Ирина Муравьева:
Сергей Никанорыч, кровать и Надежда

Ее книги обычно относят к так называемой женской прозе. Нам, однако, кажется, что текстам Муравьевой в этом прокрустовом ложе очень и очень тесно. Для «постельного» номера Ирина написала изящный рассказ, стилизованный под советскую пастораль.

Иллюстрация: Corbis/East News

У всех девчат были полюбовники, то есть парни, которые уводили их то в душный сарай, то в дремучую рощу, а там уж такое творили с девчатами, что те заливались, как птицы небесные. Надежда была конопатой, но складной. В жизни у нее, однако, находился отчим, Сергей Никанорыч Травяной, который постоянно следил за конопатой падчерицей насупленными глазами. Своих детей у Никанорыча не было, Надеждину маму, доярку Анфису, он на дух давно уже не выносил, поэтому Надежда, выросшая, можно сказать, под его присмотром, занимала в душе бывшего солдата, победителя фашистской гидры, место сразу за голубями, которых суровый по виду солдат сам вскармливал, пестовал, нежил, свистел им вслед с грубоватой и ласковой силой. Голуби шагу не смели ступить без его ведома, и чуть он, бывало, прикрикнет на них, тотчас возвращались, клевали с ладони зерно пополам с темно-рыжей махоркой. Надежду Сергей Никанорыч считал одним из таких голубей и поэтому рубил ей в глаза все, что думал и чувствовал:

– Замечу, как с кем загуляла, – убью! – басил Никанорыч. – Чтоб дома сидела! А то, ишь, надумала: в клуб ей плясать! Так задницу надраю, что кожа повылезет!