Пройдоха-портной, который сумел утомить Льва Толстого. Отрывок из книги «За фасадом: 25 писем о Петербурге и его жителях»
В 1899 году петербургский купец, портной и домовладелец Абрам Генохович Каплун строит новый дом на Малой Итальянской улице (так до 1902 года называлась улица Жуковского). Строит исключительно для сдачи в аренду: ни он сам, ни его дети и наследники, продолжающие швейное дело отца, по этому адресу не живут. Автором проекта здания выступил Оттон Игнатович — известный зодчий, за пару лет до этого уже работавший по заказу Каплунов. Тогда он строил для семейства доходный дом с магазинами на Лиговском проспекте, 35 (про тамошние владения семейства портных мы уже как-то писали — читайте письмо «История дома на Лиговском, где орудовал петербургский Джек-потрошитель, а теперь тут уютный хостел»).
В 1907 году в дом Каплунов на Жуковского приходит письмо из Ясной Поляны, подписанное Николаем Гусевым, личным секретарем Льва Толстого. Он пишет: «К вашему портновскому ремеслу, как ко всякому действительно полезному и нужному для жизни людей делу, Лев Николаевич относится с великим уважением». В конце письма имеется еще более лестная приписка, сделанная лично графом. К посланию из Ясной Поляны прилагается несколько книг. К сожалению для Каплунов, письмо это адресовано не им, а их арендатору, коллеге и почти однофамильцу: на Жуковского, 11 проживает и принимает клиенток Александр Иванович Катун, дамский портной, автор первого в России иллюстрированного учебника швейного дела. Книга так и называется: «Портной. Первый российский альбом-учебник шитья дамского и мужского платья».
Александр Иванович родился в 1865 году в нынешней Карелии, его родители — выходцы из олонецкого простонародья Иван и Маланья Катун. Еще ребенком Александр учится портновскому делу. Атмосферу этой «школы» при мастерских старших коллег он лично описал в рассказе «Ночью» (да, Катун еще и немного писатель). Беспробудное пьянство учителей и учеников, телесные наказания по любому поводу, ночная работа по каждому окрику хозяина, короткий сон на верстаках и, что самое обидное, отсутствие малейшего профессионализма. Стать по-настоящему хорошим портным, пройдя такую школу, можно было лишь при наличии большого таланта и удачи.
У Александра Катуна было и то и другое. В 1887 году он открыл свое ателье, которое к концу XIX столетия стало одним из самых известных в городе, прежде всего в богемных кругах. Чтобы новые поколения портных, особенно провинциальных, не были вынуждены проходить тот же сомнительный путь ученичества, что он сам, портной и составляет альбом-учебник. Катун рассылает свою работу всюду: в посольства Болгарии, Бразилии, Китая, Японии, в министерства промышленности и просвещения, русским знаменитостям. Именно ответом на присланный экземпляр «Портного» и служило письмо из Ясной Поляны. «Книга ваша, по моему мнению, может быть очень практически полезна», — считает уже лично Толстой.
Лев Николаевич еще не знал, с кем связался. Катун тут же отдает письмо знакомым газетчикам. Его публикуют в «Петербургском листке» в январе 1908 года. А сам Александр Иванович спешит напроситься в Ясную Поляну на личный прием к властителю дум.
Встреча писателя и портного состоялась, однако, лишь два года спустя, уже в 1910-м. И стала, судя по всему, звездным часом Катуна. По итогам посещения в «Биржевых ведомостях» выходит уже не крохотная заметка, а развернутый материал под заголовком «Поэт иголки и Лев Толстой» за авторством журналиста Василия Регинина. В нем визит описывается идиллически. Короткие (но насыщенные!) совместные прогулки Толстого и Катуна, беседы с Софьей Андреевной, супругой писателя. Позднее Александр Иванович перепечатывал «Поэта иголки» во всех своих рекламных буклетах. А вот запись о своем визите, сделанную секретарем Толстого Булгаковым, он бы перепечатал вряд ли.
