Иллюстрация: Маша Млекопитаева
Иллюстрация: Маша Млекопитаева

«Он всего лишь хочет секса» — так звучит одно из самых частых обвинений в сторону мужчин. Базируется оно на распространенном убеждении, что женщины ищут любви, а мужчины — телесных отношений. 

Какие скрытые послания заключены в этом утверждении?

— женщины не могут хотеть секса
— мужчины не могут хотеть любви
— секс для женщины не важен
— любовь для мужчины не важна

Если на это наложить общее многовековое отношения к сексу как к греху и грязи, то мы получаем нарратив, в котором высшие существа (бог есть любовь, не так ли?), женщины, вынуждены сталкиваться с низшими существами, мужчинами, управляемыми животной похотью. То есть мы не только создали ложный дуализм (любовь — секс), не только отделили одно от другого, но и обозначили одно хорошим, а другое — плохим, и приклеили эту дегуманизирующую карикатуру на невероятно сложное существо — человека. 

Любовь, желание, отношения, привязанность, либидо, сексуальность, секс — этот клубок хочется распутать хотя бы немного, и в эту задачу вгрызаются очень разные люди: психологи, медики, биологи, эволюционисты, нейропсихологи, нейробиологи, социологи, культурологи и несчетное количество идеологических активистов всех типов. Как мы строим отношения, выбираем партнеров, выражаем сексуальность — это биология или социализация, культура или гены, гормоны или установки? 

Это всё, но есть нюансы.

Возьмем для примера классику эволюционной биологии — теорию родительских инвестиций Роберта Трэвиса. Согласно этой теории, эволюционно тот пол, который несет на себе бремя заботы о ребенке, будет более избирателен в выборе партнера и будет выбирать партнера, который обладает максимальным потенциалом для взращивания потомства — как генетически, так и социально. Поэтому женщины стремятся к мужчинам сильным, компетентным, обладающим положением и властью. Это запрос эволюции, которому сотни тысяч лет. Близкая к ней — так же известная теория сексуальных стратегий Дэвида Басса, описанная в книге «Эволюция желания» (Evolution of Desire). Данная теория говорит об эволюционно сформировавшихся стратегиях привлечения, выбора и удержания сексуального партнера. В частности, она различает стратегии «краткосрочного» и «долгосрочного» партнерства и обозначает различия поведения в них представителей разных полов.

Нет, дело вовсе не в том, что женщины сплошь мечтают о долгосрочных партнерах, а мужчины о краткосрочных — и те, и другие имеют стратегии на оба случая, но стратегии эти различаются. 

В современном дискурсе эволюционные теории часто отметаются как устаревшие, с утверждением, что всё — культура. Если бы отказ от эволюционной составляющей был оправдан, мы бы заметили, как изменения культурных норм влияют и на изменения эволюционных стратегий, но это не так. Статистически значимое исследование на эту тему было проведено в Норвегии — стране, названной ООН мировым лидером в гендерном равенстве и  наиболее эгалитарным обществом современности. Оно, однако, подтвердило все положения обеих эволюционных теорий. В стране, где женщин не стыдят за секс, где на них оказывается минимальное религиозное и социальное давление и где у них сходное с мужчинами количество партнеров, женщины меньше мужчин ищут мимолетные отношения. Они нуждаются в более долгом времени знакомства до первого сексуального контакта (эта разница уменьшается под воздействием алкоголя или при появлении ощущения эмоциональной связи), реже инициируют секс, более удовлетворены количеством секса и в «идеальной ситуации» хотят меньше партнеров, чем мужчины.

Сексуальная революция 60–70-х, пришедшая за доступной контрацепцией и завоеванием женских прав, противопоставила религиозным нормам и культурным табу право женщины на желание секса. Фальшивая скромность была отметена, но вместе с ней были «отменены» и другие особенности женского либидо и женской сексуальности. Эрика Джонг в своей книге «Страх полета» (Fear of Flying) продвигает идею «случайного перепихона» как бунта женщины против патриархального угнетения. Случайный, ничего не значащий секс стал практически нормой для обоих полов, но это не изменило сексуальных стратегий: ночные клубы по-прежнему не зазывают 20-летних мужчин бесплатно. Колумнист журнала Unherd Мэри Хэррингтон пишет о том, как эти завоевания не отвечают запросам женщин: «Сексуальная революция, призванная освободить женщин от несправедливых ожиданий скромности, вовсе не привела к равенству. Вместо этого она обозначила агрессивную, не связанную с чувствами, лишенную близости мужскую сексуальность стандартом для всех, включая женщин».

Хорошо, в обществе обозначилось признание и принятие того, что женская сексуальность не является «зудом в одном месте», что свободная, желающая секса женщина вовсе не обязана желать секса без эмоциональной связи. Мы постепенно приходим к интеграции права на желание секса, открытого выражения себя в сексе, поиска удовольствия в сексе, удовлетворения эмоциональных потребностей и нужд. Мы не обязаны отрицать желание секса как низменное и отказывать себе в желании эмоциональной связи, наполненности, глубокого контакта, считая их культурно навязанными.

И не было бы справедливым, уходя от черно-белой карикатуры женского либидо, уйти и от такой же мужской? Ратуя за целостность женской сексуальности, эту карикатуру снова и снова, не замечая, воспроизводит Мэри Хэррингтон, называя мужскую сексуальность «агрессивной, бесчувственной, лишенной близости».

Не было бы справедливым задуматься, что, возможно, так же как женщины существовали в идеалах скромности и покорности, мужчины существовали в идеалах агрессии, уверенности и власти? И что, возможно, прекратить повсюду называть мужскую сексуальность агрессивной и бесчувственной нужно так же, как прекратить сомневаться в желании секса женщинами.

«У каждого пола было право на выражение своих потребностей разрешенным ему языком, — пишет психотерапевт Эстер Перел. — В течение истории женщины говорили языком чувств и эмоций, и в них облекали свои сексуальные желания. Языком мужчин был секс, и через него они просили близости, принятия, связи, нежности, притяжения. Секс — это возможность выразить целую вселенную запретных для мужчин эмоций».

Может быть, «желание любви» и «желание секса» не так уж противоположны, как мы привыкли думать. Может быть, «я люблю тебя» и «я хочу тебя» на самом деле гораздо ближе, чем кажется.

И им просто нужен переводчик.