Алкоголик, мизогин, благородный узник ГУЛАГа. Каким был Николай Заболоцкий

Вас что-нибудь умиляет в Заболоцком, трогает по-человечески?

Меня вообще мало что в мире умиляет. Но в Заболоцком как человеке многое восхищает или волнует. Его описания психологического состояния под пытками (и поведение под ними, ведь он же ничего не подписал и никого не оговорил, что было величайшей редкостью). Его поразительно мужественные письма жене из лагеря. А вот предсмертный любовный четырехугольник вызывает жалость. (Жена Заболоцкого Екатерина Клыкова, дождавшаяся поэта из лагеря, в 1955 году ушла от него к литератору Василию Гроссману, но через три года вернулась. Заболоцкий тяжело это переживал и пытался построить отношения с Натальей Роскиной, но их брак оказался неудачным. Умер поэт на руках у Клыковой, когда они воссоединились. — Прим. ред.)

У Заболоцкого как поэта есть какие-либо истоки в русской культуре? Из чего он вырос, что впитал? И как он сам сказывается на нас сегодняшних, особенно на молодых поэтах?

Корни Заболоцкого очевидны. Его сборник «Столбцы» и поэмы — Хлебников плюс ироикомическая поэзия XVIII века. Стихи 1930-х — Державин, Баратынский, Тютчев, Сковорода плюс Гете и Клопшток. Поздние стихи — отчасти это же, но, к сожалению, в худших стихах также мелодраматическая позднеромантическая поэзия, переваренная в соцреалистическом котле. Влиял он сам на многих, начиная с Леонида Аронзона, который писал диплом по его стихам. Ну а как он влияет сейчас на молодую поэзию — это у самих молодых надо спрашивать.

Заболоцкий — один из самых интеллектуальных, философски и натурфилософски обогащенных русских поэтов. В какой мере эта его «натурфилософия» была христианской или антихристианской?

Я пару лет назад редактировал перевод английской книги о христианских мотивах у Заболоцкого. Я думаю, что ранний Заболоцкий — скорее антихристианский (хотя мистический) поэт. Вспомнить, например, его «Пир». Хотя в «Столбцах» есть сквозной и очень странный образ Иуды (у меня была статья об этом). Ну а дальше у него вылезают претворенные христианские мотивы (в «Лесном озере», например). А в 1950-е есть просто стихи на евангельские темы — «Бегство в Египет», начатое «Поклонение пастухов». Тогда был диалог с Пастернаком. «Бегство в Египет» написано под очевидным влиянием стихов из «Доктора Живаго».

Формулу поэзии Заболоцкого можно определить так: «классическая форма — безумное содержание». На мой взгляд, его стихи — самое революционное свершение русской литературы, такого трюка не проделывал в ней больше никто. То же относится и к самой личности этого человека. Вы разделяете такую оценку?

Нет, не согласен. У раннего (лучшего) Заболоцкого форма далеко не классическая. Сюрреальности при безупречном блеске традиционной формы надо искать у других поэтов, скажем, у Шенгели или Комаровского. У Заболоцкого.... Ну, может быть, отчасти в стихах середины 1930-х.

Его завораживали открытия Циолковского. Какими научными откровениями Заболоцкий точно увлекся бы сегодня?

Откуда мы знаем? Но тут нужна поправка. Никаких особо значимых научных открытий Циолковский не совершил. Его заслуга — в выдвижении неких общих идей «на перспективу» и в пропаганде самой идеи космических путешествий. А Заболоцкий вообще не понимал ничего в технических идеях. Он был чистый гуманитарий. Его интересовала философия и эсхатология Циолковского (достаточно безумная и эксцентричная, восходящая к Николаю Федорову).

Вам не кажется, что на фоне Заболоцкого меркнут все обэриуты? Насколько он как явление вообще был созвучен их эстетическим и интеллектуальным поискам?

На первый вопрос: конечно, нет! Хармс — огромная фигура в русской культуре.

Сохранившиеся стихи Введенского по своему значению мало с чем можно сравнить в XX веке. Заболоцкий в целом стоит вровень с ними. Этого достаточно. Среди гениев нет соревнования. Что касается «созвучности», то несомненно, что миросозерцание Заболоцкого было во многом иным, чем у «чинарей» (то есть Хармса и Введенского), но они развивались в тесном диалоге. А «обэриуты» в целом — это как раз содружество, центральными фигурами которого были эти трое. Что их объединяло (подход к языку, смешение серьезного высказывания и пародии), то и было собственно обэриутским, и это общее пространство давало место и другим поэтам — от Олейникова до (какое-то время) Вагинова и до «постобэриутов» (Гора, Зальцмана).

Что случилось с Заболоцким, почему к 1940-м так радикально изменилась его поэтика? Это бессознательное влияние страха перед системой, или поэтическое старение, или в большей мере именно итог многолетнего поэтического вслушивания в себя?

