Инструкция по эксплуатации

Специально для «Сноб»

– Я к-то?

– Не волнуйтесь. Главное – не волнуйтесь.

– Ч-то... Ч-то у ме-ня с го-ло-вой?

– Не волнуйтесь.

– Ч-то...

– Это пройдет.

– О-о-о-о...

– Все будет хорошо.

– У ме-ня опу-хло лицо?

– Нет.

– Ска-жи-те... Мне... У ме-ня о-пу-хло лицо?

– Нет, не опухло. Успокойтесь.

– А по-че-му? По-че-му не опухло?

– А почему оно должно опухнуть?

– Ну... Я чу-вст-вую, как о-но опу-хло.

– Это побочный эффект от лекарства.

– Со м-ной что-то не т-ак!

– Я рад, что вы это сами понимаете.

– Я не в э-том смыс-ле!

– Я понимаю.

– Нет... Вы не по-ни-маете! Сей-час... О-пять ус-ну...

– Это хорошо.

– Нет! О-дин воп-рос... Это на-все-гда?

– Нет, это не навсегда...

Картинка перед глазами дрогнула, свернулась, и тут же за ней закрылось сознание. Когда я проснулась в следующий раз, в комнате никого не было. Руки крепко схвачены ремнями, ноющая боль в спине. Было сложно сфокусироваться. Я зажмурилась на яркое пятно окна в квадратах решетки. Привыкла, чуть приоткрыла глаза. Молочным светом скучно сияло эмалированное небо. Я прислушалась к себе – было спокойно и пусто. Не было ни волнения, ни страха, ни желаний. В голове было так же, как и в небе, – никак.

Крашеный подоконник, на нем мутная банка с полосой от выпаренной воды и сдвинутая вбок белая короткая занавеска. Под подоконником до батареи кусок некрашеной стены грязно-серого цвета. Такого же цвета на длинных ногах колченогая тумбочка.

Вот открывается белая, в районе ручки пошарканная дверь и впускает человека с темным в наплывах лицом. Он, прижимая ладонью накладной крахмальный карман белого халата, склоняется надо мной:

– Как вы?

Я молчу, потому что это самый правильный ответ, когда ты ничего не чувствуешь. Молчать. В накладном кармане перед моим лицом, в углу – пятнышко синих чернил и торчит ручка. Я никогда не любила писать синим – всегда предпочитала черный. Синий – цвет дешевой канцелярии и школы.

– Как вы поспали?

Я вовсе и не спала – я умирала на время, неужели он не понимает, но ему нужен ответ. Что ему сказать...

Я откашлялась.

– Было темно.

– То есть вы отдохнули?

– Было темно.

– Вы долго спали.

Что бы я ни говорила, у него четкая программа дебильного позитива, с ним невозможно спорить – он говорит сам с собой. Не нужно играть с ним в прятки.

– Я хочу вернуться домой!

– Мы тоже хотим, чтобы вы вернулись домой!

– Я хочу вернуться домой!

– Послушайте. Я пришел к вам с предложением.

Понятны все его уловки – сейчас он объяснит, как мне здесь будет хорошо, что это мое место и как мне это все необходимо... Ну... Давай...

– Знаю, что здесь вам плохо и это место не для вас!

Наверное, он увидел, как я удивилась. Присел на стул у кровати.

– Мы знаем, что вы талантливый писатель.

Он похлопал себя по карману с ручкой – видимо, указывая этим на связь человека, который пишет, с орудием его труда.

– Так вот, у меня к вам предложение: вы напишете нам грамотную инструкцию по эксплуатации этой комнаты. – Он сделал круговое движение глазами. – Инструкцию по безопасности и правильному использованию. Так, чтобы в ней были освещены ВСЕ возможные необходимые аспекты. Не торопясь, качественно и вдумчиво. Сдадите ее нам, вернее, лично мне, и тогда мы вас сразу отпускаем домой. Даю вам честное слово – как главврач данного заведения. Прошу отнестись к этому со всей серь­ез­ностью, не упустить ни одну деталь. Мы уверены, что у вас получится качественный продукт, который мы сможем ввести сразу же, так сказать, в активный оборот! Вам принесут все нужные для этого материалы, а вы пообещаете нам не торопясь все тщательно изучить и выдать, так сказать, на-гора шедевр!

