз проходили, — уже почти рассыпалось от времени.

Лавке, крашенной в уродливый оттенок розового, и правда не повезло. Перенимая эстафету у бакалейной торговли, здесь теперь располагался магазин одежды. На обшарпанных карнизах сохранились барельефы с узорчатыми надписями «Чай», «Сахар», «Магазинъ» и с маскароном в виде головы оскалившегося льва. Ее бы отреставрировать — и туристов не оторвать будет.

— Мне больше нравится строгий классицизм. Но в этих домах и правда что-то есть.

В ее задумчивости было что-то печальное. Как будто она прониклась сочувствием к ветхому зданию настолько, что теперь разделяла его упадок и тоску.

— Тебе, наверно, нравилось фотографировать в Городе. Там больше простора для творчества, — предположил Руслан.

— Нет! — помотала головой она. — В Городе слишком много камня, а я больше люблю дерево.

— Потому что оно напоминало тебе там о Джукетау? — догадался Руслан.

— Да, и поэтому тоже! Только так можно показать людям, что у нас есть что беречь. Что самое ценное — всегда самое хрупкое.

— И что тебе нравится в этих домах?

— Наличники, — без колебаний ответила она. — В них душа, в них смысл. Вот смотри.

Они как раз остановились перед простым деревянным домом на углу. Окантовка окон оказалась ему под стать — гладкие наличники, без лишних декоративных элементов, только с ромбиками по четырем сторонам.

— Это самый действенный оберег, — речь Ани стала немного театральной, будто отрепетированной. Руслан догадался, что она рассказывала эту историю не раз. — Верх — это небеса, поэтому здесь по центру ромбик. Он изображает солнышко. По краям спускаются лучики. А внизу — это, скорее всего, зерно в земле.

— И от чего же защищает этот оберег? — Руслану хотелось посмеяться над такой детской верой в чудо, но от ее серьезного вида и вопрос получился серьезным.

— От смерти, от злых людей, от болезней. Да ото всего, что живет не в доме, а вне его.

Судя по виду дома, обереги не сработали и хозяева его уже давно оставили, переселившись в более современное жилье или покинув этот мир.

— Пустое место наводит какой-то ужас, правда? — поделилась Аня.

— Ты напомнила мне кое о чем, — Руслан даже остановился посреди дороги. — Я давно запрашивал в московском архиве документы на землю, которую получил наш предок-стрелец в Билярске. Перед праздниками прислали копию записи из отказной книги.

— Это что такое?

— Вроде дарственной от государства. Суть-то не в этом! А в том, как звали моего предка. Пустомест!

— Странное имя для татарина, — пожала плечами Аня.

— Да и не имя это, скорее прозвище.

— Пусть и так, но зачем так некрасиво называть ребенка?

Руслан улыбнулся.

— Ты же говорила про обереги? Имя тоже им могло быть.

— Я думала, что историки в магию не верят. — Руслан мог поклясться, что она специально его поддевает — такой озорной у нее стал вид.

— Конечно. Мы изучаем ее как этап развития общества. Пошли греться, что-то не лучшую погоду мы выбрали для прогулки.

Руслан открыл перед ней дверь в то же кафе, где они сидели в прошлый раз. Столик у окна был свободен — что, впрочем, неудивительно, ведь первого января все нормальные люди отсыпаются или ходят в гости. Они тоже были в некотором роде в гостях — у родного города.

Помогая Ане снять шубу, он случайно коснулся ее руки. Она была теплой, несмотря на мороз за окнами.

— Вот кто, похоже, замерз на самом деле, так это ты! — воскликнула Аня.

— У меня всегда руки холодные, мороз ни при чем, — садясь за столик и беря у официанта меню, усмехнулся Руслан.

— Наверное, замучили поговоркой про горячее сердце?

— Не то слово.

Они взяли чайник фруктового чая и целую губадию. Пока ее подогревали — или пекли, потому что прошло не меньше часа, — Руслан успел понять, что же его так удивляло в Ане. Она оставляла впечатление поставившей на будущем большой жирный крест и загнавшей себя в какую-то яму, из которой робко выглядывала на мир вокруг.

— Ты говоришь, что в Джукетау у тебя нет друзей, — как бы между прочим сказал Руслан, разливая чай. Вокруг сразу запахло летом — липой, облепихой и апельсинами. Казалось, посмотришь в окно, а там солнце и всё пышет зеленью.

— С кем дружила в школе, давно уже пути разошлись. А ты как, общаешься с одноклассниками?

— С лучшим другом детства. Он остался здесь, открыл бизнес — сеть пекарен.

— Подожди, на Нариманова его пекарня? — оживилась Аня. Руслан кивнул, и она расплылась в улыбке: — Обожаю их пироги! Около дома тоже есть магазинчик, всегда беру там яблочный, когда еду к тетушкам.

— Не собираешься к ним перебраться? Они ведь наверняка уже немолоды.

Аня покачала головой.

— У них своя жизнь, у меня — своя.

— А твои родители?

Плечи ее тут же опустились, и взгляд потух.

