Зачем нам очередная экранизация «Мистера Рипли»?
Приступая к просмотру сериала «Рипли» на «Нетфликсе», я готовилась к очередной многочасовой пытке вялыми диалогами. Но первые же кадры захватили мое внимание и уже не отпускали в течение пяти часов. Появление этого сериала чрезвычайно важно в мировом интеллектуальном контексте.
Сценарист, режиссер и продюсер сериала Стивен Заиллян — чистокровный калифорнийский армянин, написавший сценарии для «Списка Шиндлера», «Ирландца», «Девушки с татуировкой дракона», «Банд Нью-Йорка» и еще многих очень крутых фильмов. В возрасте 63 лет обладатель «Оскара» за лучший сценарий решился впервые попробовать себя в режиссуре. На свет появился потрясающий сериал «Однажды ночью» — о милейшем молодом человеке, случайно оказавшемся на месте убийства и ожидающем страшного приговора за решеткой среди матерых киллеров и наркодилеров. Невероятное сценарное и режиссерское мастерство Заилляна, соединенное с феноменальной работой знаменитого оператора Роберта Элсвита вонзалось в мозг и резало словно скальпель.
Но что побудило режиссера взяться за очередную экранизацию «Мистера Рипли»? Да еще после всемирно любимой ленты Мингеллы «Талантливый мистер Рипли»? Ну какой молодой актер может переиграть Мэтта Дэймона и Джуда Лоу, спрашивал себя, наверное, каждый зритель? Ответ: никакой. Не родилось еще такого актера. Но, оказалось, он и не нужен. Потому что знаменитый нуар-роман Патриции Хайсмит и измусоленная кинематографистами история Тома Рипли, безжалостно убившего своего богатого друга и присвоившего себе его личность и его деньги, использованы в сериале только как повод. Верхушка айсберга. Гигантская же подводная часть этой махины посвящена истории и теории изобразительного искусства и огромной роли, которую оно играло, играет и, как надеемся мы с режиссером, еще будет играть в судьбе человечества. Потому что наслаждение объектом искусства — это вершина человеческой жизни и важнейшая человеческая способность.
Вся тысячелетняя история изобразительного искусства — от каменных шедевров Древнего Рима через тончайшую живопись барокко и геометрические изыски Пикассо к высокому мастерству современной фотографии и кинематографии — рассказана и показана в уникальном творении двух голливудских гениев Заилляна и Элсвита. Каждый кадр сериала — научный труд. Нужно только это увидеть.
А для того, чтобы что-то увидеть, не мешало бы знать, куда смотреть. Об этом и поговорим.
Итак, черно-белый сериал вышел утонченным, элегантным, загадочным. По мнению большинства кинокритиков, в истории Заилляна присутствуют два главных героя: нью-йоркский психопат Том Рипли и его альтер-эго — живописец 17-го века Микеланджело Меризи из Караваджо. При чем тут Караваджо и почему именно Караваджо, задаются вопросом наиболее продвинутые критики. Ведь в книге о Рипли не было ни единого упоминания этого художника. И вдумчиво ищут ответ.
Во-первых, утверждают они, Караваджо, как и Рипли, убил человека. Ну и что с того? Мало ли в истории было убийц. Во-вторых, Караваджо, как и Том, убегает в Неаполь. Ну и что? Мало ли кто убегает в Неаполь? Никаких убедительных «в-третьих» пока не последовало. А значит, все не так просто.
Действительно, в видеоистории Заилляна картины Караваджо появляются несколько раз. Первым мы видим полотно «Семь деяний милосердия». Похоже, что этой картиной режиссер решил проиллюстрировать момент в сюжете, когда Дикки помогает ограбленной женщине сесть в такси и оплачивает поездку. После чего Том объясняет другу, что женщина и таксист — мошенники, которые просто развели его.
Что мы из этого эпизода узнаем? Что Дикки, выросший в тепличных условиях в богатой семье, добросердечен, прост и наивен. Напротив, манхэттенский сирота Том Рипли хитер, многоопытен, прозорлив и обладает криминальным мышлением.
Но при чем тут Караваджо? Почему именно он?
Второе появление Караваджо — картина «Давид и Голиаф», висящая в галерее Боргезе в Риме. Прогуливаясь по галерее, Том слышит, как экскурсовод рассказывает о жизни художника, и узнает, что на этом холсте Караваджо использовал самого себя в качестве модели дважды: молодой Караваджо — это Давид, старый Караваджо — Голиаф. То есть убийца и убитый — один и тот же человек. Наконец-то хоть одна параллель между Караваджо и Рипли, ведь Том идентифицирует себя с Дикки и, убив его, присваивает себе его личность. Эврика!
Приехав в Венецию, Том покупает альбом репродукций Караваджо, любовно разглядывает его и не на шутку пугается, когда Мардж опрокидывает красное вино на драгоценные страницы. В романе-исходнике ничего этого нет. В романе Мардж проливает вино на стол, и Том расстраивается из-за испорченной новой скатерти.
Чувствуете разницу? Мелкий жулик Том, который с детства завидовал богатству, убил Дикки, украл его деньги, купил себе бессмысленные дорогие вещи, но не имеет понятия ни о чем высоком. И Том — болезненный психопат с тонкой, ранимой, страдающей душой, обладающий изысканным вкусом и глубоким интеллектом, начитанный, но почему-то несправедливо обделенный судьбой при рождении. Какие два разные портрета, созданные всего одним штрихом!
Но опять же, при чем тут Караваджо? Почему не Леонардо да Винчи? Не Веласкес? Не Эль Греко?