Он замолчал, улыбнулся и наконец отпустил карман. Дальше в палату вошел человек с лисьей мордой, отстегнул меня от кровати, приоткрыл форточку, и они ушли.

На следующий день с утра на тумбочке лежали несколько пружинных тетрадей, одноразовые ручки и большой толковый словарь. Несколько часов я размышляла, не является ли это все уловкой и не заключена ли в этом какая-либо хитрость, и, когда почти запуталась, дверь распахнулась, и Лисья Морда сказал скороговоркою:

– Только помните, инструкция должна быть действительно полной, так как люди, ее читающие, могут вообще ничего не знать о помещениях в том смысле слова, в котором мы это понимаем... И основная цель этой инструкции, как, впрочем, цель любой инструкции, как я полагаю, – обеспечить удобство и БЕ-ЗО-ПАС-НОСТЬ! – Последнее слово он сказал, напрягая губы и разрывая его на слоги.

Он ушел, а я долго обдумывала, что же он все-таки имел в виду. Потом поняла, что инструкция должна предназначаться действительно для всех – даже для тех, которые сидят в своих комнатах на полу целыми днями или спят пристегнутыми к кроватям. И понимание этого дало мне уверенность, что от меня требуют чего-то значительного... Я чувствовала масштабы этой зна-чи-тель-но-сти... И эта самая БЕ-ЗО-ПАС-НОСТЬ как-то раздулась и заняла все пространство моей головы.

Я постаралась сфокусироваться на этом – но сначала мне нужно было разобраться, что именно обозначает это слово, так легко нами произносимое... Бе-зо-пас-ность...

«ОПАСНОСТЬ (сущ.), – прочитала я в словаре, – это возможность возникновения обстоятельств, при которых материя, поле, информация или их сочетание могут таким образом повлиять на сложную систему, что это приведет к ухудшению или невозможности ее функционирования и развития».

БЕЗ – ее отсутствие – то есть отсутствие возникновения таких обстоятельств...

ОТСУТСТВИЕ ВОЗНИКНОВЕНИЯ ЭТИХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВ...

Наверное, кто-либо, менее профессиональный, начал бы с полного объяснения пользования дверной поворотной ручкой, так как при входе в комнату, как минимум, нужно ее открыть... Но не я. Инструкция, которую мне нужно было написать, должна в результате стать не примерным представлением об использовании «предмета», а точной, доведенной до совершенства схемой. А ручка дверей, с которой вроде бы по логике вещей должно все начинаться, на самом деле не может входить в рамки данной инструкции, так как находится сна-ру-жи помещения и в инструкцию по пользованию са-мо-го помещения входить не может.

ИНСТРУКЦИЯ – написала я красивым крупным почерком и подчеркнула два раза, хотела подчеркнуть третий раз, но поняла бессмысленность этого действия, так как все будет перепечатываться, и потому мои подчеркивания на этом этапе не имеют большого значения.

ОБЩИЕ ПОЛОЖЕНИЯ – написала я и осмотрелась...

Итак... Пункт первый. Комната типа 42/Ж – хорошо, что я запомнила номер своей комнаты: сорок два, сделала это почти автоматически, не думая о том, как это мне пригодится позже! – предназначена... Для хранения... Нет... Проживания... Не совсем точно – нахождения – может, тоже не совсем то, но слово «заточение», которое крутилось у меня в голове, могло бы быть слишком буквально истолковано – и еще, мне же обещали, что это ненадолго и для моего же блага... А значит, заточением или, например, пленением это назвать никак нельзя...

Я даже думала добавить слово «временное» – в смысле временного нахождения, но Инструкция предназначалась не только для меня, и, стало быть, могут существовать различные варианты нахождения в подобных заведениях.

Итак, комната предназначена для на-хож-де-ния... Самое правильное, думаю, слово в рамках понимания бе-зо-пас-ности... Нахождения в ней человеческого индивидуума. Я оглянулась – здесь ну никак нельзя поставить вторую кровать, – поэтому в комнате типа 42/Ж речь может идти действительно только об индивидууме, в единственном числе.

