*

В апреле многим обитателям московского центра снился под самое утро один и тот же сон. Буквально за миг до пробуждения от слепящего солнца за окном и жара еще не отключенных батарей ухо москвича вдруг выхватывало из привычной какофонии мусоровозов назойливый стук дятла. Одни рассказывали, что дятел пытался долбить клювом Мавзолей Ленина. Другие считали, что назойливая птица при помощи азбуки Морзе пыталась сообщить им о готовящемся в Кронштадте бунте. Третьим казалось, что она просто бьется башкой о ствол. Пробудившись же, все эти люди выясняли: стучат просто-напросто вернувшиеся на старые гнездовья сезонные рабочие, которые принялись возводить летние веранды вокруг ресторанов и кафе. При той температуре воздуха, которую французы и итальянцы считают поводом запереться дома, сварить глинтвейна, разжечь камин и начать готовиться к Рождеству, москвичи с наслаждением сидят, потягивая ледяной мохито, посреди Малой Бронной и умиляются дрожащим от холода железным аистам.

Морозоустойчивых обитателей веранд фотографируют первые иностранцы, прилетевшие в Москву поклевать икры и покружить у Кремлевских башен. Насмотревшись, они небольшой стайкой следуют за гордым вожаком по аллеям перешедшего на летнее время Московского зоопарка. В зоопарке важное событие – впервые вышел из гнезда слеток неясыти. Крылатый акселерат, размерами, как и положено, с клетку, не уступающий папе с мамой, весь покрыт трогательным пушком и совершенно ничего не умеет делать самостоятельно. Точь-в-точь как московские восьмиклассники, впервые в жизни пришедшие этой весной на Патриаршие, чтобы пить пиво, пушить перья перед своими невзрачными самочками и хриплыми голосами перекрикиваться о весне.

**

Эти же слетки покорно сдавали охране маркеры и граффити-спреи у входа в павильон «Космос» на ВВЦ. Когда-то здесь демонстрировался космолет «Венера», доставивший на Землю первые цветные снимки соответствующей планеты. Теперь идет мелкая торговлишка, раз в год перебиваемая фестивалем стрит-культуры Faces & Laces, на котором юная публика в растаманских кепарях закупается разноцветными шнурками, окрашивает волосы фиолетовыми прядями у фиолетовых стилистов и, раскрыв рот от восторга, смотрит, как птенцы постарше, раскинув трепетные крылья, выполняют неловкие слайды на специально установленной мини-рампе. Музейные энтузиасты, как известно, не позволили экспонатам из павильона «Космос» стать металлоломом и перетащили их в соседний Музей космонавтики, куда, несмотря на Faces & Laces, и сейчас стоят в очереди по сорок минут. Все дело в том, что населявшие прежнюю инкарнацию музея пыльные стенды с космонавтскими мочеприемниками и чучелами космических собак уступили место лекториям, интерактивным тренажерам для подготовки космонавтов и современным скафандрам (в которых птенцам Отечества позволено фотографироваться). В результате самая удивительная научная эпопея человечества (изучение космоса) и самая провальная мечта человечества (освоение космоса) начинают казаться здесь одинаково небезнадежными. Чучела Белки и Стрелки сидят на высоких постаментах и гордо глядят в небо сквозь пуленепробиваемое стекло, пока московские «зеленые», возмущенные такими варварскими экспонатами, галдят близ музейной кормушки о том, что четвероногих героев следует со всеми почестями предать земле.

– Как Ленина! – чирикает длинноногая худая девочка, нетерпеливо вытягивая шею. – За них надо бороться, как за Ленина! За всех героев Родины надо бороться одинаково!

Ленин – вернее, его мавзолей – в апреле переживает очередной пик популярности. Тут фотографируются в полном парадном оперении пары, одержимые желанием не просто свить по весне супружеское гнездо, но сделать это «как у людей положено». Примета гласит, что жениться «на Красную горку», то есть в первое воскресенье после Пасхи, хорошо. Поэтому все «мерседесы» и лимузины, неделей раньше купавшиеся в лужах у храма Христа Спасителя, а пасхальным утром доставлявшие своих хозяев в «Пушкинъ», в последние дни апреля повязали свои задики цветными ленточками и переместились к дверям не далеких от мавзолея GQ-бара, «Барашки», Damas и «Москафе». Невесты в юбках, похожих на щедро посыпанные сахарной пудрой куличи, и женихи с лицами, окрашенными следами тетушкиной помады, отпускали в небо белых голубков и завистливо щурились на обалдевших от счастья птиц, издевательски празднующих в небе свою новообретенную свободу.