«Из Петербурга приезжал дамский портной, автор портновского учебника. Провел в Ясной целый день и очень всех утомил. Расположился в одной из нижних комнат, как у себя дома, вечером обедал. Разослал всем своим знакомым открытки с приветом из Ясной Поляны. Все уговаривал Софью Андреевну принять от него в подарок сшитую им шелковую муфту. Но Софья Андреевна категорически от муфты отказалась, заявивши кстати, что она лично считает приличным только употребление меховых муфт. Татьяну Львовну портной принялся учить метать петли... В конце концов мы не знали, что делать с человеком, никак не хотевшим понять, что он уже достаточно злоупотребил вниманием хозяев.
Наконец Лев Николаевич позвал портного в маленькую гостиную, и между ними произошел короткий разговор. Как после передавал сам Лев Николаевич, он сказал портному, что у каждого есть свое дело, — свое у него, Льва Николаевича, и свое у портного, — и что лучше без особой нужды не отрывать друг друга от этого дела. Высокая, вылощенная фигура портного выскользнула из гостиной и моментально ретировалась из яснополянского дома».
Но главная цель была достигнута. Встреча состоялась, статья опубликована, имя Катуна встало рядом с именем Толстого. Это был фирменный прием Александра Ивановича. Он десятками собирал отзывы известных людей своего времени. Принималась похвала как его портняжному мастерству, так и книге, а заодно и личные комплименты. Все они аккуратно подшивались и издавались в виде промо-материалов для бизнеса Катуна. Среди оставивших похвальные отзывы сразу несколько героев наших прежних писем: архитектор, домовладелец, друг Бестужевских курсов Михаил Еремеев, поэтесса, писательница и просто роковая красавица Серебряного века Изабелла Гриневская... Чиновники, общественные деятели, артисты — все хвалят Катуна (возможно, это был самый простой способ отвязаться от навязчивого олончанина). На аукцион была выставлена открытка портному с подписью Шаляпина. А Александр Куприн и вовсе был добрым приятелем Катуна. «Вы взяли на себя труд, непосильный нам, мужчинам: мы охотно раздеваем женщин, вы их терпеливо одеваете», — шутил писатель. Эту фразочку Катун, естественно, тоже включал в свою рекламу.
А еще портной охотно принимал подарки, фотографировал их и затем издавал снимки. Благодаря этому известны похвальные грамоты Александра Катуна; халат, подаренный ему московскими учениками-портными; художественно оформленная доска с фотографиями мастера за 25 лет; даже занавеска с вышитыми словами «От почитателей... СПб». Она, кстати, украшала кабинет Катуна в его ателье на Жуковского, 11. Карточка этого кабинета тоже, конечно же, была сделана и опубликована.
Сколько ни иронизируй над такой работой с «личным брендом», портным и популяризатором систематического подхода к швейному делу Александр Иванович был, судя по всему, действительно отличным. Он много раз получал дипломы международных выставок, удостоился монаршей благодарности, был пожалован статусом почетного гражданина.
Катун был самым постоянным из арендаторов в доме на Жуковского, 11. Его ателье работало в помещении, где сегодня находится Bar 812, с момента постройки здания в 1899 году до 1917-го. Тут же размещался и книжный склад с рекламными брошюрами и бесконечными экземплярами «Портного». Часть этого срока Катун и сам проживал в этом доме. Со временем он переехал в новую квартиру на Николаевской улице, нынешней улице Марата.
Катун благополучно пережил революцию — дамам красных комиссаров тоже были нужны наряды. Он даже сохранил за собой прежнее жилье. В 1937 году, по возвращении из эмиграции, у портного недолго жил Александр Куприн, ожидая получения от государства собственной крыши над головой. Последний раз мемуаристы упоминают об Александре Игоревиче как о свидетеле погребения Куприна на Литераторских мостках Волковского кладбища в 1938 году. Точная дата смерти самого портного неизвестна. Но ни в списках жертв политических репрессий, ни среди погибших в блокаду Катуна нет. Удивительной живучести был персонаж.
Приобрести книгу можно по ссылке
Больше текстов о политике и обществе — в нашем телеграм-канале «Проект "Сноб” — Общество». Присоединяйтесь