От утилитарного к эмоциональному: как дизайн становился областью искусства

Я бы сказала, что дизайн в современном понимании этого слова оформился, когда нужно было начать массово продавать предметы обихода. И тогда он должен был решить вопрос, как сделать продукт быстро воспроизводимым и легко транспортируемым. Интересно проследить путь, которым дизайн от функциональной составляющей предмета перешел к объекту, который помогает нам проживать эмоции, и как он на этом пути соприкоснулся с искусством, театром и кинематографом и что у них перенял. Ведь первые создатели дизайнерских предметов в меньшей степени задумывались об эмоциональной составляющей вещей.

Поиски чего-то среднего между формой и содержанием

Строго говоря, весь предметный дизайн в том виде, в котором мы сейчас его знаем и любим, вышел из художественной школы Баухаус. Идея заключалась в том, чтобы студенты обучались не живописи и рисунку в академическом, общепринятом на тот момент, смысле, а погружались в исследование предмета и материала, из которого этот предмет состоит.

Сегодня дизайнеры всё больше опираются на опыт академического образования, знание основ архитектуры и ее истории, пытаются найти новые фактуры у привычных вещей. Например, когда мрамор вдруг перестает быть гладкой поверхностью, а становится фактурной тканью.

В концепции Баухауса была идея доступности дизайна для простых людей. В предметах была заложена функция, а внешний вид следовал не из эстетики, а из технической мысли. Конечно, это было связано с необходимостью делать тиражные вещи, да и в то время дизайнеры только начинали задумываться об эмоциональной составляющей как вещей, так и среды. Жизнь людей менялась, быт упрощался, и художники проектировали предметы, соответствовавшие духу времени. На мой взгляд, очень важно уловить эту взаимосвязь между духом времени и восприятием дизайна.

Можно привести в пример коллекцию мебели Ле Корбюзье, в которой кресло LC2 Armchair стало непревзойденным синтезом формы и функции и после которого сам автор больше уже ничего предметного не проектировал. Он считал, что нашел максимально функциональную «ортопедическую» форму и дальше проектировать просто незачем.

Театр и архитектура выходят на дизайнерскую сцену

Театр был важной частью Баухауса, потому что объединял несколько художественных форм в одно выразительное целое. Что мы сейчас используем из этого опыта? С помощью правильно спланированного света, так называемых «сценариев освещения», мы выстраиваем композицию и сценографию пространства. Обратите внимание, что в последнее время в интерьерах большое внимание уделяется световой составляющей. Если раньше мы входили в гостиную, то не обращали внимания на люстру. Грубо говоря, люстра могла быть красивой, но она была единственной. Сейчас правильный свет задает восприятие всего интерьера. Он может быть не просто теплым или холодным, он может быть рассеянным или направленным на определенный предмет. И у него, оказывается, точно такая же функция, как в театре.

Почти в это же время, буквально десятью годами позже, финский дизайнер и архитектор Алвар Аалто со своей женой Айной озвучили выработанный ими принцип органической архитектуры. Они стремились приблизить архитектурные и предметные формы к природным, делая их тем самым понятными человеку на интуитивном уровне. Аалто было интересно, как звук, свет, тактильные ощущения меняют эмоциональное восприятие человека. Для меня это именно те люди, которые задали направление развития дизайна в сторону внутреннего состояния человека.

Оставалось только добавить хорошее чувство юмора. И вот тут в дизайне начинают возникать такие фигуры, как Джордж Нильсон, американский дизайнер и архитектор. Или братья Кастильоне, итальянские дизайнеры, чьи работы вошли в мировые музеи. Они создавали предметы, которые вызывали у людей улыбку. Иногда ими было невозможно пользоваться, но они не оставляли никого равнодушными. Добиваться максимальных результатов минимальными средствами было их кредо. Я объясняю это тем, что в 50-х гг. прошлого столетия был огромный дефицит материалов, а люди внутренне стремились к красоте и человечности. Обладая особым видением, братья Кастильоне проектировали мебель из старой детали от трактора и штампованной железяки, а сейчас эти предметы вошли во все учебники по истории дизайна.

На мой взгляд, они и были вдохновителями (амбассадорами) той самой «дольче вита», людьми, которые дали другим возможность позволить себе больше. Ведь жить в стиле dolce vita означает максимально наслаждаться каждым мгновением жизни. Это проявляется в любви к красивым вещам, прекрасному дизайну интерьера и моде. Итальянцы пропагандируют его во всем: кинематографе, одежде, предметах, которые их окружают в повседневной жизни.

Утилитарность уходит на второй план

Так, шаг за шагом дизайн оказался не просто вокруг нас. Он оказался внутри нас. Дизайн не оставляет нас равнодушными — это важная черта, которая позволила нам наслаждаться предметами, владея ими напрямую.

А в 70–80-е годы XX века в Италии возникли такие постмодернистские объединения, как студия «Алхимия» и группа «Мемфис». Их подход к проектированию вообще вышел далеко за пределы дизайна предметов и среды, распространившись на моду, графику и искусство. Дизайн становится провокативным. Вещи заставляют пользователя взаимодействовать с ними, провоцируют на внутренний диалог (например, кресло «Пруст» дизайнера Алессандро Мендини, в которое вложено столько смыла, что его значимость гораздо больше, чем просто у предмета мебели). При этом зачастую сам предмет полностью теряет свою функциональность, становясь просто необычным объектом, как, например произошло с соковыжималкой Филиппа Старка.

Таким образом, мы становимся не потребителями дизайна, а участниками процесса. Нам уже не важно, насколько предмет функционален. Нам важно, как мы с ним взаимодействуем, какие эмоции он вызывает, и, возможно, мы его просто созерцаем. И в этот момент дизайн превращается в искусство. Как, например, работы голландско-бельгийской Studio Job. По большому счету, их работы – это скульптуры, концептуальные и одновременно очень эффектные по форме вещи. Кажется, что круг замкнулся. Но не тут-то было. Сейчас дизайн становится чистой эмоцией, перформансом, удовольствием и может быть еще чем-то вполне неожиданным. Дизайнер может создавать удивительные, очень технологичные вещи и уникальные пространства. А пользователь может получать уникальный опыт от взаимодействия с ними, становясь частью пространства или процесса.

«В работе мы все ремесленники», – говорили студенты школы Баухаус. Я бы сейчас назвала себя лишь отчасти ремесленником. Даже делая совершенно утилитарное пространство, мы вкладываем огромную энергию в сотворение его гармонии.