В издании «Холод» вышел материал о профессоре-литературоведе Александре Кобринском, который якобы постоянно пристает к студенткам, спит с ними, проводит БДСМ-сессии и только после этого ставит зачеты и допускает к экзаменам. Материал состоит в основном из анонимных свидетельств самих студенток и оправданий Кобринского. Классический me too-сюжет.
Согласно Википедии, Кобринский в Петербурге личность довольно известная: депутат ЗАКСа от партии «Яблоко», либерал, интеллектуал, профессор Педагогического университета им. Герцена и так далее.
Карьера Кобринского уже испорчена. Начались служебные проверки, студентки пишут на имя ректора коллективные жалобы, да и профессор из университета ушел. На фоне истории другого петербургского вузовского преподавателя, доцента Соколова, застрелившего свою возлюбленную, аспирантку Ещенко, Кобринский со всеми своими БДСМ-практиками, ремнями и наручниками выглядит совершеннейшим вегетарианцем. Поэтому прямой ущерб от его экзерсисов несоизмеримо меньше. И сегодня, когда жертвы домогательств превратили своего обидчика в жертву, есть смысл изучить кейс сам по себе, как очередной шаг в направлении защиты прав и свобод, с одной стороны, и репутации, с другой стороны.
Критики студенток, рассказавших про Кобринского, ставят им в вину анонимность. Дескать, нападают на совершенно конкретного человека, а сами скрываются. Однако анонимность тут вполне объяснима: к чему людям становиться еще и объектом пересудов? В обществе, которое уверено, что в любом насилии в первую очередь виновна сама жертва, — тем более. Гораздо интереснее в жертвах не анонимность, а то, что они сами о себе рассказывают. К примеру, одна из студенток говорит, что Кобринский в своих ухаживаниях поначалу не заходил слишком далеко. Студенток не тревожила «Массандра», шуточные разговоры о порке ремнем и даже массаж ног. Все это они воспринимали как просто неформальное общение и даже гордились тем, что професор, доктор наук, ведет себя с ними, вчерашними маленькими девочками, практически на равных. А вот когда дошло до наручников и настоящей порки, секса и фотографий, которые Кобринский использовал, чтобы студентки оставались послушными и после того, как покинут его квартиру, — тогда они понимали, что все серьезно, начинали чувствовать дискомфорт, страх, гнев, обиду и неуверенность в завтрашнем дне.
Мы живем в век, когда любой тактильный контакт, даже случайный, является харассментом. И расценить массаж ног как деталь разговора на равных в этом контексте довольно трудно. Нужно обладать специально устроенной психикой и специально настроенным логическим аппаратом, чтобы сделать такой вывод.
Однако такие логические нестыковки никого не интересуют. Смысл Me Too не только в том, что любое обвинение можно выдвинуть независимо от срока давности, совершенно бездоказательно и независимо от того, как все происходило на самом деле (как нам показала история Кевина Спейси), но и в том, что жертва может выглядеть как угодно глупо, в упор не видеть очевидных вещей, путать мягкое с теплым, принимать массаж ног за признание академических заслуг, а распитие «Массандры» — за исполнение Gaudeamus igitur. И правда всегда будет на стороне жертвы. И никто не задастся вопросом, почему — если даже зачет у Кобринского получить нельзя, не переспав с ним, — студентки, зная это от однокурсниц, продолжали сводить с ним личные знакомства, принимать приглашения домой и на дачу, пить «Массандру», смотреть вместе кино и т. д.
Сам Кобринский оправдывается довольно вяло и тоже нелогично: то говорит, что никогда не выпивал со студентками, то — что у него были «самые разные» отношения с ними и дома у него перебывала тьма студенток и аспиранток. Даже намекает, что скандал выгоден его политическим противникам, которые похожим образом пытались травить другого либерального депутата петербургского ЗАКСа, Бориса Вишневского. Но обвинения политических противников в сексуальных домогательствах вообще-то не приняты в российской политической культуре. И не потому, что это не работает в отношении депутата Слуцкого и не станет работать в отношении оппозиционного депутата, а просто потому, что есть способы более простые, более действенные и менее шумные.
Любая публичная история про сексуальные домогательства в России — это война слов, аргументации, но не более. В результате этой войны может быть разрушена карьера, пострадать семья, психика, и вообще с человеком может произойти все, что происходит на диком Западе в аналогичных случаях. Кроме одного. Практически никогда не будет найдена правда. Невозможен состязательный судебный процесс, хотя в законодательстве есть статья за клевету и много других статей, которые могли бы быть использованы. Почему? Ответ — выше. Анонимность жертв не позволит им пойти в суд, отвечать на вопросы СМИ, аргументированно объяснять в зале суда, почему массаж ног — это признание научных заслуг, отчего они вообще решили рассказать о домогательствах профессора, который вроде бы не насиловал их, а просто склонял к БДСМ-практикам, и так далее. Иными словами, встретиться со своим противником в юридически чистом поле и победить. Или проиграть.
На «загнивающем» Западе все именно так и происходит, и если после обвинений в домогательствах твоя карьера и доброе имя в 99% случаях оказываются уничтоженными, у тебя есть хотя бы теоретический шанс что-то исправить. В России же сор из избы выносится лишь в одном направлении. По крайней мере, пока.
Больше текстов о политике и обществе — в нашем телеграм-канале «Проект "Сноб" — Общество». Присоединяйтесь
