Сказ о том, как поляк меня завалил (фигура вторая - постыдно-лирическая)

В 90-е г.г., когда мой папа ещё не повесил в шкаф свой военный китель, а я была курсантом военной академии, моих родителей периодически приглашали на осенний бал в Академию Генштаба.

Основанная ещё в 1832 году для обучения высшей военной элиты царской России, Академия и в советское время не потеряла, а даже приумножила свой статус, воспитав в своих стенах таких военачальников как Шапошников, Василевский, Антонов, Баграмян, Ватутин и многих других.

Построенное в 80-е г.г. на юго-западе Москвы новое здание Академии, которое из-за его формы местные аборигены прозвали «Пентагоном», вмещало в себя не только просторные классы, великолепные спортзалы, собственную поликлинику и общежитие, в котором проживали офицеры иностранных государств, проходившие обучение в Академии, но и огромный актовый зал с натёртым до блеска дубовым паркетом, хрустальными люстрами и портретами наших знаменитых военачальников.

Не удивительно, что именно этот зал МО РФ выбрало для проведения своих ежегодных балов (по-нашему – корпоративов), на которых присутствовал весь свет военного ведомства с жёнами, военный атташат посольств иностранных государств и, конечно же, министр обороны со своей супругой.

Когда туда приглашали моих родителей, они меня с собой не брали…

Стоит признаться, что я давала для этого массу поводов. Одним из этих поводов был, я думаю, в том числе факт наличия у старшей сестры моей подруги Ленки во фрэндах такого персонажа как Гарик Сукачёв, который очень любил тельняшки. Так любил, что на каждом концерте в порыве очередного экстаза разрывал каждую на британский флаг и поэтому постоянно нуждался.

Тельняшки во времена тотального дефицита достать было практически не возможно, поэтому Гарик не просто постоянно нуждался, а нуждался постоянно ОЧЕНЬ.

Мы, женщины - народ сердобольный и жалостливый, поэтому когда все тельняшки Ленкиного отца, который, к своему в данном случае несчастью, тоже был военным, без его разрешения были торжественно отданы Гарику на растерзание, мы в своём сердобольстве передислоцировались к шкафу моего отца, от чего периодически ранним утром наш дом оглашался рыком «я когда-нибудь пристрелю эту сволочь!!!!» собирающегося на работу папы, который в очередной раз обнаруживал отсутствие такого важного предмета в своём гардеробе. Так как я понимала, что перспектива добраться до Гарика у папы весьма туманна, а вот до меня – нет, я в это время предпочитала отсиживаться в своей комнате, предоставляя моей маме возможность в очередной раз утихомирить папу.

Поэтому родители, видимо, опасались, что в связи с развившимся у папы навыком прятать тельняшки так, что он сам потом не мог их найти, я, оказавшись на этом самом балу, не премину стянуть её с какого-нибудь не дай Бог маршала.

Но tempora mutantur et nos mutamur in illis и я на третьем курсе осчастливила родителей тем, что нашёлся тот человек, который всё же отважился на мне жениться.

И так как родители были уверены, что под бдительным оком мужа я буду вести себя прилично, наступил, наконец, тот счастливый момент, когда мне было куплено первое в жизни вечернее платье и мы выдвинулись на бал всем семейством в полном составе.

Я не буду сейчас описывать всё то великолепие и ту атмосферу, царившую на этом офицерском балу, и все те милые сценки, которые были подсмотрены мною в зале и в коридорах Академии, - это тоже отдельная тема, поэтому перейду сразу к трагическому.

Началось всё весьма прилично. На один из первых же танцев меня пригласил военный атташе Германии. Маршевым шагом он подошёл к нам, щёлкнул каблуками и, представившись, попросил дозволения моих родителей и мужа пригласить меня на танец.

Алексей мой танцевать был, да и остаётся, не любитель (так как познакомились мы с ним на дискотеке и у него до сих пор теперь на них аллергия), да и отказывать в первый же танец было не прилично, поэтому, получив благословление семейства, и, несмотря на то, что красивая светло-серая парадная форма немецкого атташе не смогла затмить его передних зубов аля кролик Роджер, мы с немцем свиньёй выдвинулись в центр зала и стали синхронно топтаться с правой ноги на левую и с левой на правую.

Надо сказать, что Кролик оказался мстительным. Когда он 125-й раз наступил мне на ногу, я поняла, что он явно мстит мне за Сталинград. Но с мыслью, что русские не сдаются, я продолжала мило улыбаться и мучать его в ответ цитатами из «Фауста» Гёте и отрывками из Гейне и Шиллера на родном ему языке псов-рыцарей (благо, на уроках немецкой литературы нас заставляли зубрить чуть ли не целыми книгами), не преминув задать перед каждым из отрывков каверзный вопрос: «Как Вы думаете, а это кто написал?», на который он ни разу не смог ответить, отчего наступал мне на ноги ещё больше.

