С вертолета остров похож на большой, неправильных форм, сочный бифштекс, который мы с женой пожираем глазами. Остров-бифштекс плавает в Средиземном море.

Дни протекают в обжорстве и дегустации невиданных вин. От выпитого вина переплетаются начала и концы. Под ногами крутится Куки – собачий любимец хозяина. Он преданно носится за теннисным мячом и грызет островные камни. Испанская прислуга похожа на индейцев. Богачи, как и Куки, всегда стремительны, даже когда они неподвижны.

Ирландский скромный бывший военный летчик Стенли, пилот вертолета, накренив четырехместный американский аппарат, который уютно чувствует себя в воздухе, дает нам возможность насладиться картиной. Вот чего никогда не делал Робинзон Крузо: ему было недоступно посмотреть на свой остров сверху! Хозяин вертолета, желтоволосый Матиас Кюн, сидя рядом с пилотом, занимается аэросъемкой собственного острова. Для удобства он еще на земле снял левую дверь вертолета и теперь свисает над островом в свое удовольствие. Вертолет резко снижается: мы пролетаем над домом Матиаса, полным минималистской роскоши. Вертолетный ветер треплет пальмы и вечнозеленые кусты вдоль троп, по которым хозяин бегает трусцой по утрам, пугает непуганых горных серых козлов, которые, как всем известно из книги Дефо, не умеют смотреть в небо. Мы буквально натыкаемся на старый, похожий на вытянутую шахматную ладью маяк 1901 года рождения, выдвинутый на отвесную скалу, облетаем его, видим руины мелких домов. Тут когда-то жили смотрители маяка, но теперь маяк стал роботом и нуждается в услугах человека только раз в полгода. Матиас сообщает по радиосвязи в наушники:

– Эти руины я переделаю в спа-зону…

Он поворачивается ко мне:

– Мой остров дышит покоем. Он такой тихий и спокойный.

И, когда мы садимся на площадку перед домом, он – снова:

– Мой остров дышит покоем. Он такой peaceful. Правда?

К нам навстречу бежит, виляя хвостом, Куки. Он подхватывает Куки на руки и – снова:

– Мой остров дышит покоем… Правда?

Одиночество суперснобов. Сноб – слишком мелкая фигура для такого покоя. Сюда съезжаются один за другим отдохнуть от мировой славы и суеты великолепные теннисисты, голливудские красавцы, премьер-министры. Здесь можно, кажется, в полном одиночестве отпраздновать свадьбу или день рождения. Окна спален обращены на восходы и заходы солнца. Мы спим в красной спальне. Ее окна выглядят как картины, которые продаются туристам на улицах, – сплошная фатальная красота! По ночам вдоль дома журчит в скрытых динамиках успокоительная музыка. Все это сдается.

Перед входом в дом, в котором нет ни замков, ни дверей, нам попадается улыбающаяся женщина в спортивном костюме. Она куда-то торопится.

– Ты куда?

– На катер.

– Это моя бывшая жена, – бросает Матиас, когда она исчезает, – она ушла от меня, но мы остаемся друзьями.

Из дальней комнаты диковато смотрит на нас молодой человек.

– Это мой младший сын.

Трудно поверить, но это так: жены не выдерживают слишком успешных мужей. На обед подаются горы жаренного на мангале мяса: тут вам и баранина, и козлятина, и свинина, и даже вульгарная телятина. Жены не справляются с космическим воспроизводством снобизма. Они не знают своего счастья. Им, глупым, загадочным существам, хочется изговняться в простой, безвертолетной жизни. Сыновья – тоже сукины дети. Откормленные и обученные в лучших университетах мира, они растут вкривь и вкось, дичают на глазах, водятся непонятно с кем, женятся на уродках, проститутках, отбросах общества. На них обрывается семейный бизнес. Они сочувствуют матери и становятся предательски молчаливыми.

