Ислам Ханипаев «Среди людей». История о великой мести

— Ты уснул с телефоном в руках, — улыбаясь, сообщает мне во время завтрака мама. Опять эта снисходительная улыбка, такая нерешительная, будто спрашивающая: «Все ведь нормально?»

— Переписывался с другом, — отвечаю я.

— С тем дагестанцем?

— Да, — отвечаю я. На самом деле я около часа пырился на свое сообщение учителю. С десяток раз собирался удалить и еще больше раз думал его изменить. Что-то дописать, что-то убрать. А когда экран гас, я снова убирал блокировку и опять смотрел. И в какой-то момент уснул. Учитель так и не ответил.

— А кто он по национальности? — спрашивает она.

На всякий случай проверяю телефон, может, я удалил сообщение или все же изменил его. Или учитель ответил. Нет. Все как было.

— А?

— А кто он по национальности? Там же их много.

— Не знаю, я не спросил.

— Я встречалась с кумыком. Еще тогда, в Пятигорске. В начале двухтысячных. Правда, недолго это было. Пару месяцев.

— Очень важная подробность, — бросаю я. Может, я кумык? Так легче всего объяснить мою непохожесть на Дмитрия Наумовича. Я готов быть сыном кого угодно, лишь бы не его.

— Прости, — искренне улыбается она и ставит передо мной яичницу, зачем-то наваливая туда квашеную капусту.

— Я же не ем эту капусту.

— А ты ешь. Прочитала, что она очень полезная.

Я и раньше знала, а сейчас нашла сайт, там всякие исследования по пользе овощей. И рецепты есть. Короче, ешь. Тебе понравится. Мы будем каждое утро есть квашеную капусту. Она дешевая и невероятно полезная.

— Когда мне понравится квашеная капуста… — поддеваю одну капустную нить, — я пойму, что стал старым.

— Очень смешно.

Мама устало усаживается напротив. Ей тридцать восемь, но из-за этих неторопливых действий она выглядит на пятьдесят. Морщины, мешки под глазами, обвисшая кожа на локтях и подбородке. Раньше хотя бы глаза выдавали ее молодость — игривость, вечный позитив, но теперь и они, кажется, угасают.

— Хочешь обсудить вчерашнее?

— Нет. Я уже разобрался.

— Просто… просто скажи мне, это был какой-то дебатный клуб? Дима о нем рассказывал.

Ну прекрасно. Ну *****, просто прекрасно! Когда это мы успели из «твоего отца» перепрыгнуть на Диму, минуя другие стадии просто отца и Дмитрия?

Это вчера ночью, видимо.

Мосты через впадину.

Остался я — гадина.

Но мне эта стадия,

Как и я сам, — ок.

— Ораторский кружок, — отвечаю. — Они там батлятся. Спорят на разные темы.

— Учатся отстаивать свою позицию?

— Да, типа, — киваю я, пропуская через себя вьетнамские флешбэки о том, как отстаивал свою позицию Вальтер.

— Отец сказал, что вы с кем-то поссорились и так решили разобраться.

— Да, и я проиграл. — Последнее пытаюсь произнести максимально спокойно, с принятием, чтобы мама видела, что, несмотря на вчерашнюю ситуацию, разум мой чист и нежная натура не задета. Даже если она — моя натура — напоминает того персонажа Ди Каприо после встречи с медведем в лесу. А пытаюсь я показать себя таким, чтобы добавить: — Я буду ходить в этот клуб.

— Я… — Мама запивает еду стаканом воды. — Мне не кажется, что это подходит для тебя. Ты же помнишь наш план? Максимальное спокойствие. Никаких стрессов. Они вредны и тебе, и мне. Может, шахматы? Тебе раньше они нравились.

— Я спокоен. Ты же видишь.

— Вчера ночью мне так не показалось.

— Это было в первый раз. И там… — Смотрю на маму.

По ее лицу понятно, что простого объяснения ей не хватит. Но история о великой мести ей явно не понравится. — Я проиграл перед одной девушкой, которая мне нравится. И другом. И…

— И папой?

«ПОШЕЛ ОН!» — думаю я, но говорю:

— Да, перед ним. Но мне понравилось участвовать. Стоять на сцене и защищать свое мнение. Хочу попробовать еще раз. Думаю, мне этого не хватает… для уверенности. Хочу научиться выступать на сцене.

На самом деле я не верю своим словам. Мне больше не хочется. Пробовать не хочется, рисковать шкурой, но победить — другое дело. Жаль, что никто не может гарантировать успешную месть.

— Ну… ладно. Если ты считаешь, что это тебе поможет.

— Поможет. — Даже если не поможет, успешная месть хотя бы сделает меня счастливым. Пусть и ненадолго. — Ты хотела, чтобы я общался. Вот решение.