Но ведь возможно иметь двухъярусные кровати... Тогда напрашивается дополнение...

Пункт второй... Нагрузка комнаты типа 42/Ж не должна превышать установленной в заведении нормы.

Так... А к нему и третий... Пункт третий... Контроль над заполнением комнаты типа 42/Ж осуществляется администрацией заведения, в котором находится данное помещение.

Как правильно, что я написала этот третий пункт! Этим я открывала им возможность использовать данную Инструкцию и в других заведениях, чем, в общем, расширяла их свободу до буквально гигантских размеров. Тут же промелькнула мысль, что они могут отметить это и в награду отпустить меня быстрее.

Пункт четвертый... Управление контролем над загрузкой осуществляется организациями, выполняющими контроль над данным заведением в целом.

Довольно размыто звучит... Хотелось бы большей точности... Но как еще... Не могу же я знать названия всех организаций, что стоят над ними? Я, конечно, могла бы спросить... Но у кого? У главврача – нет. Нельзя, чтобы он видел мою беспомощность... Если я покажу свою полную состоятельность, я быстрее выйду отсюда... Любой вопрос или непонимание с моей стороны вернет меня назад, как в детстве, по скользкой горке на игровой площадке, когда ты вдруг решил, скатившись, полезть наверх, – и вот уже совсем близко та самая заветная маленькая площадка, и вдруг поскальзывается нога, срываются пальцы, и ты летишь опять вниз... И так безнадежно...

Нет, мне ошибки делать нельзя... Совсем... Мне просто нужно сосредоточиться – а это не так просто, когда тяжелая голова от лекарств и постоянно хочется спать.

Последние три дня мне разрешили ходить в столовую со всеми, вернее, не со всеми... а со многими. Еще я не люблю, когда на стенах кафель. Это вносит во все путаницу. Это как будто бы пол поднялся на стены... Шел себе, шел в горизонтальной плоскости и вдруг – забрался на вертикальную. А значит, уже не чистый, так как является частью пола и его нельзя касаться и вообще лучше обходить стороной, чтобы не запутаться окончательно. И вот надо же так случиться, что именно сегодня – пытаясь не касаться ни стен, ни людей – я оказалась в таком углу... Пришлось долго разбираться, на какой именно плоскости из трех убегающих из-под меня я стою... Чтобы не зайти не туда...

Я помню этот дикий крик матери отцу: ты зашел слишком далеко! Ненавижу. Лучше просто тихо постоять и подумать, прежде чем сделать первый шаг. И не поддаваться на провокации. Девушка, что убирает со столов, пыталась вытащить меня оттуда, но я не могу никому доверять – я просто хотела постоять и подумать, а она пыталась за плечи повести меня куда-то – я не уверена куда. Чтобы не кричать – кричать нельзя точно, за это опять привяжут, – мне пришлось заплакать. Тогда она оставила меня там разбираться. Но сперва нужно успокоиться. И на это нужно время...

Я выбралась оттуда, когда вокруг уже никого не было. Я сориентировалась по мебели и потолочным лампам – благо их наконец включили. Но та девушка, она не плохая – она принесла мне в комнату булочек с чаем, так как я пропустила обед. Мне кажется, она меня выделяет и понимает, что я здесь случайно и временно.

К вечеру мне сделали дополнительный укол, потому что я опять плакала, а плакала я, когда вспомнила, что не писала совсем Инструкцию.

Хоть я и не начинаю с дверной ручки, которая вовне, – все же я должна описать правила про-ник-но-ве-ния в по-ме-ще-ние... Для этого необходимо... Не-обхо-ди-мо...

Первое... Убедиться, что в данный момент никто не покидает данного помещения и не нужно освободить для него территорию, необходимую для продвижения. Если же такие будут обнаружены – тогда нужно подождать, пока они не покинут его.

Второе... После этого входящий может осторожно войти внутрь.

