Красящие средства

В течение двух последних месяцев московское арт-сообщество волновал парадокс: арт-группа «Война», пре­сле­ду­емая властью за политический акционизм, в то же самое время выдвинута на государственную премию «Инновация». Ситуация сложилась странная: «Война» то отказывалась номинироваться, то снова соглашалась, оргкомитет премии, в свою очередь, то выкидывал художников из шорт-листа, то включал обратно. В итоге все разрешилось вроде бы ко всеобщему удовлетворению, но споры по этому поводу не утихают и крутятся в основном вокруг одного вечного вопроса: может ли художник брать деньги у государства?

Ключевых участников арт-группы «Война» Леонида Николаева и Олега Воротникова арестовали в ноябре 2010 года за акцию «Дворцовый переворот», в рамках которой художники перевернули милицейскую машину рядом с Михайловским дворцом в Санкт-Петер­бур­ге. Им было предъявлено обвинение в хулиганстве по статье 213 УК РФ, предусматривающей наказание вплоть до пяти лет лишения свободы; активистов держали в СИЗО и только 22 февраля выпустили под залог, который внес за них всемирно известный граффитист Бэнкси. Незадолго до этого государственная премия в области современного визуального искусства «Инновация» объявила шорт-лист, и первым номером в номинации «Произведение визуального искусства» значилась акция «Войны», которая в шорт-листе была стыдливо названа «Член в плену у КГБ» (настоящее название акции – «Хуй в плену у ФСБ», суть ее была в том, что напротив здания ФСБ был нарисован гигантский фаллос на поднимающемся разводном мосту). В случае победы художники должны были получить приз в размере двухсот пятидесяти тысяч рублей.

Идеолог «Войны» Алексей Плуцер-Сарно опубликовал обращение, где назвал премию «Инновация» «деньгами мафиозной власти, которая <…> одной рукой пытается физически уничтожить художников», а другой «хочет дезориентировать морально неустойчивую часть арт-сообщества мелкими денежными подачками», и призывал арт-сообщество бойкотировать премию. В ответ экспертный совет «Инновации» исключил «Войну» из списка номинантов – после этого бойкотировать «Инновацию» призвали уже многие представители арт-сооб­ще­ства, включая членов жюри. Тогда организаторы премии пересмотрели свое решение и попросили художников самих определиться: участвуют или не участвуют. 3 марта Алексей Плуцер-Сарно прислал письмо, в котором лаконично подтвердил согласие «Войны» номинироваться на премию и поблагодарил экспертный совет.

Позицию художников прояснил в своем блоге Плуцер-Сарно: «Мы отказались от использования на личные нужды денег премии, обязавшись перевести их на нужды политзаключенных, но не отказывались от чести получить оценки от ведущих экспертов совриска (современного искусства. – Прим. ред.) на грядущем голосовании <…> не мы выдвигали нашу кандидатуру и не нам ее снимать, напротив, мы высоко ценим мнение экспертов совета премии, которые голосовали за нас единогласно».

Пока разворачивался этот конфликт, осуждению подвергались обе его стороны. В поведении оргкомитета «Инновации» многие усматривали хитрый конъюнктурный ход государства, желающего купить лояльность арт-сообщества. Вот вам наши кровавые деньги, говорит мафиозный режим, возьмите их, хорошие, специально обученные люди, и отдайте достойнейшим, мы в это не вмешиваемся. Хорошие люди, члены жюри – такие как исполнительный директор Московского музея современного искусства Василий Церетели, арт-критик Екатерина Деготь или гонимый, в свою очередь, государством куратор Андрей Ерофеев, – говорят: ага. Мы хотим наградить хуй на Литейном (естественное желание, между нами говоря: я не эксперт, чтобы судить о художественном масштабе этой акции, но что она, в отличие от многих и многих произведений современного искусства, вошла в каждый дом и растопила все сердца – это факт). Дальше разворачивается вся эта свистопляска, в ходе которой художники то отказываются от премии, то соглашаются, и в свою очередь осуждаются за моральную нестойкость. Но ведь мы же, говорят художники, вообще не про кровавые деньги, мы их политзаключенным отдадим. Мы просто хотим услышать мнение хороших, знающих людей о своем творчестве, это наше внутрицеховое дело, и если вы, оргкомитет, нас не номинируете, это будет вопиющим непрофессионализмом.

