Сатори Ивана Тургенева

Сидеть перед раскрытым окном и глядеть в неподвижный сад, медленно мешая образы собственной фантазии с воспоминаниями далеких друзей и далекой родины. В комнате свежо и тихо, в коридоре слышны голоса детей, сверху доносятся звуки Глюка... Чего больше?

Что тревожило Тургенева в природе

Тургенев преклонялся перед природой, восхищался ее могуществом и отмечал бессилие человека перед ее тотальной мощью и силой. Природа у него — нечто вечное, непоколебимое, а человек — существо временное, смертное. Писатель пытался увидеть, нащупать связующие нити между природой и человеком. Он вопрошал Природу о том, что его волновало, и спотыкался о ее безмятежное молчание. В своих произведениях он констатирует независимость действия законов природы от человеческих стремлений, планов и амбиций. Он понимает, что все в ее власти. В стихотворной прозе «Природа» Тургенев обращается к матушке-природе с вопросом: «О чем дума твоя? Не о будущих ли судьбах человечества…» — и получает обескураживающий ответ: «Разум мне не закон». Оказывается, она в это время заботится об улучшении жизни блохи.

Да, она такова: она равнодушна; душа существует только в нас и, может быть, немного вокруг нас... это слабое сияние, которое вечная ночь неизменно стремится поглотить. Но это не мешает злодейке-природе быть восхитительно-прекрасной, и соловей может очаровыватъ нас и восхищатъ, а тем временем какое-нибудь несчастное, полураздавленное насекомое мучительно умирает у него в зобу.

Дар Тургенева как живописца

Рассказы Тургенева, его повести, романы проникнуты поэтическим описанием пейзажей. В своих письмах он признается, что если бы начинал все с начала, то выбрал бы карьеру пейзажиста — «в природе так много прекрасного, что сюжет всегда для него готов, готов целиком. Умей только выбрать его. Расправь свой холст, бери краски и пиши».

Одно, в чем он мастер такой, что руки отнимаются после него касаться этого предмета — это природа. Две-три черты и пахнет.

Тексты Тургенева требуют включения всех чувств

Читая Тургенева, начинаешь включать все свое воображение, чтобы не только представить палитру образов, фактуру и текстуру травы, земли и деревьев, услышать пение птиц, но и вспомнить, чем же пахнет то или иное дерево или цветок. В «Записках охотника» Иван Сергеевич описывает, какой запах у леса июльским утром, а какой — в ночи. Охотник и мы вместе с ним вдыхаем воздух, напоенный «свежей горечью полыни, мёдом гречихи и «кашки». И голова реально начинает кружиться от «избытка благоуханий». И вдруг понимаешь, что если еще как-то можно вспомнить, как пахнет горькая полынь, то «сладкий запах сжатой гречихи» мне уже не знаком, а что такое «кашка» — я и не знаю вовсе. Но ловишь себя на том, что может быть лучше «еще раз полежать в прохладной тени под дубовым кустом на скате знакомого оврага; еще раз проводить глазами подвижный след ветра, темной струею бегущего по золотистой траве луга».

Древесные люди и человеческие деревья

В деревьях он видел личностей, а людей сравнивал с деревьями. В одном из писем Виардо, он рассказывает, как «разыскивал в окрестностях деревья, которые имели бы физиономию, индивидуальность, и давал им имена». «Каштановое дерево, что во дворе, я прозвал Германом и подыскиваю ему Доротею. Есть береза, которая очень похожа на Гретхен; один дуб окрещен Гомером, один вяз — любезным негодяем, другой — встревоженною добродетелью…». Удивительным образом реальные люди представлялись ему деревьями. Так, например, рассуждая о творчестве Николая Васильевича Гоголя, он писал: «Семена, посеянные Гоголем, безмолвно зреют теперь во многих умах, во многих дарованиях; придет время — и молодой лесок вырастет около одинокого дуба». В письме молодому поэту Алексею Апухтину Тургенев писал: «…трудитесь, учитесь, сейте семена: они взойдут в свое время и в своем месте». В беседе с американским писателем норвежского происхождения Хьялмаром Бойенсеном Тургенев говорил, что, когда человеку перевалит за пятьдесят, «он начинает чувствовать, что у него выросли корни под ногами и что он уже утратил способность двигаться с прежней быстротой».

«Природа — не храм, а мастерская, и человек в ней работник». И. С. Тургенев, «Отцы и дети».

Когда любовь всей его жизни Полина Виардо гастролировала по Европе, Тургенев несколько лет проживал в ее имении в местечке Куртавнель, что в 70 километрах от Парижа. Он был в восторге от живописных полотен этих краев. И в одном из писем написал: «Листья на деревьях одновременно отливали и металлическим, и маслянистым блеском, медунка казалась вся в завитках под косыми красными лучами солнца…». В поместье семьи Виардо писатель активно занимался садовыми работами, о чем писал хозяевам усадьбы: «Куртавнель очарователен, мы будем содержать его в самом кокетливом в мире виде. Нет более тростника! Ваши канавы вычищены, и человечество свободно вздохнуло. Но это не обошлось без труда. Мы работали в продолжение двух дней — и я имею право сказать мы, так как и я принимал некоторое участие. Если бы вы меня видели, особенно вчера, выпачканного, вымокшего, но сияющего!».

