Он изначально очень закрытый в себе пацан, хочет покончить жизнь самоубийством. В первом сезоне он втянулся в эту штуку с «Синим китом», когда администратор пишет и дает тебе разные задания. И все в итоге ведет к тому, чтобы ребенок покончил с собой. Несмотря на то что в компании Макс веселый и яркий, ему тяжело. Все проблемы он привык держать в себе, пока не произойдет кульминация. Какая-то его часть точно присутствует во мне. Мартышечность. Мне кажется, и в нем, и во мне есть немножко от животного, от обезьянки. Но в целом это точно не я.

Мне всегда интересно набираться опыта, смотреть за другими людьми на площадке. Я люблю наблюдать. Понятно, что очень круто работать с артистами, у которых огромный багаж за спиной, с ними ты набираешься профессионализма. Но и с ребятами-студентами, с первокурсниками, с теми, кто только закончил институт или еще учится, тоже крайне интересно работать. У всех своя природа. Причем я говорю сейчас не конкретно о наших ребятах из сериала.

Я не была трудным подростком. Именно потому, что вокруг меня их было слишком много. Когда ты видишь рядом таких ребят, у тебя два пути: идти с ними или стараться оставаться в стороне. Я выбрала игру в театре, занятия в кружках. Развиваться, а не тусить. Я, конечно, тоже тусила, но меня никогда не интересовали алкоголь, сигареты. Хотя и такой выбор я не осуждаю ни в коем случае. Думаю, все через это проходят. И это здорово как опыт. Просто есть люди, которые могут получать такой опыт, глядя на других, как делала я, а кому-то, как нашим трудным ребятам, опыт необходимо пережить.

Лично у меня детство в известном месте напоминает о себе круглосуточно. Так что Женя — это я. Как мы вошли с ней в первый сезон, так я с ней я взрослею. Все, что происходит с Женей, происходило со мной. Поэтому на площадке было максимально легко, мне не приходилось ничего придумывать, играть что-то незнакомое: я все это проживала, проживаю и буду проживать. Как и Женя в сериале, в жизни я говорю о буллинге, непринятии людей, проблемах социализации в обществе.

Буллинга в моей жизни было настолько много, что это привело к полному неприятию себя, к жесточайшей закомплексованности. Не знаю, как я вырвалась и справилась. Не могу вспомнить тот момент в жизни, когда просто стала воспринимать себя и все вокруг иначе. Сейчас я каждый день получаю комментарии от зрителей сериала, читаю истории людей о том, как они проходят через подобные переживания. Я очень хорошо понимаю, о чем они говорят, стараюсь им помочь. Для меня это безумно важно, мне самой никто в свое время не захотел помочь, не сказал: «Знаешь, все будет супер, главное — быть собой и следовать за своими мечтами и целями».

Мне часто говорили, что я не смогу стать актрисой, потому что у меня размер одежды XXL, не хватает таланта и вообще я недостаточно красива и сексуальна. Конечно, под таким воздействием человеку легко сломаться. И я видела много примеров, когда люди не выдерживали. Даже очень талантливые и сильные сдавались, переставали верить в себя.

Надо всегда помнить, что чужие слова никогда не определяют, кто ты. Зрители меня благодарят за то, что я показала как своим примером, так и образом своей героини, что на критику можно не только колкостями отвечать и замыкаться в себе, но и сказать гордо: «О’кей, спасибо, вон дверь», — и просто идти дальше.
Мы у себя одни. И если будем стремиться угождать лишь всем вокруг, то жизнь пройдет и ничего не останется за спиной. Ты обернешься и осознаешь, что надо было просто забить и жить, наслаждаться моментом и не думать, что какой-то мальчик сказал: «Да ты себя видела? Я с тобой никогда не буду». Ок, ты не будешь, будет другой мальчик. Повзрослею, поумнею, и когда я полюблю себя, остальные тоже увидят меня по-другому. Потому что только от того, как ты подашь себя, зависит, как тебя воспримут окружающие. Да, у меня есть целлюлит, второй подбородок, растяжки, один глаз меньше другого, я недостаточно красиво рисую. Зато у меня есть вот это и вот это. Посмотрите, какая я классная.

Трудные подростки — это дети, которым, я уверен, либо не хватает любви, либо ее слишком много. И они идут на такие действия, которые выбиваются из общих норм морали. Я не был трудным подростком. У меня очень верующая семья, поэтому мне многое запрещалось: ругаться, пить, курить — все нельзя по канонам, по Библии. Когда я учился в пятом классе, мы переехали из Казахстана в Калининград с родителями. И меня прорвало. Как все, прогуливал школу, курил на переменах, дрался, приходил домой пьяным в пятом классе. Я много пил, докуривал бычки, которые подбирал на улице. Мне был интересен мир, в частности, та его часть, которую называют «неправильной» или «плохой».