Эта история в концентрированной форме отражает важнейший внутренний конфликт российского арт-сообщества. С одной стороны, понятно, что государство должно в разных формах выделять деньги на культуру и мастерам культуры эти деньги принадлежат по праву, поскольку выделяются из налогов, которые общество платит в том числе с целью поддержания культуры. С другой стороны, предоставляя власти право распоряжаться этими средствами и поддерживая ее выбор – кому дать премию, например, общество тем самым легитимизирует власть. С третьей стороны, не ФСБ же выдает художественные премии: для этого приглашают экспертов. Наше, мол, дело репрессировать художников за их политические акции, а ваше – наградить их, и мы в это не вмешиваемся. И арт-сообщество никак не может выработать по этому вопросу ясную позицию. Когда политический момент требует, оно заявляет, что в тюрьму сажает и премии дает одна и та же инстанция, «добрый и злой следователь», «кнут и пряник», и в этом выражается шизофрения власти. Когда ситуация поворачивается иначе, то же сообщество с той же правотой избирает противоположную логику: одно дело – государство (которое сажает в тюрьму), а совсем другое – экспертное сообщество, которое присуждает премию.

Вот что говорит об этом на сайте «Сноб» художник Дмитрий Врубель: «В конце прошлого года “Брежнева и Хонеккера” купила Третьяковская галерея. И в этот момент я что – должен был подумать о том, что это кровавые деньги, сделанные кровавыми людьми на кровавой чеченской войне? Мне заплатили – отлично, будет картинка висеть, народ будет смотреть ходить. Как говорится, бьют – беги, дают – бери». Ему возражает Виталий Комар: «…одно дело – когда государство приобретает уже созданную вами работу для музея, для людей, но совсем другое дело, когда государство дает вам премию за то, что вы “такой хороший”. Вот тут-то (после премии) у некоторых авторов и может включиться самоцензура от сознания того, что если взял, то рано или поздно надо долг отдавать. А художник, отдавший государству палец, теряет руку».

Я же думаю вот что: в этой ситуации и государство, и художник ни в чем особенно не отклоняются от традиционного рисунка роли. Как говорил герой фильма Пьетро Джерми «Соблазненная и покинутая», «Право мужчины – просить, долг женщины – отказать». Право «Войны» – клеймить мафиозный режим и отказываться от его подачек, долг государства – дать премию лучшим. Ну или как-то так. Красивее, пожалуй, было бы «Войне» не суетиться и не настаивать на своем праве получить именно эту премию, но не по этическим причинам, а по эстетическим. Дело вот в чем: да, вообще современные художники, в отличие от поэтов, не приходят к своему адресату напрямую. Современное искусство должно быть встроено в конъюнктуру – продаваться в галерее, ездить на Венецианскую биеннале, выставляться в музеях (а музеи преимущественно государственные), то есть художник оказывается заложником куратора, галериста, эксперта. Но вот именно арт-группа «Война» до последнего времени была в этом смысле на особом положении. Она-то вирусным способом входила в каждый дом, творчество Олега Воротникова и Леонида Николаева с восхищением комментировали их же конвоиры в СИЗО. Обязательным условием, оборотной стороной и неотъемлемой частью этой художественной стратегии был способ жизни участников «Войны» как городских партизан. Скажем, принципиальное воровство еды в магазинах. Факт попадания в следственный изолятор легитимизировал творчество «Войны» именно в художественном смысле. Согласие номинироваться на государственную премию и даже отстаивание своего права на нее не компрометирует участников арт-группы лично, но делает их художественное высказывание менее убедительным.

Художественная стратегия – частное дело художника, к которому у меня в этой ситуации этических вопросов нет. Вопросы возникают, на самом-то деле, к экспертному сообществу. Не государство и не «Война» стоят в этой ситуации на противоречивых позициях: если посмотреть правде в глаза, ведь это жюри премии «Инновация» одной рукой берет деньги у «мафиозной власти», а другой передает их художникам, и правая рука их как будто не знает, что делает левая. Художник, вообще говоря, не должен особенно разбираться в конъюнктуре. Естественно, он хочет получить премию из рук уважаемых им экспертов: именно этим людям в силу их профессиональной обязанности и общественной функции следовало бы разобраться, пахнут ли деньги.С