Так... Что-то я пропустила... Войти... Войти куда, ах, в комнату... А про-ник-но-ве-ние является частью эксплуатации... Это точно... Мне нужно прилечь. Кажется, сейчас у меня больше боковых мыслей, чем прямых... Или... Прямосидящих... Прямо-сидя-щщщ-их... Их... Кого... Их... Раньше... Сло-ва цеплялись друг... За дру-га... И... Об-ра-зо-вы-ва-ли что-то... А те-пе-рь – нет...

Я научилась. В столовую я вхожу теперь осторожно и не смотрю на стены. Я держу ладони у висков – закрывая возможность наткнуться на них глазами случайно. Иду прямо к столу – и жду еды. Я думаю про Инструкцию – и понимаю, что любое покидание комнаты сбивает меня. Я должна быть только в своей комнате, чтобы она стала мне понятна и чтобы она своим постоянством толкала меня на понимание ее внутренних законов... А иначе я очень медленно продвигаюсь вперед. Еще столько нужно про­ана­ли­зи­ро­вать.

Я встаю, иду обратно и слышу, как меня зовут. Но пуститься сейчас в объяснения я не могу... Это может выглядеть с моей стороны как некая нестабильность... Пусть они поймут все позже – когда все будет написано. Когда они будут держать это мое безупречное создание в руках и понимать, кто перед ними стоит...

А сейчас за работу...

Итак... Шарик ручки покатился по листу... Маленький шарик...

Осторожно войти, осмотреться, закрыть, нет, не так – двери закрываются автоматически... Тогда так: дождаться, когда дверь закроется за тобой, и в зависимости от этого принять положение, соответствующее данному... Так... Я забыла про подготовку к проникновению. Это, конечно, начинается бесспорно вовне – но четко влияет на внутри, – а потому должно быть упомянуто в данной Инструкции.

Они все поняли. Они носят мне еду в комнату. Я думаю, они довольны тем, что я вплотную занялась делом. Я даже не отвечаю на их вопросы. Так я занята! Они, думаю, понимают, как я ответственна и серьезна. Я совсем не похожа на тех, кто здесь пребывает. Я просто делаю им услугу. После ее безукоризненного исполнения они отблагодарят меня, и я наконец вернусь домой.

Если я пропущу сегодня помывку в ванной – они поймут.

Итак... Пишу с красной строки:

ПОДГОТОВКА К ПРОНИКНОВЕНИЮ В ПОМЕЩЕНИЕ.

При подготовке к проникновению в помещение НЕОБХОДИМО…

Первое. Избавиться от всех выступающих, а особенно острых, колющих и режущих предметов... Не размахивать руками, а лучше сложить их, чтобы они никаким образом не мешали вашему движению вперед...

Пункт получился довольно шероховатым, но я лучше вернусь к нему еще раз, когда буду читать текст в целом, – а сейчас это только примерный черновик, и не нужно зацикливаться на деталях... Странно, но они сами помешали моей работе! Не понимаю – может быть, не все знают о том, что я здесь временно и скорее с миссией, чем по принуждению. Но факт остается фактом: они заставили меня оторваться от Инструкции и пойти мыться. Я сначала сопротивлялась – я думала, что сейчас они вспомнят и извинятся, но потом решила объяснить, но объяснения, вырванные из контекста, звучали странно, и тогда я решила им объяснить про эту странность и немного запуталась... Они соглашались, но хором говорили про необходимость мыться. И тогда пришлось пойти у них на поводу – в конце концов, может, мне и полезно иногда прерываться. И, может, они понимали это как никто.

Вечером я только успела добавить подпункт к ранее написан­ному.

Если в руках у вас находится какая-либо ноша, нужно перевести ее в положение, наиболее удобное для прохождения в соединительных пространствах.

Тут же, конечно, как-то сама собой понадобилась расшифровка использованного мною пункта – соединительные пространства...

Над этим пришлось какое-то время поразмышлять – и наконец получилась изящная ссылка:

СОЕДИНИТЕЛЬНЫЕ ПРОСТРАНСТВА – это комбинация, содружество или смешение сущности некоторых систем.

Как здорово получилось! Вот это действительно удалось! Жаль, что это только маленькое определение – ведь оно по сущности так глобально и всеобъемлюще...