 

С весной вылупились из своих зимних квартир московские «пингвины» – особая категория населения, которая очень любит планировать отпуск, но никогда никуда не летает. «Пингвины» начинают готовиться к путешествию раньше, чем другие обитатели здешнего гнездовья, поскольку именно подготовка дает им чувство головокружительного парения. «Пингвины» знают цены на все авиабилеты, преимущества любого отеля, подробности всякой «анимации» и опасности, поджидающие даже самого опытного путешественника. «Пингвин» московский (Eudiptula Mosquensia) отличается от пингвина обычного (Eudiptula Provincialia) тем, что всегда планирует свое путешествие по разряду люкс. Полет первым классом на рейсе компании OpenSkies, проживание в Le Crillon, индивидуальный винный тур по югу Италии смакуются божественно, а в результате не стоят московскому «пингвину» совершенно ничего. Поэтому в нынешнем экономически сложном апреле «пингвины» чувствуют себя лучше любого лебедя. На открытии выставки фетишистских туфель Кристиана Лубутена и фетишистских фотографий Дэвида Линча в «Гараже» два таких московских «пингвина» (люди, кстати, очень известные и считающиеся в своей среде великими путешественниками) с наслаждением обсуждали новогоднюю поездку в лондонский Savoy, закрывшийся на реконструкцию в 2007 году.

***

Проблема «неба не видно» становится весной актуальной не только для посетителей закрывшихся отелей, но и для хозяев подвальных ресторанов и клубов. Зимой публика с удовольствием прячется в их заведениях от тоскливой мерзости за окнами, а теперь все хотят куда-нибудь, откуда небо видно. Например, в Nobu с его панорамными окнами. Московское отделение знаменитой ресторанной сети открылось с помпой, прилетал даже совладелец сети Роберт де Ниро. Открытие сопровождалось ахами и охами кулинарных критиков, воспевающих таланты шеф-повара Нобу Матсухиса и профессионализм его команды. На запах всемирно знаменитой черной трески слетелись непременные первые посетители всех столичных ресторанов с мировым именем: слишком хорошо одетые молодые люди в остроносых туфлях с перфорацией и средних лет девушки с вытянутыми утюжком волосами, которые больше всего на свете боятся упустить открытие какого-нибудь светского места.

В ночь с 28 на 29 апреля гости Nobu, столпившись у панорамных окон, глядели совсем не в небо, а вниз, на землю, и со стонами провожали взглядом свои автомобили, уводимые шоферами прочь. Перекрытый и полностью освобожденный от автотранспорта центр ночной столицы готовился пропустить на Красную площадь трехкилометровую колонну бронетехники, репетирующей Парад Победы. Любителям «японской кухни по-новому» предстояло ковылять домой пешком. Их стоны переходили в гортанный клекот, как у подстреленного селезня, когда выяснилось, что бронетехнике предстоят еще две ночные репетиции, и ежегодные разговоры о том, нужен ли еще кому-нибудь, кроме самих военных, Парад Победы, приобретали явный упаднический оттенок.

****

Гости ресторана «Сестры Гримм», открывшегося на Петровке, тоже встречали нашествие бронероботов стонами, но страдания их носили не душевный, а физический характер. «Сестры» созданы при участии тех же людей, которые когда-то держали культовое в писательско-художественной среде кафе KofeIn на Дмитровке. Новый ресторан заимствовал из кофеинового меню «сырный пуф» – горячую слоеную штуковину с лососем и сыром. Старые поклонники пуфа, поняв, что из-за бронепарада попасть домой им пока не светит, устроили «ностальгический закидон пуфами» и решили съесть столько пуфов, сколько кухня сможет приготовить. Кухня смогла приготовить семнадцать штук. Деятелей культуры было четверо, и вскоре им пришлось признать, что за пять лет, прошедших с закрытия KofeIn, их желудки моложе не стали. Поэтому художники и фотографы сдвинули несколько столов вместе и устроили фотосъемку под названием «Домашний парад». При помощи огуречных колечек, морковных палочек и красных перечных звезд художники превратили сырные пуфы в бронепоезда, танки и ракетные установки. Над колонной пуфов летали на ниточках маленькие вертолеты из редиски и самолеты из сельдерея, вдоль фюзеляжа которых шла надпись черным маркером «Небо будет нашим!» Пацифистскую фотовыставку «Домашний парад» придумали открыть аккурат 9 мая, но было неясно, где. Лучше всего было бы, конечно, прикрепить фотографии к самим фотографам и устроить выставку прямо на Красной площади. Но очень страшно.

А с другой стороны, чего нам бояться? Апрель – единственный весенний месяц в Москве. Март – это, конечно, еще зима. А если май не считать летом, то до лета нет сил дотянуть. Пиво на Патриках и куличи на столах, вопли неясыти и повизгивания невест, туфли Лубутена, в которых можно ходить только на цыпочках, и сандалии из нового бутика Guardiani, в которых можно ходить только вразвалочку, – разве это не наш город? А это очень зависит от того, что за окном. Когда там московские «пингвины», неоперившиеся скейтеры, щебечущие туристы и отощавшие за зиму молодые фотографы – наверное, наш. А когда там ночная бронетехника – наверное, не наш. Когда пахнет булочками, дымом и сиренью – наверное, наш. А когда стрельбой в супермаркете, комендантским часом для детей – наверное, не наш. Но если апрельской ночью встать у окна и посмотреть не вниз, на танки, а вверх, на небо, то все-таки кажется, что город больше наш, чем не наш. Ну или по крайней мере небо уж точно будет нашим.

Оно и сейчас почти наше. С