«Левиафан» и «крокодил»: как дружили Исаак Левитан и Антон Чехов
«Картина»
Чехов и Левитан были близкими друзьями. Они познакомились в 1879 году благодаря брату писателя, художнику Николаю Чехову, с которым Левитан учился в Училище живописи, ваяния и зодчества в Москве.
Кстати, сам Антон Павлович рисовать не умел, но и не особенно сожалел об этом. Однажды, в гостях у знакомых, Чехов, развлекая хозяев дома, нарисовал «картину» — карандашный набросок на салфетке, по его собственному утверждению, в первый и последний раз — чтобы не отбивать хлеб у своего друга Левитана. Картина представляла ялтинское имение богатого промышленника — берег, домик и несколько чаек… галочками.
Семейная дружба
Левитан дружил со всей семьёй Чеховых (всего братьев и сестёр было пять). Так, живописец был влюблён в Марию Павловну Чехову и однажды даже пытался сделать ей предложение. Мария Павловна рассказывала, что в один день на подмосковной даче, где Левитан вместе с большим семейством Чеховых жил летом, она встретила художника по дороге из леса. Они остановились, начали разговаривать, и Левитан неожиданно бухнулся перед ней на колени и нежданно-негаданно признался в любви. Она смутилась, ей стало стыдно, и она закрыла лицо руками. Мария Павловна не нашла ничего лучшего, как повернуться и убежать…
Несмотря на то, что Левитан имел большой успех у женщин и даже слыл ловеласом, перед смертью он признался Чеховой, что если бы он когда-нибудь женился, то только на ней.
Почти дуэль
В 1892 году был опубликован рассказ Чехова «Попрыгунья»: в художнике Рябовском Левитан узнал себя, а в главной героине — свою тогдашнюю замужнюю пассию Софью Петровну Кувшинникову. Это был скандал! Кувшинниковы держали салон и привечали многих известных людей искусства того времени, вхожи были в их дом и Чехов с Левитаном. С Софьей Петровной Левитан был в романтических отношениях, из-за чего и пошли слухи, что писатель вывел в рассказе именно его.
Друзья после скандала не общались несколько лет, а помирила их литератор и переводчица Татьяна Щепкина-Куперник. В 1895 году она, отправившись в Мелихово, заехала по пути к Левитану, и он рассказал, как сильно скучает по Чеховым. Тогда Татьяна Львовна решительно и просто заявила: «Поедемте!»
И поехали.
«Милый Левиташа»
Исаак Ильич был очень темпераментным и влюбчивым мужчиной, о чём Антон Павлович прекрасно знал. Поэтому, даря Левитану экземпляр первого издания «Острова Сахалина», Чехов подписал книгу следующим образом: «Милому Левиташе даю сию книгу на случай, если он совершит убийство из ревности и попадёт на оный остров».
И эти слова ироничного друга не были преувеличением. Как писал младший брат писателя, «Левитан был неотразим для женщин и сам был влюбчив необыкновенно. Его увлечения протекали бурно, у всех на виду, с разными глупостями до выстрелов включительно». Например, «благодаря одному из его ухаживаний он был вызван на дуэль на симфоническом собрании, прямо на концерте», — вспоминал Михаил Павлович Чехов эпизод, в котором ему самому пришлось быть секундантом.
И другие дружеские прозвища
В письмах, как и в реальном общении, писатель и художник часто использовали шутливые прозвища по отношению друг к другу. Например, в адрес Антона Павловича Исаак Ильич мог позволить себе следующие высказывания: «Вы такой талантливый крокодил, а пишете пустяки», а также «бука Чехов», «аспид» и «г-н почётный академик».
Антон Павлович, в свою очередь, подхватил данное другу окружением прозвище «Левиафан» (мифологическое морское чудовище из библейских текстов, символ хаоса и зла. — Прим. ред.), а ещё называл художника «страдающим глистами в сердце», что было шутливым диагнозом его эмоциональных состояний.
Дело в том, что Левитан был крайне экспансивным в проявлении своих чувств и временами впадал в мрачную меланхолию, готов был покончить с собой. Так что Чехову не раз приходилось его ментально лечить: к примеру, в 1885 году, узнав о мыслях Левитана о самоубийстве, Чехов увёз его на подмосковную дачу, где изо всех сил старался отвлечь от тяжёлого состояния: «С беднягой творится что-то недоброе. Психоз какой-то начинается... Взял его с собой на дачу и теперь прогуливаю... Словно бы легче стало», — записал писатель впечатления того дня.
