«Иван Грозный, убивший своего сына» и «немецкий мальчик для битья». Люди культуры — про Евтушенко
«Мещанский авангардист» и хвастун
Режиссер Андрей Тарковский оставил в личном дневнике крайне презрительную запись о Евтушенко:
«Какая бездарь! Оторопь берет. Мещанский Авангард. В свое время Северянин был в тысячу раз талантливее. А что от него осталось? ”Ананасы в шампанском”? И презрительные улыбки. Жалкий какой-то Женя. Кокетка. Однажды пьяный подошел ко мне в ВТО:
— Почему ты такой жестокий, Андрей? Молчу.
— Знаешь, ты похож на белого офицера, участвовавшего в Ледовом походе.
— Ну?..
— А мой дед (или отец?) лежал в снегу (он был, якобы, партизаном) и расстреливал их из трехлинейки. А они примерзали ко льду и не могли сделать ни шагу.
Гуманист Женя! А до этого он все время допытывался:
— За что ты меня не любишь?
— ... (А за что тебя любить?)
В квартире у него все стены завешаны скверными картинами. Буржуй. И очень хочет, чтобы его любили. И Хрущев, и Брежнев, и девушки... О нем рассказывают забавную историю. Когда он был в Италии, то жил у какого-то итальянца, которого называл своим другом. Однажды Е. рассказал ему о том, что встретил очаровательную женщину, которая его обожает. Как ее зовут, не сказал. Пока он жил в Италии, то время от времени рассказывал о страсти, которая охватила и Женю, и его возлюбленную. Однажды его друг должен был уехать из города на некоторое время. Е. попросил его оставить ему ключи от его квартиры. Тот оставил.
Когда друг вернулся, Е. с пафосом распространялся о своей любви и качествах своей любовницы. — Почему ты не спросишь, как ее зовут? — настаивал Е.
— Ключи, которые я тебе оставил, — опустив Женин вопрос, сказал “друг”, — от шкафов и письменного стола...
Даже если это анекдот, то остроумный. Здесь весь Евтушенко. Ни на грош благородства».
Немецкий мальчик для битья
Совсем другого мнения о шестидесятнике историк Дмитрий Галковский, нетривиально откликающийся на многие события в своем блоге. Он написал некролог Евтушенко — это, пожалуй, самый добрый его отзыв о ком-либо:
«То, что о Евтушенко говорили последние 50 лет, это, большей частью, болтовня озлобленных советских мещан, адресованная не ему лично, а вообще поэту как типу личности. Мол, много о себе человек понимает, говорит об непонятном, нервный, носит нашейные банты и ювелирные изделия, четыре жены и пять детей, пьет, курит, дебоширит, а также социально слабый. Все это и есть профессиональные признаки поэта, присущие ему имманентно, как члену сословия. Поэт — впечатлительный внушаемый человек, поглощенный собственными переживаниями, поэтическое творчество основано на импровизации и просто-таки требует “рассеянного образа жизни”.
К этим видовым свойствам поэта можно добавить личные качества Евтушенко-человека. Евтушенко был веселым и позитивным, добрым и совестливым. Для его рода деятельности он отличался поразительным трудолюбием, любил и уважал отечественную культуру. <…>
…по своему типу поведения, по своим словам и поступкам Евтушенко (настоящая фамилия — Гангнус. — Прим. редактора) всегда был простодушным российским немцем — мальчиком для битья у русских задир. Это заставляет иначе посмотреть и на его “клоунские наряды”. Действительно 75-летний Окуджава, Астафьев или Солженицын смотрелись бы в нарядах Евтушенко сбрендившими мещанами. Но Евтушенко не мещанин, а европейский поэт. Стиль его одежды узнаваем на Западе, там так одевается часть интеллектуальной богемы. И весь стиль жизни Евтушенко всегда был абсолютно западным, “петербургским”».
Кумир, привыкший к дракам
Поэт Сергей Гандлевский отзывался о Евтушенко сдержанно, даже сухо. Тем не менее между строк, посвященных шестидесятнику, вполне читается и ирония, и симпатия:
«…однажды в фуршетной давке на 65-летнем юбилее “Литературной газеты” с оторопью увидел, как ко мне — да-да, именно ко мне — пробирается сквозь толпу выделяющийся высоким ростом и знаменитым экстравагантным нарядом Евгений Евтушенко. Рубашка прилипла у меня к спине в ожидании скандала. Евтушенко подошел вплотную и деловито предложил мне выпить с ним, но я поблагодарил и сказал, что меня, увы, подшила жена. Он внимательно и неспешно рассмотрел сверху вниз маленькую Лену и спросил:
— Надолго?