Матиас оборачивается к бассейну с морской водой:

– Здесь так спокойно…

Чем богаче человек, тем больше он хочет обмануть свое богатство, избавиться от его гравитации, уйти в другие сферы жизни, подвергнуться новым рискам. Страсть к обогащению сродни страсти интеллигенции к социальному освобождению. Здесь царит вседозволенность, сметаются все преграды. Но обретение свободы, как и обретение богатства, – это неожиданная ловушка, гонка, заканчивающаяся тупиком. Свобода богатства и богатство свободы только в первый момент кажутся самодостаточными. Каутский, которого ненавидел Ленин за ренегатство, прав: движение – все, цель – ничто. Это был экзистенциалист в коммунизме. Дальше начинаются причуды. Роскошь требует выноса мозга, перерождения ментальности: богач бросается в спорт, в политику, в уединение, в общение со знаменитостями, в искусство, в издание дорогих книг, в благотворительность, в борьбу за мир и за экологию, он вспоминает, что на свете есть культура, – куда угодно, лишь бы только конвертировать деньги в беспошлинное обладание смыслами жизни. Но в подобном перерождении богача есть элемент, который все равно выдает в нем успешного бизнесмена: он устойчив в вере в свою правоту даже в своих сомнениях, доходящих до отчаяния, даже на грани самоубийства – его до самой смерти несет энергия предпринимательства.

В масштабе Балеарских островов Матиас Кюн достиг всего, о чем может мечтать человек. Светские журналы Европы называют его кайзером, королем, могулом Майорки. Он не только овладел Майоркой, но и преобразил ее, создав образ модного, роскошного курорта, испанской Флориды. Могучий девелопер, командующий роскошной недвижимостью Майорки, пятидесятитрехлетний, спортивного вида Матиас охотно и как по нотам рассказывает мне при первой встрече всю свою жизнь. Его семья родом из Гамбурга. Когда ему было два года, его дед купил на Майорке небольшой дом. Семья проводила здесь каникулы. Тогда Майорка была дешевым захолустьем, но Матиасу она запала в сердце. В 1987 году он перебрался сюда в поисках счастья. Его первичный капитал: компьютер, машина и двадцать тысяч долларов. Решил заняться недвижимостью. Целый год маялся – ничего не получалось.

Но все удалось: Матиас в конце концов выкупил остров у немецкой герцогини. Вода вокруг острова Тагомаго – «волшебная гора» – такого цвета, что, когда, купаясь, поднимешь из воды руку, кажется, что в море стекает синяя краска.

Подобно Робинзону Крузо, Матиас Кюн живет на необитаемом острове. Между ними есть некоторая разница, однако не такая значительная, как кажется на первый взгляд. Конечно, больше всего их сближает то, что оба смертны, и это важная общность, хотя эту общность они разделяют практически со всеми людьми. Кроме того, они деятельные мужчины, которые всего добились сами, каждодневным трудом, и победили. Они – из разряда победителей. Они зависят от успехов цивилизации. Им для успешного старта нужны ружья и компьютеры, чтобы не умереть с голода. Но тут в самую пору заметить, что Робинзон – всего лишь гениальная литературная выдумка, человек-заря современного европейского романа, а Матиас – его можно пощупать, сфотографировать, описать и положить на текст.

Но чем больше его кладешь на текст, тем больше в нем просыпается литературная сущность, тем меньше в нем одномерного человека, тем больше он приближается к мифологии. Вот он еще совсем живым человеком встречает нас с женой на пирсе, высокий немец с длинными волосами, длиннорукий, уверенный, что моложавый, но, судя по улыбке, не совсем уверенный, кто и зачем заявился к нему на остров. Но вот он усаживает нас в свой небрежный «огородный» «ситроен», меня – к себе в кабину, жену – на борт открытого кузова, и несется вверх по узкой каменистой дороге, рискуя каждую секунду свалиться вместе с нами в море, и он – уже литературный герой, несущий в себе скорость, ветер и смерть.

Матиас и Робинзон родились в результате ­кораблекрушения. В случае с Робинзоном корабле­крушение было игрою стихии, в случае Матиаса – игрою свободного рынка. Робинзон все потерял – и должен был выживать за счет своих человеческих качеств. Кораблекрушением Мати­аса стало то, что он превратился в очень богатого человека. В конечном счете они оба оказались предоставленными самим себе.