— Мама умерла, когда мне было пятнадцать. Отца не знаю.

Руслан поперхнулся чаем.

— Прости, я не думал… так ты поэтому уехала в Город?

— Отчасти. Всегда мечтала там жить, тем более родня есть — двоюродная сестра мамы с семьей, мы у них часто бывали раньше.

— Большая семья у вас, — заметил Руслан.

— Крестьянское наследие, — улыбнулась Аня. За окном резко стемнело, и теперь морозные звезды заглядывали в окна. — У тетушек по сыну, у братьев по двое детей… одна я выбиваюсь.

— Успеешь, какие твои годы, — неловко пошутил Руслан, но она даже не улыбнулась.

— А ты?

— Не сложилось.

Сказал и сам понял, что врет. Хорошо, что редко кто замечает его настоящие чувства — бабушкина наука скрывать движения души усвоена на отлично.

— Не пришлась ко двору? — вдруг сказала Аня, ухватив самую суть. Руслан даже не нашелся с ответом и просто кивнул.

Тут как раз принесли пышущую жаром губадию. Все-таки пекли свежую, как здорово!

— Мама тоже такую умела делать, — поделилась Аня, нарезая на ровные кусочки высокий пирог. — У нее и кырт * получался такой, как надо, и пирог высокий был. Я делаю все по ее рецепту, но так же не выходит.

— Наверно, был какой-то секрет.

— Все проще. Ей было для кого печь, — и снова горечь в голосе.

Пока они наслаждались пирогом, Руслан колебался, стоит ли любопытствовать, но все-таки решил задать один вопрос.

— Ты тогда в машине упомянула про…

Аня даже не дала ему договорить.

— Не хочу этой темы касаться. Был жених, и нет его. Прямо как у бабушки.

— Ты все-таки веришь, что это моя бабушка его увела? — попытался сменить тему Руслан. Ему было очень неприятно говорить так про Фирузу Талгатовну, будто с того пьедестала, на который вознес с детства, он опускал ее до обычной девчонки в подворотне.

— Послушать бы самого Тахира, да вот вряд ли он жив, — вздохнула Аня и взяла еще кусочек губадии.

— Да, тут бы взгляд со стороны не помешал.

Вдвоем они съели почти весь пирог, хотя он был очень сытным.

— Это все прогулка по морозу, — разливая еще по чашке чая, прокомментировал Руслан. — А где ты жила в Городе? В Азино же?

— Откуда знаешь? — удивилась Аня.

— Ты не тот адрес назвала, когда я тебя забирал из школы.

Сначала она зарделась от стыда, но что-то явно переборола в себе и засмеялась, почти искренне. Он поддержал ее смех, чтобы не было так неловко.

— Сначала в общежитиях — лицейском, институтском. А на третьем курсе перебрались с подругой в съемную квартиру. Мне там нравилось все, кроме одного: надо было платить каждый месяц. — В этой улыбке было еще больше искренности. — А ты где живешь?

— Сталинка на Пушкина, желтая такая, на углу с Островского.

Аня округлила глаза.

— Всегда мечтала там побывать! Наверно, шумно, если открывать окна?

— Окна во двор. Если и шумят, то только свои — двор закрытый.

— В самом центре города живешь, — мечтательно произнесла Аня. — Как же там красиво!

— Не скучаешь по Городу?

— Нечасто.

Чай закончился, и Аня позвала официантку.

— Там никогда не было для меня места. Холодный город, хотя люди там хорошие.

Руслан кивнул.

— Да и тысячелетняя история местами очень давит.

— Я не историк, мне этого не понять, — снова поддела его Аня. Вот такая улыбка у нее явно была настоящая, искренняя. Она ее красила гораздо больше, чем старомодная блузка с пышными рукавами и кружевным воротничком.

На нем, кстати, крепилась очень необычная брошь. Вся усыпанная камнями — похоже, драгоценными, она повторяла формой бабочку. Где-то он ее уже видел…

— Красивая вещь, — указал на украшение Руслан.

— Бабушкина. Если я не ошибаюсь, дед подарил ее на рождение моей мамы.

— Ты часто о них говоришь. Не тяжело вспоминать?

Аня покачала головой, отчего кудряшки рассыпались по плечам. Когда она так делала, от нее шла волна легкого лимонного запаха.

— Если не вспоминать, то они уйдут, забудутся. Так не должно быть. Да и вообще, люди слишком серьезно относятся к смерти, даже заменяют это слово. Но почему бы не называть вещи своими именами? Когда меня спрашивают, как я могу так говорить, ведь в моей жизни были серьезные потери, я повторяю одно. Смерть — это не то, чего стоит так неистово бояться.

К ней вернулся театральный тон, которым она рассказывала про наличники. И огонек в глазах, будто Аня знала что-то особенное, но не хотела ни с кем делиться.

— С тебя сейчас можно писать Персефону**, — отметил Руслан.

— А я из мифов больше всего любила про нее! — улыбнулась Аня. — Мне кажется, она самая счастливая из богинь.