— На три года, — опередил я Лену с ответом.
Евтушенко недоуменно повел плечами и начал разворачиваться, чтобы пуститься через зал в обратный путь. Тут я в приливе чувств спросил его вдогонку: — Евгений Александрович, вы на меня не обиделись? — Я привык пить цикуту стаканами, — ответил он и удалился.
После этого мы мельком виделись еще несколько раз.
Однажды я наблюдал в зеркале холла Дома литераторов мгновенную потасовку с участием Евгения Евтушенко. Он был подшофе и чересчур барственно осведомился у молодого самолюбивого поэта, как-де тому пишется, чем-де тому дышится, а молодой лирик, впрочем, тоже выпимши, ответил на это покровительственное вопрошание дерзостью. После молниеносного обоюдного хватания за грудки, Евтушенко обозвал всю компанию “фашистами в кожаных пальто” и исчез. <…>
Два приятеля молодости из разных компаний любили вскользь обронить, что некогда “дали по физиономии” Евтушенко. Минуточку. Миллионы телезрителей видели, как Никита Михалков бил ногой в лицо лимоновца, которому держали руки. Так что не всякий властитель дум даст себя в обиду. И что-то в такой доступности Евтушенко есть хорошее — кумир, который не боится приблизиться к читателю на расстояние вытянутой руки, прошу прощения за сомнительное остроумие».
«Счастливый придурок»
Другой поэт, Борис Рыжий, тоже несколько раз пересекался с Евтушенко: мэтр разглядел его талант и пытался войти в роль наставника, но Рыжий был от этого не в восторге. Он критично относился к московским шестидесятникам, предпочитая компанию более старшего поколения петербургской поэтической школы — наследников пушкинской линии.
Рыжий, впрочем, был впечатлен, познакомившись с Евтушенко, и посвятил их встрече стихотворение. За его позой любимого всеми счастливца, открытого всему миру, молодой поэт увидел трагичность, надрыв, сумасшедшую тоску по чему-то большему. Евтушенко в глазах Рыжего — это бессмертный герой, который не достоин своего бессмертия:
Евгений Александрович Евтушенко в красной рубахе,
говорящий, что любит всех женщин, —
суть символ эпохи,
ни больше, ни меньше,
ни уже, ни шире.
Я был на его концерте
и понял, как славно жить в этом мире.
Я видел бессмертье.
Бессмертье плясало в красной
рубахе, орало и пело
в рубахе атласной
навыпуск — бездарно и смело.
Теперь кроме шуток:
любить наших женщин
готовый, во все времена находился счастливый придурок.
...И в зале рыдают, и зал рукоплещет.
Старик, потерявший свою жизнь
Ольга Ермолаева, заведующая отделом поэзии в литературном журнале «Знамя» с 1978 года, в свое время публиковала Евтушенко и его тогдашнюю жену Беллу Ахмадулину. Ежегодно в его день рождения она с содроганием вспоминает о постаревших поэтах в своих соцсетях:
«И все-таки их жаль... Я работала с этими поэтами, честно служила им (как и многим другим!). Евгений Евтушенко родился 18 июля 1932 года в Иркутской области. Мы много печатали Евгения Александровича, так же как и бывшую его жену, Беллу Ахатовну Ахмадулину. Я провела немало времени своей жизни, собирая стихи этих тогдашних “звезд” в подборки, придумывая названия публикаций, тщательно вычитывая потом журнальные верстки, корректуры и сверки.
Ахмадулина, слепнущая от глаукомы в поздние годы, и в старости осталась красивой, с раскосыми своими глазами, с этим взглядом испуганного олененка... Не то что Евтух, как его панибратски называла молодежь... Не мною замечено, что после смерти изменяются портреты. И вчера, и сегодня все крутят по ящику хронику с Евгением Евтушенко. И лицо у него такое ужасное, что я отвожу глаза, или даже закрываю их, чтобы не видеть эти безумные, жадно и бешено ищущие чего-то, страшные очи Ивана Грозного, который уже убил своего сына... И самый ужас, что вспоминаю Е. А. Е. не молодого, лихого, напористого, залихватского, — а вот такого, страшного, яростно ищущего и не находящего свою жизнь».
Подготовил Алексей Черников