Но мне нужно вернуться на землю и конкретно описывать шаги индивидуума... Итак...

Если, несмотря на все предосторожности, кто-то из других индивидуумов встречается с вами на территории соединительного пространства, необходимо по возможности освободить ему достаточную часть соединительного пространства, а при невозможности – сообщить администрации о возникшей нестандартной ситуации.

Кстати... О нештатных ситуациях...

НЕШТАТНЫЕ СИТУАЦИИ ПРИ ЭКСПЛУАТАЦИИ...

Тут неожиданно выключился свет. Потом пришли и объяснили, что это сделано во избежание моего пере­утом­ле­ния. Они решили помогать мне тем, что будут ограничивать мою ежедневную работу по времени...

Пришлось лечь спать.

Ночью мне приснилась ИНСТРУКЦИЯ... Она была большая и плоская. Она сгибалась надо мной, создавая купол, – отчего прекращался ветер, но при этом становилось темно.

Сначала эта труба надо мной имела конец – то есть два светящихся конца, – и я должна была просто выбрать, куда мне пойти: направо или налево – но потом оказалось, что этот так называемый туннель вытянулся, и теперь вправо и влево от меня вели две бесконечные трубы. Я выбрала – вправо. И медленно пошла по гладкой поверхности. Было страшно, что пространство вокруг вообще не имело плоскостей, а являлось плоскостью, скрученной в одно целое... По мере продвижения пространство вокруг постоянно сужалось, и в конце концов мне пришлось встать на колени, чтобы ползти дальше, а труба тянулась и тянулась, и вскоре плечи мои уперлись в стены, я начала задыхаться, закричала – и тут же проснулась.

Комната слепила белым – яркий белый свет входил в окно и отбеливал все. Солнца не было, но все сияло, будто подсвеченное изнутри. Я встала, умылась и сразу же принялась за дело.

Какие могут возникнуть неожиданные ситуации, о которых я должна предупредить людей, тех, что в будущем будут находиться неизвестное количество времени в этой комнате...

Итак, возможны...

Сегодня, по пути в помывочное отделение, в коридоре возникло некое замешательство: там, в холле, из грузового лифта выкатили каталку с пациенткой, и меня вместе с худым молодым человеком, что шел за мной, прижали к стене. Каталка уже давно уехала, а я стояла, чтобы успокоиться перед тем, как идти дальше. Когда я совсем успокоилась, худой все еще стоял рядом. Изможденность его тела говорила о серьезности заболевания, я стала искать в памяти слова, чтобы как-то поддержать беднягу, и даже повернулась к нему... Но когда уже собралась произнести это... Худой улыбнулся во весь рот какой-то развратной улыбкой.

Тогда я не сказала того, что хотела сказать, а сказала то, что могло меня в этой ситуации изолировать от всяческого недоразумения.

– Я здесь совсем не задержусь, – сказала я. – Вот закончу начатое, и все...

Вечером думала про возможные опасности... Встала и пошла по периметру комнаты, внимательно все изучая. Проигрывая в голове всевозможные увечья... Основную опасность, на мой взгляд, представляла собой горячая труба в правом углу. Шум из нее говорил о том, что там протекает горячая вода, и прорыв данной трубы был бы непростым испытанием для проживающего... Дальше было окно и большая чугунная батарея под ним... Батарея явно была огромной небезопасностью – я читала, как один известный писатель в детстве упал затылком на батарею и просто насадился основанием черепа на штырь старого регуляционного крана, с которого убрали барашек. Провисел он так около часа, пока его не сняли. На голове остался шрам, похожий на корень.

Окно тоже было страшным – огромным и вечнохолодным. Изнутри – металлическая решетка, что в данной ситуации может быть спасением от этого опасного, тяжелого стекла... Подоконник тоже таил в себе угрозу – он нависал над батареей острыми каменными углами... Линолеум на полу был безобидным ровно до того момента, пока на него не пролилось хотя бы небольшое количество воды, – а дальше дело продолжат подоконник, металл батареи и стекло...