Но я так себя вел не из желания кому-то навредить, а из-за собственных страхов. Точнее, так я боролся со страхами, пытался состояться в глазах своих одноклассников. Так я проверял себя на стойкость. Меня обзывали из-за того, что я рыжий, был даже легкий буллинг. Я не могу сказать, что страдал, у меня не было депрессии, но я решил, что должен научиться давать отпор.
И даже при всем этом я не считаю себя трудным подростком. Все же у меня были какие-то принципы и ценности. Замечу — именно ценности, а не понятия. Когда я что-то делал — это всегда был осознанный шаг, даже неправильные поступки, которые на тот момент казались правильными. Возможно, это и есть проявления трудного подростка — подрался, напился. Но я, по большому счету, не доставлял проблем обществу, исключая тех парней, которых бил. У меня не было проблем с моими родителями. Хотя они меня иногда наказывали. И как следует наказывали. Ремнем по голой попе. Если я приходил пьяный, то рассчитывал все так, чтобы в этот момент никого не было дома. В школе меня брали в лагеря для хороших учеников, хотя я был троечником. Потому что я всегда очень вежливо общался с педагогами — за это меня и любили, все мне сходило с рук. Да, меня ругали, но вокруг меня не было злой энергии. Все понимали, что если я сделал что-то плохое, то это лишь потому, что у меня проблемы и мне надо помочь. Я это ясно давал понять, и мы разговаривали с отцом, с педагогами.

Для истории мне пришлось вернуться в свой девятый класс, вспомнить себя. Все равно это часть меня, которую я наконец успокоил. По большому счету, ничего сверхъестественного мне не пришлось играть. Мой герой — концентрация злости и обиды, а злость, агрессия — это очень конкретные проявления человека. Есть такое мнение, что сыграть плохого человека легче, чем хорошего. И я с этим пока согласен. Мы можем злиться. Даже неактеру можно сказать: покажи злое лицо, — и он покажет. Все злятся одинаково: брови нахмурили, и всё. Радость тоже легко показать, да, но в данном случае радость не определяет «хорошего» и «плохого». А вот с другими эмоциями уже сложнее, например, показать кокетство — уже вопрос.

Первые три дня второго сезона мне было очень сложно, я не мог найти себе места. Это интересно, потому что я чувствую, как я и сам тоже повзрослел. И столкнулся с тем, что и мой персонаж взрослеет вместе со мной. Я переживал, что, когда буду играть Никиту, он будет совсем другим. Но все обошлось. Изменения пошли на пользу: и мне, и моему герою.

После и во время работы в «Подростках» я понял, что в мире очень не хватает любви. И мне очень часто тоже. В первую очередь от родных. Мне очень долго не хватало любви папы. Когда я чувствовал дефицит любви, у меня появлялись определенные мысли, я уходил в себя, возникали злость и обида. А как живут люди, у которых вообще никого нет? Я даже не представляю, что происходит у них внутри. Это так больно, наверное.

У меня есть старший брат, с которым разница в возрасте десять лет. И мы с ним абсолютно разные, даже внешне. Сейчас я анализирую и понимаю, что он для родителей был самым настоящим трудным подростком.

Под Иркутском есть маленький городок Шелехов, там только года два назад начали отступать 90-е. В 15 лет мой брат сошелся с какими-то сомнительными пацанами, постоянно дрался. Родители сильно переживали, когда он приходил весь в крови, а он говорил им, что это не его кровь, что все нормально, чтобы успокоились. Для мамы это было шоком. Он и курил, и тусил, и пил очень много, с учебой было не все в порядке. Брат мне всегда говорил: «Ты что, хочешь быть таким, как я? Зачем тебе это?» Хотя сейчас он потрясающий человек, отец, и на работе у него все хорошо. Но он говорил, что я должен быть лучше. Он в этом плане всегда направлял меня, наставлял.

Я и до этого проекта ходил на пробы, где нужно было играть подростков. Но каждый раз впадал в ступор. Я не понимал их, не чувствовал никакой логики в их словах и поведении. Недавно я ездил к себе домой, весь июнь был с семьей, общался со своим десятилетним племянником. Ему до подростка еще расти и расти, но уже сейчас он общается так, будто ему лет 14, все понимает, знает, чего хочет. Я в десять лет брал палку и стрелял из нее по облакам — а он другой. Благодаря племяннику я сам смог почувствовать себя подростком.

К тому же это мой первый серьезный проект, где у меня полноценная роль, одна из главных. Перед съемками я посмотрел много фильмов о подростках, вдохновлялся ими. Например, в «Хулиганах Зеленой улицы» я подглядел некоторые повадки героя Чарли Ханнэма.

И все же главной сложностью было то, что мой персонаж по-другому думает, скорее даже — о другом. В этом и была ключевая сложность — понимать каждый раз, о чем он думает. У него проблемы недетские какие-то.

Я составил себе плейлист персонажа, представил, что он может слушать, и накидал туда почему-то сплошные треки Фэйса. Сначала, когда я это слушал, у меня было ощущение, будто меня насилуют в уши, а сейчас я хожу и пою эти песни, некоторые из них мне очень даже нравятся. Не знаю, как он настолько попал в дух времени, что его песни такими толпами скандировали девочки и мальчики. Вот это удивительный опыт. Сейчас он немного отошел, но я немного отстал, поэтому вдохновлялся им.