Теперь пожарный выглядел и впрямь жутковато.
— Цвет кожи — это из-за депонирования крови? — спросил я.
— Ну да. После гипервентиляции я могу не дышать минут пять, — сказал он. — Если задымление, то это очень полезно. И тепло хорошо отводится, можно пробежать сквозь огонь. А вторые веки закрывают роговицу глаз.
— Вы давно прошли генетическое усовершенствование?
— Восемь лет назад, перед тем как в училище поступал. Можно было и без этого, но с такими данными принимали без экзаменов. Да и самому спокойней как-то! Сейчас идет государственная программа усовершенствований для рыбаков и подводников, а тогда МЧС большой заказ разместил.
— Полагаю, вы зря расстраиваетесь, Николай, — сказал я. — Людям свойственна косность. Они боятся тех, кто прошел усовершенствование, но это обычный страх перед прогрессом. Таких, как вы, становится все больше. Люди меняют себя, не просто лечат болезни, а совершенствуют данное природой тело. Космонавты больше не испытывают проблем с невесомостью, подводники ныряют без аквалангов на глубину, а скоро вообще начнут дышать водой. Вы не боитесь огня…
— Я его и люблю, и боюсь, — серьезно ответил Николай. — Огня надо бояться, это суровый противник. Но без него никак. И я умею его укрощать.
— Вот именно. Умеете! Вы защищаете жизни, в том числе жизни обычных людей. Те, кто идет впереди, всегда слышат за спиной шепот отстающих. Не обижайтесь, не сердитесь, не сомневайтесь в себе.
— Вам хорошо говорить, доктор. Вы обычный, — цвет кожи Николая постепенно приходил в норму. — А вот я до сих пор думаю: может быть, зря? Работал бы пожарным, но был бы человеком, как все.
— Скажите, а вы бы стали так долго проверять ту квартиру, будь вы обычным?
Николай задумался на миг.
— Не знаю. Задымление было сильное, огонь подступал. Я уже понимал, что уходить буду через окно. Может быть, и поспешил бы.
— И тогда…
— Женщина бы сгорела, — сказал Николай.
— Вы сами это сказали, — заметил я. — Мы живем в сложном мире, и природа не успевает нас к нему готовить. Нам приходится бежать, чтобы остаться на месте, сохранить себя и других.
— А вдруг она права? — спросил пожарный. — Вдруг я уже не человек?
Я снова прикрыл глаза и представил себе Николая, спускающегося на тонкой нити вдоль стены. Девушку в его бережном объятии. И как ее испуганное нежное лицо вдруг искажается отвращением и страхом…
— Красивая? — спросил я.
Он смешался.
— Рыжая? — уточнил я.
Николай неловко улыбнулся.
— Как вы поняли? Очень красивая. Рыжая, как огонь. Я подумал, что такая никогда в меня не влюбится.
— А я думаю, что ей сейчас стыдно за то, что она вам сказала.
Николай снова улыбнулся, уже живее.
— Может, и так… Ладно, извините, что грузил вас тут попусту. Мы, особенные, все немножко со сдвигом.
— Все мы, люди, «со сдвигом», — сказал я. — Хотите больничный или отпуск? Могу выписать предписание…
— Да зачем, — он махнул рукой. — Выговорился, и легче стало. Надо было с мужиками сесть, водки накатить, да я как-то не люблю этого…
Когда пожарный ушел, я встал из-за стола, прошелся по кабинету. Потер виски.
В общем-то, несложный случай. Читать его эмоции было просто, у парня все на лице написано. Ох уж эти переживания «особенных»: «я не такой, как все», «у меня не как у людей», «все на меня косятся»… Они думают, что самое трудное — это быть не таким, как все, снаружи. Когда это замечают окружающие.
Но самое трудное — это быть не таким внутри. Стать особенным психологом, к примеру. Читающим эмоции пациентов, переживающим все, что пережили они, — чтобы найти в сознании маленькую занозу и выдернуть.
«Обычный»? Не всегда обычные могут справиться…
Я вернулся к столу, посмотрел на экран. Девушка, особенная, проблемы в личной жизни…
— Следующий! — сказал я.