Захотелось лечь – опасность подстерегала на каждом шагу. Пугала и притягивала одновременно. Я вдруг почувствовала, как устала. Осторожно легла на кровать. Уставилась в потолок. Там хищно свисал провод, напитанный убивающим электричеством, а на конце его, в патроне, лампочка – так часто опасно взрывающаяся и разбивающаяся на крохотные кусочки, которые с такой легкостью входят в плоть... Вспарывают натянутую кожу и проникают в мускульное мясо, не испытывая почти никакого сопротивления. Плывут до самой кости, останавливаясь лишь перед невозможностью разрезать и ее. И белые сухожилия лопаются так легко, встречая этот острый сферический обломок. Рассеченные стенки артерий выпускают горячие потоки крови, которые устремляются наружу по тонким порезам, толкаемые напором сердечных сокращений...

Говорят, что разбудил меня мой собственный крик. Лисья Морда сделал мне укол. Половину следующего дня я спала, да и потом некоторая мутность мышления не позволяла мне писать, я так и не встала с постели...

Как я могла раньше думать о бесполезности такой важной инструкции, когда здесь на каждом шагу человека подстерегает ОПАСНОСТЬ... Я закрыла глаза – и там, в темноте, всплыло лицо худого парня из соседнего отделения с той самой похотливой улыбкой на бледном лице.

Сегодня был день для посещений. Пришла мать. Она села на край кровати и растерянно обвела комнату взглядом:

– А что, эта палата на двоих?

Я не ответила – меня разозлил вопрос. Мать всегда спрашивала какую-то полную глупость, и это бесило меня всю жизнь... Вот сейчас она даже не воспротивилась моему молчанию... Она спросила, как обычно – совершенно не интересуясь ответом. Это было удивительно наблюдать человека, который думает только о себе... Зазвонил мобильник, она встала, отошла к дверям и, прикрывая рот ладонью, тихо заговорила:

– Да, да... Тяжело... Даже не знаю, как я это выдержу... В больнице... Держусь... Спасибо... Ну что делать-то?!. Вляпалась я... Эта ее болезнь меня совсем измотала... Просто все из меня высосала... Я так устала. Так устала, что просто передать тебе не могу... Ну, конечно... Я же волнуюсь... Просто еле ноги таскаю... Не думала, что мне будет так сложно... Конечно... Просто скоро слягу... Сил моих больше нет... Конечно... Хорошо... Зайду... Ну все...

Мать посмотрела на меня, выключила телефон, убрала его в карман и опять присела на край моей кровати.

Помолчали...

– Ну, я пошла... У меня еще полно работы. А, вот, чуть не забыла – обратно бы такую тяжесть унесла. – Она достала из сумки толстенный том в красивой лаковой обложке: «СЛОВАРЬ ДЛЯ КРОССВОРДОВ». – Я не знала, что тебе принести; думала, дай куплю – интересно, правда же. Ты же, по-моему, любишь кроссворды.

– Не знаю, мама... Я особо не пробовала.

– А вот с этим будет гораздо легче... Ну что, я побежала – ты не представляешь, сколько у меня дел! Я так устала!

Я кивнула, а она, прихватив пальто и сумку, вышла из комнаты, придерживая за собой дверь.

Отец пришел позже. От него пахло старостью.

– Смотри-ка, в отдельную палату... Мать, что ли, доплатила?

Я пожала плечами...

– Пересяду – тут из окна дует... Я вот хотел купить слив по дороге, но не знаю, можно ли тебе? Я ведь не знаю – обычно в больницу не все разрешают... Думал, схожу сначала, узнаю. А то притащу – а ты есть не будешь! – Он громко рассмеялся... – Все бы хорошо, да на свободу не пускают, да? – Замолчал, глядя на меня, оттого пришлось отвечать.

– А что такое свобода?

– Ой, ладно, прекрати...

– Ты знаешь, что такое свобода?

– Боже мой! Конечно! Я сам очень свободный человек и даю свободу другим!

– Кому?

– Как кому?!

– Кому?

– Ну, студентам своим, например, уж если ты взъелась!

– Какую ты даешь им свободу?

– Какую... Свободную... – Он опять захохотал.

