Двойная проблема законов природы
Задачей науки, как известно, является отыскание законов природы, позволяющих как объяснить многообразие наблюдений, так и предсказать новые. Задачей является отыскание логики, скрытой за явлениями, логики, задающей их течение и свойства. Наука стремится от-крыть это сo-крытое, поэтому законы открываются, are dis-covered. Понимание истины как открытия сокровенной сущности заложено и в греческом слове αλήθεια, истина, в буквальном смысле и означающего отрицание (α-) сокрытости, или покрытости забвением, λήθη. К Пифагору восходит учение о том, что эта скрытая сущность есть некое гармоническое единство, которое может быть выражено на языке чисел. Когда Галилей утверждал, что природа есть книга, написанная на языке математики, он выражал старое пифагорейское кредо. То же самое можно сказать и о Дираке, чье главное убеждение состояло в том, что “законы природы выражаются прекрасными уравнениями”, и об Эйнштейне, утверждавшем что вообще главным двигателем научного познания является пронизанная “космическим религиозным чувством” вера в скрытую рациональность природы. Когда законы природы найдены, когда теории, исчерпывающие явления, сформулированы и логически сведены воедино, к некой единой теории всего, задача фундаментальной науки заканчивается. Какой бы, однако, ни оказалась эта искомая единая теория, она будет иметь следствиями уже найденные физические теории, получая их как некие свои частные предельные случаи. Хотя человечество и не обладает, и, возможно, никогда не будет обладать единой теорией всего в ее полноте, оно уже обладает множеством ее предельных случаев, конкретных теорий - классической и квантовой механикой, общей теорией относительности, стандартной моделью, и другими. Законы природы открываются в виде довольно сложной и специальной логической, математической структуры. По мере ее выявления, с неизбежностью возникает вопрос: почему именно эта, а не какая-то другая теория задает порядок мироздания? В принципе, можно себе представить вселенные, заданные какими угодно математическими конструкциями. Из их бесконечного множества только одна определяет нашу вселенную. Так почему же именно она, а не другая? Что или кто ее выделил, на каком основании, благодаря чему?
Таким образом, законы природы становятся проблемой, но уже не в привычном научном контексте их отыскания, открытия, а как то, что само требует объяснения.
На иллюзорность того объяснения мира, что не идет дальше законов природы, указывал Людвиг Витгенштейн в своем Логико-философском трактате: "В основе всего современного мировоззрения лежит иллюзия, что так называемые законы природы являются объяснениями природных явлений. Таким образом, люди останавливаются перед естественными законами, как перед чем-то сакрально-неприкосновенным, как древние останавливались перед богом и судьбой. И они одновременно правы и не правы. Но древние были яснее, поскольку они признавали один ясный предел, в то время как новые системы представляют дело так, как будто все объяснено." (1921)
Признание некоей весьма сложной и специальной математической структуры предельным суждением о мире, не подлежащим дальнейшему вопрошанию, не допускающим разумного основания своего бытия, есть утверждение о неразумности этого основания, то есть об абсурде как основании мира. Подобный предрассудок уничтожает смысл фундаментальной науки, унижая значение разума, подчиненного этим предрассудком абсурду.
Но если не отказывать разуму в его праве искать объяснение фундаментальным законам физики, то какими же могут быть ответы, и есть ли надежный способ установления ложности хотя бы некоторых из них? Об этом еще поговорим.