Садовники знают все

Тургеневский сад — это средоточие красоты, магии, любви. Пространство прогулок, встреч, свиданий и бесед. Там свежий воздух, ароматы и пение птиц. Частая гостья там «немая и пышная» луна. Бывает и «месяц… большой и багровый в черноватом и тусклом тумане». Героев часто «ветер благовонный манит в сад». Нежданов из «Нови» рано утром гуляет в саду, «наслаждаясь тенью старых деревьев, свежестью воздуха, пением птиц». Наталья Петровна («Один месяц в деревне») говорит, что «сегодня так хорошо на воздухе… Липы так сладко пахнут, мы все под липами гуляли… Приятно слушать в тени жужжание пчел над головой». Самому Тургеневу порою достаточно было самого незначительного повода, чтобы отправиться в сад и напитаться там радостью. В саду он погружался в воспоминания. В 1853 году он пишет Полине Виардо: «Сад мой сейчас великолепен; зелень ослепительно ярка; — такая молодость, такая свежесть, такая мощь, что трудно себе представить. Перед моими окнами тянется аллея больших берез. Листья их слегка еще свернуты; они еще хранят форму своих футляров, тех почек, в которых они были заключены несколько дней тому назад… Весь мой сад наполнен соловьями, иволгами, дроздами — прямо благодать!»

Бесспорно, вся она <природа> составляет одно великое, стройное целое — каждая точка в ней соединена со всеми другими, — но стремление ее в то же время идет к тому, чтобы каждая именно точка, каждая отдельная единица в ней существовала исключительно для себя, почитала бы себя средоточием вселенной, обращала бы все окружающее себе в пользу, отрицала бы его независимость, завладела бы им как своим достоянием.

Сатори Тургенева

Тургенев в своих произведениях и дневниках время от времени как будто включает для нас лампочку своего внутреннего озарения и как искусный мастер дзен-буддизма побуждает услышать и увидеть непостижимое и незримое. Я бы назвала это его личным сатори. В своих произведениях и письмах он несколькими штрихами останавливает время. И тогда понимаешь, что время — только концепция, прошлое и будущее — иллюзии, такие же, как и физический мир. Всего лишь несколько предложений — и ты выходишь за пределы земного опыта и человеческих ощущений и эмоций.

Прежде чем лечь спать, я каждый вечер совершаю маленькую прогулку по двору. Вчера я остановился на мосту и стал прислушиваться. Вот различные звуки, которые я слышал: шум крови в ушах и свое дыхание. Шорох, неустанный шепот листьев. Стрекот кузнечиков; их было четыре в деревьях на дворе. Рыбы производили на поверхности воды легкий шум, который походил на звук поцелуя. Время от времени с тихим серебристым звуком падала капля. Ломалась какая-то ветка; кто сломал ее? Вот глухой звук... что это? шаги на дороге? или звук человеческого голоса? И вдруг тончайшее сопрано комара, которое раздается над вашим ухом...

«Невозможное возможно — только невероятное правдоподобно»

Тургенев нам оставил десятки томов писем. В них, конечно, можно найти много любопытного и удивительного. Например, в письме от 1861 года к графине Ламберт Иван Сергеевич буквально в одном абзаце рассказывает о своем знакомстве с древнеиндийской философией и техникой медитации на изначальный звук: «Но я уже не с нынешнего дня убедился в том, что в жизни только невозможное возможно — только невероятное правдоподобно. Сверх того, я очень хорошо понимаю, что терять деньги, получать дерзостные письма — и находиться в толкотне недоразумений, притязаний и т. д. — весьма неприятно. В таких случаях отлично помогает индийская философия: «Погрузись в себя — и, произнося таинственное слово: ом! — не позволяй себе никакой другой мысли». Средство хорошее. В сущности, так как жизнь — болезнь, — все, что мы называем философией, наукой, моралью, художеством, поэзией etc. etc. — не что иное, как успокаивающие лекарства».

Дорасти до Тургенева

Я понимаю, что до Тургенева надо дорасти, внутренне срезонировать с его словом. Он писал для тех, кто ценит тонкие и сложные вещи. Его лаконичность, умение сказать много, говоря очень мало, его невероятная образность и ювелирное владение словом как ручей льются в разум и навсегда оставляют там след. Я написала портрет Ивана Сергеевича на лопате (да простит он мне такую вольность) достаточно быстро, как будто он был рядом и позировал мне вживую. Было ощущение, что душа Ивана Сергеевича, как сама природа, открыта для постижения и духовного общения и в то же время бездонна, как космос.

Афанасий Фет сравнивал душу Тургенева «с самой ранней зарей в прохладное летнее утро… с утренним лесом, в котором видны распускающиеся почки плакучих берёз, и по ветру несет откуда-то запахом черемухи и слышно жужжание пчел».

Государственный мемориальный и природный музей-заповедник И. С. Тургенева «Спасское-Лутовиново».

Историко-культурный и природный музей-заповедник И. С. Тургенева «Бежин луг».

Проект «100 портретов. Творцы на лопатах».

Твори и созидай!