В 1930-е все обэриуты обратились к своего рода неоклассицизму по ту сторону авангарда. Сравните ранние авангардистские опыты Хармса и Введенского со «Старухой» и «Элегией». По тому же пути шел и Заболоцкий. Дальше (ближе к концу 1930-х) на него повлиял соблазн стать новым государственным поэтом, новым Державиным. Но это быстро закончилось, самым драматическим образом: он попал в лагерь. Первые стихи после освобождения еще были в манере 1930-х, но уже без такого одического пафоса. И я думаю, что эта естественная эволюция привела бы его к прекрасным стихам, таким как «Прощание с друзьями». Но, к сожалению, таких стихов не очень много…

Согласны, что поздние его стихи проседают на фоне ослепительных прорывов в 1920–1930-е?

Да, поздний Заболоцкий в целом слабее раннего. Это потому, что он оказался под давлением, с одной стороны, советских издательских требований, с другой — того мещанского вкуса, который был в эти годы присущ даже весьма образованным людям. Особенно это сказалось в 1950-е годы. Заболоцкий, я думаю, отчасти сознательно шел навстречу этому советскому бидермайеру, надеясь переиграть его изнутри. Не вышло. Вышли стыдные стихи вроде пресловутой «Некрасивой девочки». Но, конечно, и у позднего Заболоцкого немало хорошего и очень хорошего. Хорошего — достаточно, а вот великого... меньше, чем могло бы быть.

Мне кажется, поздний Заболоцкий особенно очевидно «просел» в цикле «Последняя любовь» — за исключением нескольких стихотворений.

«Последняя любовь» — странный цикл, соединенный из стихов, посвященных двум женщинам. Там есть и замечательный «Можжевеловый куст», есть и такие банальные вещи, как «Признание», которое не спасает даже прекрасное четверостишие про «брови восточные». Он пытался напрямую говорить о чувствах, а это было против его человеческой и поэтической природы.

Насколько бережен к «оригиналу» он был при переводе «Слова о полку Игореве»? Этот перевод имеет больше ценности именно как перевод или как еще одно неожиданное проявление самого Заболоцкого?

Это не перевод, конечно. Это очень выразительное и звучное изложение одного из прочтений «Слова» (ныне устаревшего) на языке конвенциональной поэзии первой половины XX века. Я сам очень любил этот перевод в детстве. Но это не «Слово».

Если бы Заболоцкий и, скажем, Мандельштам поменялись судьбами, Заболоцкий сегодня был бы столь же растиражирован и обласкан вниманием, как Осип Эмильевич? Есть мнение, что он непопулярен именно из-за отсутствия личного, ни на чей не похожего биографического мифа, какой сложился, например, вокруг Мандельштама…

Я не думаю, что «место Мандельштама» связано с биографией. Так погибли многие. Мандельштам дал новое дыхание и новый язык русской лирике. А Заболоцкий в этом смысле вообще не лирик: он эпик, сатирик в том смысле, в каком мы говорим о Буало как о сатирике, ритор. Они никак не заменяют друг друга.

Он был алкоголиком? Его пьянство отличалось чем-нибудь от каноничного пьянства литературной братии?

Все обэриуты много пили. Я не очень представляю себе, как иначе можно было бы пережить ту эпоху. Ну а Заболоцкий перенес лагерь. Однако он, как я понимаю, остановился на сравнительно ранней стадии алкогольной зависимости, и она не влияла на его поведение и работоспособность (хотя здоровье, конечно, не укрепляла). Мне очень нравится история о том, как он напился, чтобы не идти на собрание, где исключали Ахматову и Зощенко. В те годы многие сознательно становились алкоголиками, чтобы иметь алиби в таких случаях.

Что заставляло Заболоцкого говорить: «Курица не птица, баба — не поэт»? Как он в целом смотрел на женщин, много ли в нем было предвзятости к ним и почему?

Всем обэриутам свойственна была мизогиния. Почему — не знаю. Заболоцкий так отозвался об Ахматовой, стихами которой в юности зачитывался. При этом его жена была первым читателем и ценителем его стихов, и, как он сам писал, отчасти его соавтором. Ее вкусу он бесконечно доверял — и, возможно, был прав: худшие стихи он написал, когда ее не было рядом.

Можно ли сказать, что Заболоцкого убило именно возвращение жены, а не ее уход; тщетность попытки зажить с чистого листа с другой, молодой женщиной после всех личных трагедий?

Его убило больное сердце — результат работ на содовом озере в лагере в 1941 году. Личные драмы есть у всех, в том числе и в немолодом возрасте. Как-то переживаем их.

Давайте уйдем в сторону от стихов: что нам открывает опыт Заболоцкого-человека? Как могла быть сформулирована его «последняя правота», откровение миру?

Опыт Заболоцкого-человека печален, потому что он, как многие люди его поколения, прожил отчасти чужую творческую жизнь. В личном плане он был почти безупречен: мужественный, умный, трудовой, пунктуальный человек, никогда никого не предавший. Но не предал ли он себя — сложный вопрос, и он сам о нем мучительно думал. Он сохранил внутреннюю связь с природой и скрытыми в ней тайнами, но пожертвовал безумием, открывающим дорогу к этим тайнам. С другой стороны, его лучшие стихи остались. В них и есть «последняя правота», в чем же еще?

Беседовал Алексей Черников