Власть женщины

В 392 году до н. э. Аристофан написал комедию «Женщины в народном собрании». В те времена это уже само по себе казалось комичным. Законодательные инициативы афинянок тоже выглядели не слишком серьезно: «С красивою рядом уродки стоять и старухи курносые будут. Кто обняться захочет с хорошенькой, тот пусть сперва поласкает дурнушку».

После установления сексуального равноправия женщины озаботились приготовлением пищи, а Аристофан сумел ввернуть самое длинное слово в греческом языке:

Скоро ждет нас

Устрично-камбально-крабья-

Кисло-сладко-остро-пряно-

Масло-яблоко-медово-

Сельдерейно-огуречно-

Голубино-глухарино-куропачья-

Зайце-поросятино-телячья

Запеканка.

Примерно так виделся женский кругозор две с половиной тысячи лет назад: секс и еда. Что-то новое в женщине разглядела, пожалуй, только русская классическая литература. Встреча с женщиной, будь то Татьяна Ларина, Бэла, Сонечка Мармеладова или Катюша Маслова, – это всегда нравственное испытание для героя, собственно, возможность таковым стать. Отчего галерея светлых женщин в русской литературе столь велика и разнообразна, а среди мужчин единственным стопроцентно положительным героем является жалкий идиот, страдающий падучей? Удивительный сексизм русской литературы я лично объясняю предубеждением перед всем надуманным, идейным, идущим от сухого разума, тогда как женская сила в сердце, в энергии, поднимающейся из земли, языческой и правдивой. Женщина казалась русской литературе честнее. И литература, при всей ее непорочной наивности, подобающей классике, ошиблась не вполне. Об этом история Ольги Романовой.