– Ну, например?..

– Ну, например, вчера один студент у меня опоздал в очередной раз на репетицию... И я ему тут же предоставил выбор... Или он прекратит опаздывать... Или он не будет играть эту роль! И он волен выбирать! Сам! Вот!

– Это не свобода...

– Как это?.. А что это, по-твоему?

– Ты ему предлагаешь из двух зол выбрать наименьшее...

– Разве это не свобода?

– Нет... Для него свобода – это продолжать опаздывать и в то же самое время играть эту роль…

– Такого не бывает!

– Это уже другой вопрос.

– Ничего подобного! – Это он выкрикнул совсем громко, откуда-то из середины желудка – и у меня сразу завибрировало в районе солнечного сплетения... – Какой же ты тяжелый человек, удавиться с тобой.

– Я просто люблю, когда верно...

– Ну и какое всем дело до того, что ты любишь? Какое?

– Наверное, никакого...

– Вот именно!

– Вот именно.

– Могла бы и не хамить...

Он замолчал и начал смахивать что-то с колен...

– Я не хамила... Вот скажи мне, какие счастливые моменты в жизни твоей ты помнишь. Самые-самые яркие...

Он задумался.

– Когда я поступил в университет! – Он еще подумал... – Когда женился на твоей матери... И еще... – Он надолго замолчал, скривив рот вниз.

– Может, когда родилась я?

– Нет!

Он еще надевал пальто, когда я уже написала с новой строки:

«Действия индивидуума в случае возникновения нештатных ситуаций».

Первое... В случае экстремальной ситуации индивидуум должен вызвать представителя администрации – в помощь – нажатием кнопки «А», расположенной над изголовьем кровати, и сообщить о происшествии. Затем, по решению администрации, возможно...

Нет, мне нужно избавиться от таких неясных слов, как «возможно»... «может быть»... Или еще чего... Для них в инструкции нет места. Все пункты не должны содержать никаких сомнений или неясностей. Человек, читая инструкцию, должен ощущать, что никаких неясностей быть не может. Это придаст ему спокойствия и предотвратит панику в нестабильной ситуации стресса...

Итак... По решению администрации будет произведена эвакуация индивидуума из данного помещения.

Интересно, зачем это худой так лыбился... Что это может означать... Стоп. Не отвлекаться...

Действия индивидуума при нештатной ситуации №1 (прорыв трубы с горячей водой).

Первое. Перемещение индивидуума, в случае его нахождения на полу, на кровать или другую поверхность, расположенную выше пола.

Второе. Немедленная связь с администрацией посредством нажатия кнопки «А».

Третье. Спокойное ожидание помощи. Спокойное ожидание помощи. Спокойное ожидание помощи.

Нужно отдохнуть – я будто хожу по кругу... Все сливается в какую-то карусельную кашу – начинает терять смысл... Всякий... Нужно отдохнуть.

Ночью снился отец и худой со своей похабной улыбкой.

ВЫХОД из помещения осуществляется, опять же, через соеди­ни­тель­ное пространство...

Сегодня бледный парень стоял в коридоре напротив моей комнаты и наклонялся вперед каждый раз, когда открывалась дверь. Мне почему-то не было это неприятно. Если бы я знала, отчего он здесь, было бы проще, но спрашивать я не имею права – сразу подумают, что я отвлекаюсь от работы или что я интересуюсь... И потому хочу задержаться.

Я ему показала большую фигу. Чтобы он уходил вместе со своими сомнительными улыбочками... Потом еще раз. По-моему, после этого он еще больше побледнел.

