«Дядя» в постановке Петра Шерешевского в МТЮЗе
Первый акт — просто восторг. Поначалу было такое впечатление, что спектакль — оммаж авторскому кино. В первой же сцене Елена Андреевна расставляет рюмочки и фужеры, и это сразу прошибло воспоминанием о «Елене» Звягинцева. Состоятельный муж приходит домой, она его ждёт. И именно у неё будут руки в крови суженого в финале. А ещё позже Астров, работающий в скорой, своим монологом напомнит героя из «Аритмии». Возможно, Пётр Шерешевский ничего такого не имел в виду, но… он настолько расширил пространство чеховского «Дяди Вани», что зритель может интерпретировать происходящее на сцене, как угодно. Диффузия от горя к радости, от любви до ненависти показана в первом акте с невероятной профессиональной виртуозностью.
Фабула пьесы Чехова сохранена полностью, сюжет перенесён в наше время, в наши же обстоятельства. Из персонажей лишь Мария Васильевна Войницкая, по прихоти режиссёра из матери Ивана Войницкого превращена в его сестру-близнеца. Для чего была сделана такая перемена — интересно гадать. Мне кажется, Шерешевскому нужна была параллель (в чем-то конгруэнтность) сознания Ивана и Марии. У неё — чисто гуманитарный «схематоз» шаблонов из русской литературы, особенно — реплик чеховских героинь, преимущественно тех, кого звали Мария. У Ивана Войницкого же понимание жизни основано на законах термодинамики (он дважды за спектакль повторяет теорему Гинзберга, отражающую три закона термодинамики: «Ты не можешь выиграть. Ты не можешь сыграть вничью. Ты не можешь даже выйти из игры?», и это звучит завораживающе, что бы это ни значило для чеховского героя).
Ещё одна причина, по которой, возможно, режиссёр «сделал» Марию сестрой, а не матерью, как мне кажется, связано с тем, что она влюблена в Серебрякова, в мужа сестры. У Чехова бывшая тёща проявляет к Серебрякову лишь заметный пиетет. Ну вот захотелось режиссёру сделать и такой «поворот сюжета». Спектакль в этом смысле очень плотно простроен. Чего в нём только нет, какие только темы (главные, конечно, любовь и смерть) не затрагиваются, что только не происходит за 3 часа астрономического времени.
Не знаю, будет ли Пётр Юрьевич сокращать постановку, но по общему мнению театралов, с которыми мне удалось коротко обсудить спектакль, сцена, где Серебряков, которого блистательно играет что бы это не значило, читает лекцию о кино (что поддержало мою идею связи постановки с кинофильмами), можно было бы ужать. Понятно, что режиссёру о многом хочется сказать, и он довольно эрудирован, но в данном конкретном случае затянутость сцены нивелирует то прекрасное чувство лёгкости игры, которое оставил первый акт.
Пытаясь расширить возможности физической и ментальной реальности, Шерешевский делит происходящее в спектакле на «сны» (написано, что их два, но можно насчитать больше), при чём — без каких-либо границ и обозначений. Это прям очень интересно сделано. Совсем как в жизни человека, потерявшего контроль над реальность.😉
Прекрасные актёрские работы Игоря Гордина, Виктории Векберг, Полины Одинцовой в очередной раз подтвердили, как здорово работает с актёрами Пётр Шерешевский.
Спектакль интересно было бы пересмотреть чуть позже. Потому что в него так много вложено загадочного, что хотелось бы разгадать. Например, композиционным центром сценического пространства всего первого акта является картина Эндрю Уайета «Зима», на которой (после спектакля прочитала) художник изобразил холм, за которым погиб его горячо любимый отец. Также примерно висела картина Уайета «Кристина» в спектакле П. Шерешевского «Медовый месяц в «Кукольном доме» в том же МТЮЗе. Тогда мы тоже гадали, что бы это значило.
Единственное, о чем нельзя не подумать уже сейчас, что считывается совсем не так, как «видел-чувствовал» свой сюжет Чехов, это то, как показаны в спектакле (но это тоже, возможно, сон или другой «сюжет») отношения Елены Андреевны и Астрова. В пьесе они «не получают» друг друга физически. Для Чехова это принципиально, фатально-обусловлено законом жизни. Но у Шерешевского действуют законы сна, где можно помочь всем несчастным. Да и современные люди как бы не должны жить по чеховским представлениям, это факт, не поспоришь. Мне только жаль, что совсем не осталось в этой «новой жизни» женщин с «русалочью кровью».
Обложка: фото автора