— Это как же? Ее похитили, закрыли в подземном царстве на долгие полгода, с матерью разлучили…

— Но ведь Аид так сильно ее полюбил, что наверняка не отдавал отчета, что творит.

— Неправильно идти против воли другого человека. Да и как-то нездорово удерживать того, кого любишь, далеко от его близких.

Теперь хотя бы было понятно, чем она вдохновлялась, когда писала свою первую книгу. Как-то вечером Руслан купил электронную версию и прочел за один вечер. Писала Аня и правда здорово, но все-таки это был не его любимый жанр.

А герои, гоняющиеся друг за другом в течение всей книги, откровенно раздражали.

— Тебе, наверно, еще и собаки не нравятся, — рассмеялась Аня, видимо, намекая на трехголового пса Аида.

— Ошибаешься, у меня живет доберман.

— Покажи!

Пока он искал его фото в телефоне, успел зайти так далеко в галерее, что нашел старые фотографии со Светой. Пора уже удалить, мелькнуло в голове.

— А какой был твой любимый миф? — полюбовавшись на Вольта, спросила Аня.

— Про Прометея. Он вернул людям огонь, хотя и пострадал за это. Даже мучаясь от когтей орла, Прометей не жалел о том, что помог другим. Поэтому и был освобожден.

— Люди никогда не ценят добра.

— Но это не значит, что они его не заслуживают.

Они помолчали, допивая чай. Потом Руслан, пресекая ее возражения, оплатил счет и предложил прогуляться до места, где он оставил машину. Она отказалась от предложения подвезти ее, хотя автобусы в это время уже плохо ходили.

— Возьму такси, не переживай, — отрезала Аня, надевая шубу и заматываясь в шарф. Кудри скрылись под шапкой, тоже пахнувшей лимонами.

Они пошли по другой стороне центральной улицы, мимо садика, школы-интерната и пансионата — таких же старинных зданий, как и по другую сторону дороги. По центру улицы шла широкая аллея, и прямо напротив Аниной школы сверкала новенькими куполами небольшая церковь из кирпича. Новодел удачно вписался в застройку.

Разговор стих, и только почти у самого места расставания Аня вдруг сказала:

— Мне жаль, что я тогда напугала твою бабушку. Не хочется думать, что я ее довела.

— Ты с ума сошла такое думать? — воскликнул Руслан, удивляясь, как это вообще могло прийти ей в голову. — Она болела, я же говорил, что оставался вопрос времени. Даже хорошо, что ты ей встретилась. Упала бы и расшиблась или вообще замерзла в снегу. Я в тот день не уследил за ней, только приехал и отпустил сиделку. А бабушке почему-то вздумалось выскочить на улицу.

Аня кивнула.

— Дедушка тоже чудил перед смертью. Мог уйти на соседнюю улицу и забыть, где живет. Дом, в котором он жил с родителями, давно снесли, а ноги привычно несли его к пустырю на том месте. Вот «что старый, что малый».

— Жаль, что ты не успела с ней поговорить, когда Фируза Талгатовна была здорова, — добавил Руслан. — Может быть, узнала бы что-то еще о своей бабушке.

— Вряд ли она бы сказала о ней хорошее, если они так и не помирились при жизни, — горько усмехнулась Аня.

И то верно. Уж бабушка умела затаить злость и пестовать ее не хуже, чем любимого внука.

На том они в тот день и разошлись.

Возвращаясь домой в тепле такси, Аня все думала о том, что не зря его бабушка привиделась ей, когда подошел Руслан. Она не покидала его, пока они не вышли из парка, а на Аню смотрела то ли грозно, то ли даже с обидой. Но от слов

Руслана Ане полегчало. Если он не считал ее виноватой, то и ей не стоило.

В почтовом ящике ждало письмо. Московский штемпель и адрес Российского государственного архива древних актов, отправлено перед Новым годом. Аня вскрыла конверт, даже не поднимаясь в квартиру. Мимо пробежали радостные соседи, и, на автомате поздравив их с Новым годом, она вчиталась наконец в текст.

Много цифр, много имен, но среди них одно. Пустомест из Билярска.

«Да быть такого не может!» — подумала Аня и, крепче сжав конверт, направилась к лифту. Утром надо будет написать Руслану и узнать, точно ли это тот же человек или просто совпадение.

А ночью Ане приснилась мама. Впервые за долгое время — одна.

Все такая же тоненькая и печальная, как и при жизни, она крепко обняла дочь и заплакала.

— Не гневи ты ее, не гневи! — причитала Вероника.

Но сколько Аня ни пыталась выведать у нее, о ком речь, мама только плакала и просила не идти против воли той, о ком говорила.

Чувство, что от этого случится непоправимое, не покинуло Аню, даже когда она с криком проснулась посреди ночи.

*Кырт — национальное татарское блюдо, уваренный до карамельного цвета творог, используется и как отдельное блюдо, и в выпечке, например для приготовления губадии.

**Персефона — древнегреческая богиня плодородия и царства мертвых.

Узнать подробнее о книге можно по ссылке на сайте издательства.