Лисья Морда рассказал мне, что парня зовут Иван, а после этого заставил меня выйти погулять. Парк был мрачный, в липах с черными, мокрыми стволами. А хриплые крики ворон прогоняли из него какую-либо надежду... Гулять было сыро и противно. Движения воздуха неприятно волновали кожу, хотелось опять внутрь – туда, где воздух не шевелился. Я встала под навесом и ждала, когда всех наконец позовут внутрь. Опять, как-то боком-боком, подошел этот худой. Остановился. Я опустила голову и рассматривала носки своих сапог. Там между подошвой и кожаным носком забилась грязь. Я поболтала ногой в небольшой луже. Грязь и не думала смываться. Как же я помою свою обувь – не могу же я мыть ее в общей раковине, в ванной. И потом, чтобы смыть эту грязь, так глубоко забравшуюся в эту складку, понадобится какая-то щетка, причем небольшая, а у меня ее нет... Может быть, поковырять спичкой. Но у меня нет спички, и ни у кого здесь нет никаких спичек. Я согнула ногу в колене и посмотрела назад, на пятку – там грязи не было. Грязь была только на носке. Я помню, в детстве мы бегали по мокрой траве, и обувь мылась сама собой – потом нужно было только отряхнуть, когда все высохнет... Травы здесь нет, но можно зайти в канаву за корпусом. Я подняла голову, худой все еще стоял рядом. Я побежала за дом. В канаве вода доходила мне до щиколоток – я стала бегать туда-сюда, пока не упала. Светлое пальто было испачкано. А в окно на меня смотрел главврач.

Худой тоже стоял недалеко и улыбался. Вот сейчас все увидят нас вместе и поймут, что мы заодно, что мы одинаковые, что между нами нет никакой разницы... Стало страшно... Я вылезла из канавы и побежала опять – худой решил, что это такая игра, и с радостью бросился за мной. Скоро у меня выбились волосы из-под шапки и лезли в рот, а он бежал и издавал какие-то радостные звуки, будто ему было года два, не больше. И тут я тоже почувствовала, как время потащило меня в мое далекое, полное одиночества детство. Тогда я тоже подолгу бегала по двору, раскинув широко руки, – просто по кругу... По такому ровному, невидимому кругу... Худой бежал за мной... Он тащит меня в это паршивое, несчастное детство! Тогда я резко остановилась и закричала что есть мочи в приближающуюся наглую рожу:

– Самолет-вертолет!

Посади меня в полет!

А в полете пусто,

Выросла капуста.

А в капусте червячок –

Это Ваня-ДУРАЧОК!

Худой наткнулся на этот крик – просто насадился на него, как на шампур, и обмяк.

А я все кричала и кричала дразнилочку, пока не охрипла.

Ночью проснулась от шума. По коридору бегали. Потом на улице. И громко орала скорая помощь за окном... Что-то произошло, но что – было непонятно.

Днем, когда я писала, а Лисья Морда принес таблетки, я вспомнила про крики среди ночи. И спросила его об этом. Он сделал вид, что не расслышал, а я больше не приставала, но нянька из столовой, что принесла завтрак, рассказала с удовольствием. Это тот самый бледный Ваня выбросился из окна ночью – он выбежал на кухню, а там, на запасной лестнице в пролете, окно без решетки, вот он его собой и выбил... И вылетел, как самолет, – так и сказала: КАК САМОЛЕТ!

– Самолет-вертолет... Посади меня в полет... А в полете пусто... Выросла капуста... А в капусте червячок... Это Ваня-ДУ-РА-ЧОК...

Я вписала новый пункт:

ВОЗМОЖНЫЕ СПОСОБЫ ПОКИДАНИЯ ПОМЕЩЕНИЯ.

Вылет.

Вылет из помещения типа 42/Ж без использования для этого переходного пространства производится в случае, если самоощущение находящегося внутри индивидуума абсолютно исключает возможность выхода или выбега, а предпочитает получение тяжких телесных повреждений. Целью вылета является максимальное сокращение пространства между существованием и несуществованием... Подготовка к вылету сокращена во времени – в сравнении с подготовкой к выходу.

– Самолет-вертолет... Посади меня в полет...

Потом у меня заболели глаза...

– А в полете пусто... Выросла капуста...

Потом я нарисовала капусту, и тучи, и самолет, и клубы дыма за ним, пока он летит вверх, и солнце – высоко над тучами...

– А в капусте червячок...

Вот наконец после долгой осени и зимы наступила робкая весна... А мне еще писать и писать, при тщательном изучении вопроса оказалось, что там еще сотня под­пунк­тов... Работы предстоит много, а к июлю, говорят, красиво зацветут наши липы... С