В отличие от Робинзона, Матиас Кюн встретил не Пятницу, а немецкую герцогиню. По его словам, Тагомаго – самый большой (шестьдесят гектаров) частный остров в Средиземном море. Я верю ему на слово. Во всяком случае, частный островок, которым владел Рудольф Нуреев в Италии напротив Позитано, не идет ни в какое сравнение с могуществом утесов, скал, диких зарослей Тагомаго. Он расположен в семье Балеарских островов, в четырех часах скоростной морской прогулки от Майорки и всего в километре от не менее знаменитой Ибицы.

До Тагомаго мы добираемся как раз из Майорки на внушительной, с вишневой палубой яхте Юрия, русского богача с задорными глазами, под ослепительным сентябрьским солнцем, прыгая по разгулявшимся волнам и играя по его прихоти в домино. Юрий – опытный игрок, мастер ловушек и подстав, а я всего лишь новичок, по-диссидентски считающий домино брежневской игрой, и по милости владельца яхты я несколько раз оказываюсь «козлом». Меня подташнивает с непривычки, но я запиваю домино и морскую болезнь винами из морского погреба гостеприимного хозяина.

Мы бросаем якорь в виду Тагомаго. Мы спим на яхте. На обед в белой рубашке приплывет к нам Матиас. Он держится просто и раскованно. ­Рубаха-парень. Но мифология не обходится без юмора. Точно так же, как в «Белом солнце пустыни», он с тоской смотрит на выставленную на закуску свежайшую черную икру. Он должен признаться, что она вызывает у него аллергию. Но, тут же спохватившись, чтобы не сорвать обед, он обещает есть все другие морепродукты, есть все подряд, но только не икру. Тема аллергии от икры перерастает в тему болезней. Богач совершенствует тело, но болезни подстерегают его гораздо безжалостнее, чем представителя среднего класса. Матиас жалуется на боли в спине. Но, в сущности, это способ поболтать ни о чем.

Я тоже хорош. Я прошусь ночевать у него. Я люблю яхты издалека. Ночью меня укачало так, будто мы обошли мыс Горн, и я не хочу продолжения. Мы с женой дезертируем с яхты. На острове нас тут же сажают в вертолет. Но, привезя на остров непонятно кого, Матиас быстро находит для меня роль. Пусть я не Борис Беккер и не Майкл Дуглас, но русский писатель – это тоже экзотика. В конце концов русский писатель отвечает за каждую строчку Достоевского или Толстого. Этого достаточно, чтобы вписать меня в список знатных гостей. Однако это только ­начало интриги.

У каждого есть свои Новые Васюки. История Новых Васюков на Майорке берет свое начало в шестидесятых годах, ­когда генерал Франко приказал своим архитекторам построить в ­Пальме, столице острова, «Новую испанскую деревню» – двадцать изысканных новоделов самых знаменитых домов и дворцов Испании из Толедо, Барселоны, Гренады, Валенсии… Авторитаризм имеет свои достоинства – он может позволить себе патриотический диснейленд в историческом центре города, не считаясь ни с чем. Концепция же Новых ­Васюков заключалась в том, чтобы эта «деревня» с огромными пространствами мраморных полов использовалась для народных торжеств и для славы самого Франко.

Но пришла демократия, и «деревня» потеряла свое предназначение. Тогда ее купил наш Матиас Кюн. Он привез меня в эту «деревню» – она не менее необитаемая, чем Тагомаго. Купив входной билет, редкие туристы растерянно бродят по ее территории. Но Матиас сказал мне: у него есть план! Майорка – это климатический Эдем, куда можно быстро долететь со всех точек Европы. Давайте сделаем здесь культурный центр! ­Давайте сделаем здесь деловой центр! Раскрутим Nuevo Pueblo Español!

Я с жаром поддержал идею Матиаса – нашего нового Робинзона Крузо:

– Брат мой! – вскричал я. – Ты не зря купил Тагомаго! Такие гениальные идеи могут прийти в голову только в полнолуние на необитаемом острове! Я обещаю почаще навещать тебя на твоем острове, летать на вертолете, плавать в синих-синих водах твоих владений, чтобы продвигать в жизнь твои мечты!

Мы похлопали друг друга по спине, прослезились, чокнулись первоклассным вином, перекусили и расстались друзьями. Ученые и поэты всего мира, соединяйтесь! Вам теперь будет где это сделать. Цель: диснейленд имени Франко. Пароль: Тагомаго.С