— А может, тебе записаться на дебаты в колледже?

— Я подумаю… — отвечаю, посмотрев на телефон. Джамал отправил целую гору ссылок.

— И когда ты мне расскажешь о девочке?

— Какой? — Я продолжаю изучать ссылки.

— Которая тебе нравится. Ты о ней мне раньше не рассказывал.

— Просто девочка, — отрезаю я, вскочив со стула. — Все, мам, надо кое-что изучить.

Я убегаю в комнату. Нельзя терять время. Проверяю телефон. Так и не ответил. Ну и хрен с ним. И с тем фактом, что он не ответил, и конкретно с ним. Открываю первую же ссылку. Про Грецию, первых риторов и дебаты. Прекрасно. Будем копать глубоко.

***

Аристотель, похоже, был прав: само представление того, как я побеждаю Вальтера перед всеми, позорю, срываю с него шмотье каждым хлестким предложением, как люди ржут над ним и аплодируют мне, — сладкое чувство мести.

В школьные времена провел сотни часов, воображая, как спасаю от хулиганов одноклассниц, как выбиваю дерьмо из задир. Лузерские мечты — это про меня, и до недавнего времени мне их хватало. И только сегодня, с утра, захотелось крови.

В конце концов, «Темная сторона» — это единственная площадка, где у меня есть шанс выиграть у хулигана хоть в чем-то. В кулачной драке мне ловить нечего, но это впервые, когда хулиган приходит на мою территорию. Я отберу у него все.

Уничтожу. Растопчу.

На сцене останется горка дерьма.

Возьму огнемет и сожгу.

Его ожидает чума.

Все воскресенье трачу на гребаных воздуханов, как сказал бы Джамал: греков и римлян, на основы дебатов, на утверждения, доказательства, доводы и разногласия. На самые разные исследования психологов и лингвистов.

Пытаюсь разобраться, кто, как и зачем спорит. Все заканчивается ожидаемо. Я перегреваюсь и к вечеру понимаю, что ничего не запомнил. Но, главное, я понял, что искусство ведения спора — чертова наука. И энергичное опрыскивание оппонента и зрителей слюной тут не поможет. Точнее, в некоторых случаях помогало. Увидел нарезку споров Жириновского с описанием «гений дебатов», и в некоторых из них, признаю, он выходил победителем, просто перекрикивая оппонента. Но это исключения.

Смотрю на таблицу, полную ссылок, книг по общению, по «качественным контактам», что бы это ни значило, по манипуляциям, инсинуациям, интерпретациям, — по всей этой фигне есть фильмы, сериалы, манга, ютуб-каналы, и все эти чуваки учат других спорить. Убедительно и уверенно. Хитро и быстро. Красиво и громко. Столько разных способов открывать рот и выталкивать оттуда звуки. А все началось с того, как один придурок — Джамал прав, Сократ, по ходу, действительно был душнилой , — начал ходить по улицам и просто лезть в чужие разговоры со своей философией. Встревать, умничать, мешать другим парням в труханах и полотенцах жить, а потом уходил, оставив их в думках. Еще я понял, что совершенно не имею никакого опыта отстаивания своего мнения. Разве что спорить с мамой на кухне.

О человеке, считающемся моим отцом. О методах профилактики отрицательных мыслей. И о том, почему я должен есть капусту, когда есть тысяча и один другой овощ. Например, картошка. Как можно есть капусту в мире, в котором существует картошка? Обсудить бы это с Сократом.

Я не могу вспомнить ни одного случая, когда вступал в спор с незнакомым или малознакомым человеком.

Даже если тот был абсолютно не прав. Да и друзьям, теперь уже бывшим, я редко когда мог в чем-то возразить. Я, как всеядное животное, проглатывал все, что слышал в свой и не только адрес. И с горечью вынужден признать, что споры — это просто не мое. Я обладатель другого типа характера. Миролюбивого. Если Сократ душнила, то я терпила.

Это прозвище нависало надо мной с восьмого класса. Терпила Данил а. И обидно, что в этом есть хорошая рифма.

Саша Бондарь был в этом хорош. Я вспоминаю споры с его участием, когда всякие ботаны и лузеры наподобие меня взывали к его разуму, пытались договориться, откупиться, а он пер напролом и в словах, и в действиях.

Оскорблял и бил. И, к сожалению, приходится признать, что это тоже такой вот тип спора. Просто аргументы матерно-кулачные. Крепкие и неопровержимые, когда в споре побеждает тот, 

Кто остался на ногах.

В сознании и не в слезах.

Ненавижу отца. Смотрю на спящую мать.

Второй день, как не ответил. А я ложусь спать.