В поисках разбазаренного времени: почему «Барахло» в «Практике» — самый смешной и грустный спектакль года
Захожу — фуршет: пирожки с мясом и капустой, гора блинов, игристое в чашечках, салат «Оливье», бублики-баранки. На прилавках расставлены кассеты «Scooter», «Отпетых мошенников» и «Руки вверх!», пыльные собрания сочинений классиков, фужеры и стеклянные фигурки (взял три: змею, черепашку и котёнка). К расписному ковру во всю стену прислонилось ростовое зеркало; прямо на полу — картины неизвестных художников в позолоченных рамах. Нет, это не комната безумца с синдромом Плюшкина, это — фойе театра «Практика», где гремит спектакль о московских барахолках.
Девяносто лет назад ради такого вот пира духа на блошиные рынки выбирались сюрреалисты — положим, Андре Бретон нашёл у старьёвщика деревянную ложку-туфельку, неожиданно откликнувшуюся на приснившийся ему каламбур le cendrier Cendrillon («пепельница-Золушка»). Что ж, попади Марсель Дюшан или Альберто Джакометти в Ховрино — и музеи современного искусства оказались бы завалены куда более грандиозными объектами. Если где и черпать вдохновение, то в сутолоке блошиных рынков, среди палёных духов и беляшей с неизвестным содержимым. Здесь обитают романтики с большой дороги, преподаватели «Бауманки» и задиристые гопники, на ход ноги включающие блатные песни. У каждого за спиной — не только ржавый профнастил лотка, но и странная — иногда тяжёлая, иногда скорее забавная — биография. «Перетереть за жизнь» с барахольщиками отважится не каждый.
К счастью для столичной публики, нашлись такие вергилии: в путешествие на край ночи отправился отряд молодых брусникинцев под предводительством Юрия Квятковского — режиссёра, набившего руку на вербатимах и музыкальных концертах. В его репертуаре есть как спектакль, построенный на монологах работников сцены («Занавес» в МХТ им. Чехова), так и шоу для подобревшего рэпера SODA LUV. В «Барахле» Квятковский взял лучшее из обоих миров — поэтому не стоит вжиматься в стул, когда безотрадный рассказ о первой любви уличного художника Вячеслава прервётся вдруг сексапильными плясками под «Казанову» Леонтьева.
Фактура собиралась больше года: десятки фото- и видеозаписей с рынков, сохранённые на Яндекс Диске, ужались до двух с половиной часов, извините за выражение, отборного контента: здесь нет набивших оскомину стояний на картонке, зато имеется собянинский французский пиджак за сто рублей, накладная коса а-ля Тимошенко, некие «бомбические струевые ботфортики», принесённая с помойки колбаса и прочие совсем уж невообразимые в XXI веке артефакты. Лоточники раскрываются через свой товар: от настойчивых просьб купить колготки, кабачки или антикварные часы тут же срываются на исповедь. Невзрачный дедок Василий Викторович (Максим Худяков) предлагает приобрести чемодан с кодовым замком — и мимоходом признаётся, что он вообще-то бывший ведущий научный сотрудник с тремя высшими образованиями. А Нора Витольдовна (Полина Днепровская) втюхивает книжку про сад-огород — а потом поведает, как мучительно умирал от рака её муж.
Юные актёры до мелочей скопировали ужимки и неврозы своих прототипов: один шепелявит, другой не вынимает рук из карманов, третий уставился в землю. Постарался художник по костюмам Владимир Бордок: на месте и накладные животы, и обвисшие груди, и про дырки в зубах не забыли. Смотришь на этих гротескных — нарочно не придумаешь — персонажей, рассказывающих запредельную жуть с интонацией анекдота, и рассуждаешь: а если провести специальный показ для этих самых чудаков, как бы они отреагировали? Возмутились бы собственной карикатурности или же остались бы довольны? Скорее, второе: сочувствие не подделаешь, и сколько бы ни хохотал зритель над нелепыми повадками торгашей, никто не уйдёт из зала равнодушным.
Поэтому смотреть «Барахло» можно по-разному: кто-то насладится любовно, со смаком воссозданным антуражем блошиных рынков, кто-то подпоёт Лепсу и Аллегровой, кто-то останется пришибленным байками про тринадцать браков, утопленных детей и влюблённость в родную сестру. Но — странное дело — выходишь из театра обновлённым, готовым к борьбе за жизнь. Удел человеческий, конечно, то ещё барахло: занятие во всех смыслах отчаянное и тоскливое. Но раз уж выпала участь родиться на свет — живи, влюбляйся, пой, пей до дна, мечтай, твори.
Ну и, конечно, торгуй-продавай, да и про Бога не забывай — к таким вот ободряющим выводам подталкивает один из главных спектаклей года.