Моё от этого «прекрасное» настроение усугублялось еще и тем, что краем глаза я заметила, как от одной колонны к другой с большим фотоаппаратом в руках огромными прыжками перебегает мужик в чёрном костюме, прячется за колонной, потом выскакивает из-за неё, наводит на нас объектив фотоаппарата, щёлкает, прячется обратно, а потом перебегает к следующей колонне, чтобы сфотографировать нас с Кроликом с другого ракурса.

По такой «изящной» манере исполнения задачи под названием «меня никто не должен заметить» я поняла, что ФСБ до такой тактики явно бы не «догадалась», а вот на нашу доблестную военную контрразведку это было ну очень даже похоже.

Мои подозрения подтвердил отец, который после возращения меня Кроликом в лоно семьи  наклонился ко мне и сказал:

- Дочь, ты всё-таки курсант военной академии, поэтому постарайся в понедельник утром опередить этих мудаков из военной контрразведки и напиши сама быстро рапорт на имя начальника факультета, по какому случаю ты здесь была и с кем танцевала. Чтобы потом не было лишних вопросов.

- Да ну, пап, ерунда это всё, - ответила я, - сами разберутся.

Но решила больше с Кроликом не танцевать, поэтому в последующий за этим час мне пришлось уйти в партизаны и каждый раз, когда не только мстительный, но ещё и настырный Кролик начинал бегать по залу в поисках меня, я, не изобретая велосипед, пользовалась подсмотренной мною тактикой и перебегала от колонны к колонне, периодически сталкиваясь там спиной с военной контрразведкой.

Кролик, наконец-таки, подустал и всё бы, наверное, и закончилось на этом, если бы как всегда в вопрос между Россией и Германией не встряла Польша.

Под зазвучавший впервые на этом вечере вальс в месторасположении нашего семейства внезапно оказался польский полковник.

Щёлкнув каблуками таких же как у немца ботинок (если вокруг тебя у пятерых мужиков такие же ботинки, как у тебя, - это не мода, это – армия, сынок) поляк бойко стал уговаривать моих родных отпустить меня с ним на этот вальс. Так бойко, что, несмотря на моё робкое «я не умею танцевать вальс», он, заявив, что «польские офицеры – лучшие в мире танцоры вальса и Вам не о чем беспокоиться, мадам» подхватил меня и закружил по залу.

Ну что я могу сказать, дорогие друзья… Моя надежда на то, что во мне заговорят гены моего прадеда-поляка и я смогу «open my mind” не оправдалась.

Поляк кружил так быстро, что я сначала пыталась быстро-быстро перебирать ногами как маленький Пятачок, пытающийся догнать большого Винни-Пуха, но потом поняла, что это бесполезно, поэтому, вдохновившись тем, что "мадам не о чем беспокоиться», я была вынуждена просто оторвать ноги от пола и отдаться во власть опытного поляка.

И всё бы было ничего, если бы не моё платье – длинное с разрезом чуть ли не до талии.

От сильного кручения и так как я оторвала ноги от пола, оно обвилось вокруг ног поляка...и мы...на глазах у всей публики…и на глазах минстра обороны... с громким звуком грохнулись на пол.

Причём грохнулись не просто так, а фигурно: я на спине на полу – поляк на мне. И что самое страшное, вместо того, чтобы быстро подняться и помочь мне встать, эта сволочь продолжала на мне лежать в то время, как наша военная контрразведка с выражением лица учёного, который только что изобрёл вакцину от Эболы и уже предвкушает Нобелевскую премию, уже не прячась за колонной в наглую нас фотографировала…

Что тут скажешь?

Пока я лежала под поляком на дубовом паркете, я, конечно же, могла бы подумать что-то типа:

- какой позорняк, или

- как хорошо, что все уже налакались и поэтому не особо в шоке, или

- как хорошо в отсутствии стульев на этом балу и 4-х часовом пребывании на ногах наконец-таки полежать, что себе другие позволить не могут, или,

- когда ж эта польская сволочь с меня слезет,

но нет…

Пока я лежала и наблюдала, как с другого конца зала с разъярённым лицом к нам мчится мой муж и начинает за шкирятник стаскивать с меня поляка, только одна мысль тогда вертелась в моей голове:

Что рапорт мне всё- таки в понедельник писать придется... Причем даже не на имя начальника моего факультета, а уж лучше сразу на имя начальника моей Академии...