«Мы все творцы по образу и подобию». Актёр Евгений Ткачук о роли Ленина, новой волне артхауса и театре с конями
Ленина в разные годы играли Максим Штраух, Борис Смирнов, Иннокентий Смоктуновский, Андрей Мягков, Виктор Сухоруков, Евгений Миронов. Давила ли на вас эта тень великих? И удалось ли чем-то разнообразить образ, как вы сами считаете?
Не смотрел чужие работы, потому что у каждого своя психофизика, каждый своим способом пытается взять эту высоту. Я отталкивался только от оригинала. Главным, конечно же, было найти и отразить его способ мышления, который отличается от моего уж точно. Это в принципе уникальное явление человечества: неугомонный и неостановимый процесс соединения несоединимых вещей в голове, которые работают на общую идею и служат общей цели. В нашем проекте объём исторических событий, связанных с Владимиром Ильичом, захвачен очень большой. Там есть, где разгуляться.
Что в личности Ленина вас больше всего удивило?
Не столько в личности, сколько в этом революционном видении жизни в едином обществе, свободном от границ, денег и войн. Оно — это видение — действительно представляет собой утопию, и мы сейчас легко с этим соглашаемся. Но мне кажется, что если бы эта идея была правильно донесена до умов людей по всему миру, то история могла бы сложиться иначе. И мы жили бы в другой стране, и мир был бы совершенно другим.
В 2014 году вы снимались у Хотиненко в «Бесах», играли студента Шатова — человека, одержимого идеями. Недавно я нашёл ролик, где вы читаете монолог Петра Верховенского — фанатика, готового на всё ради революции. Вы как будто всё это время готовились к роли Ленина.
Да, весь мой творческий путь где-то вокруг той революционной эпохи и пролегает (смеётся). «Тихий Дон», «Обитель», «Хроники русской революции» — всё это даже исторически близко связанные вещи.
А правда, что отец вас отговаривал становиться актёром?
Правда.
От чего ограждал?
От зависимости. Артист — очень зависимый человек, который должен выполнять поставленную задачу.
Что плохого в том, чтобы выполнять задачу режиссёра?
От режиссёрского замысла я себя никогда не отделял. Но сегодня режиссурой начинают заниматься продюсеры. Они буквально влезают в процесс и со своей колокольни выстраивают сцены и взаимосвязи внутри кадра. Это, я считаю, катастрофа. В итоге мы попадаем в творческий тупик, а иногда и в кризис, когда хочется побыстрее отработать, да и закончить.
Как-то раз я спросил у Алексея Серебрякова: «Почему вы на площадке такой суровый?» Он посмотрел на меня и ответил: «А ты знаешь, Жень, за что нам в кино на самом деле платят?» Я думал — за мастерство, за талант. А он: «Нет! За терпение. Мы терпим, пока они своё кино снимают, сидим, иногда даже стыдно бывает, но терпим». Это гениальная формулировка, которую нашёл Алексей.
Вам бы тогда в авторском кино сниматься, где не давят продюсеры. Но вы в одном из интервью сказали, что не любите артхаус…
Не люблю, потому что в России артхаус зачастую снимают с установкой «мне неважно, поймут меня или нет — я так вижу». Эта позиция, на мой взгляд, убивает саму суть жанра. Чаще это выглядит как полупрофессиональная история, прикрытая неким интеллектуальным флером. Отсюда и ощущение любительской работы. Конечно, есть и блестящие примеры. Мне нравится, как в эту сторону двигается Роман Михайлов. Это один из выдающихся мыслителей сегодняшнего времени, художников, которые смотрят на жизнь многомерно. Недавно мы вместе снимали одну историю (правда, для театра).