Проследуем дальше. Самая знаменитая работа Караваджо, как известно, «Нарцисс». Вот она бы очень подошла к портрету изначального, книжного Тома Рипли. Любующийся собой самовлюбленный жестокий красавчик — именно таким рисует его писательница. Режиссер даже называет «Нарциссом» последний восьмой эпизод сериала, явно намекая на знаменитую картину. Но почему-то сама картина не присутствует на экране — что за чудеса?
Зато является Караваджо собственной персоной! Режиссер буквально наваливает на нас эту ассоциацию, а то, не ровен час, сами не догадаемся: вот он, смотрите! Вот Рипли и вот Караваджо — они даже внешне похожи! Ритм монтажа учащается, и зритель видит, как итальянский художник из 17-го века и нью-йоркский психопат Том Рипли буквально сливаются в одного человека. Ну, кто еще не понял?! До всех дошло?! — будто спрашивает Заиллян зрителей. Дойти-то дошло. Но странно, что на протяжении семи эпизодов режиссер всячески избегал прямых ассоциаций, а тут вдруг — нате вам. Наотмашь. И вообще, мы же думали, что Том идентифицирует себя с Дикки. Но никак не с Караваджо.
Так почему же именно Караваджо?
Да потому, что Караваджо — это не про Тома. Это про… самого Заилляна и его искусство снимать черно-белое кино с гениальным внутрикадровым монтажом. Истоки этого искусства скрываются в картинах Караваджо, где светотень, доведенная до предельной выразительности, становится важнейшим композиционным фактором.
В конце четвертого эпизода сериала вы увидите ключевую сцену, которая навсегда свяжет Рипли с художником. Гуляя по Риму, Том заходит в церковь Святого Людовика Французского (Сан-Луиджи-дей-Франчези) и останавливается в последней, пятой капелле левого нефа, где находится триптих о Святом Матфее: три абсолютных шедевра «Призвание апостола Матфея», « Мученичество святого Матфея» и «Святой Матфей и ангел». В них Караваджо применил придуманную им технику живописи, в основе которой — работа с эффектами света и тени. Тенебризм.
Для того чтобы из простого объекта сделать носитель смысла, его надо специальным образом осветить. Что-то оказывается на первом плане, а что-то на дальнем, что-то в расфокусе, а что-то резко и четко освещено — так происходит композиционное построение картины. В зависимости от того, как освещен изображаемый человек или объект, складывается система значимостей. Говорят, что, разрабатывая эту технику, Караваджо писал картины в темном подвале при свечах. Других осветительных приборов, которые есть сегодня в любой современной фотостудии и на всех локациях, где снимается кино, у итальянца в то время — 1600 год — не было.
Завороженный, Том напряженно разглядывает полотна. Он пока ничего не знает о творчестве Караваджо и о созданном им стиле письма, он просто любуется. В этот момент сзади подходит священник, смотрит вместе с ним на картины и произносит всего одну фразу: «Это свет. Все дело в свете». Позже, когда Том, загнанный полицией в угол, ищет способ выкрутиться из положения, он вспоминает картины Караваджо и слова священника. «Все дело в свете». И спасительная идея зарождается в его голове. Особым образом расположив свет и тени в своей комнате, он добивается того, что ушлый сыщик, сидя от него на расстоянии в какие-то пару метров, не может его узнать.
Так, 400 лет назад итальянский мастер живописи барокко Микеланджело Меризи из Караваджо создал искусство современной фотографии (в переводе с древнегреческого — светопись), а с ней и искусство кино (ибо что есть кино, как не ожившие фотоснимки). А в 20-м веке безжалостный убийца и вор, применив метод Караваджо, умудряется избежать неминуемого разоблачения и ареста. Так вот почему Том купил альбом с репродукциями Караваджо и с любовью рассматривает их! Оказывается, ему есть за что благодарить итальянского мастера…
Не хочу лишать вас удовольствия самим исследовать сериал. Я, конечно, рада, что мои познания в сфере высокого искусства наконец-то пригодились. И за это я Стивену Заилляну бесконечно признательна. Но думается, что его задача была не развлекать искусствоведов, а заронить интерес к изобразительному искусству даже у очень далеких от искусства зрителей. Для этого несет он в своих ладонях свет — чтобы отдать его всем нам.
Давайте же не уподобляться одному моему бывшему знакомому, который удивленно вопрошал: да чего все с ума посходили с этим барокко? Дома, что ли, выпить нельзя?
Вперед, дорогие зрители и читатели! Благодаря цифровому стримингу каждый из вас может самостоятельно исследовать, где какая картина и какому моменту истории она соответствует. Останавливать, так сказать, прекрасные мгновенья и вступать в диалог с великими мастерами прошлого. Не упустите этой ценной возможности.
Пятичасовая лента Заилляна насыщена изображениями работ самых разных художников Возрождения и барокко. А еще архитекторов и скульпторов. Разбитый булыжник древней Аппиевой дороги, городские фонтаны и подъезды, двери и улицы, многочисленные мраморные фигуры обнаженных людей. Львы, коты, ангелы, купидоны, орлы, просто узоры и чьи-то бюсты. Чего здесь только не увидишь.
А самая яркая смысловая арка связана с картиной Пикассо «Гитарист» 1910 года. Разглядывая неправедным путем присвоенный шедевр, Том Рипли обнаруживает в нем множество горизонтальных штрихов, похожих на те лестницы, по которым он взбирался на пути к победе. Действительно, лестницы — кованые, каменные, мраморные, витые и прямые, спиралевидные и прямоугольные, заляпанные кровью и заросшие цветами — один из важнейших образов, проходящий пунктиром через весь сериал.
Так что не упустите этой ценной возможности. Все просто: стоп-кадр, скриншот, Google Images — и Википедия вам в помощь. Кто ищет в интернете, тот всегда найдет.