Фото: Слава Филиппов
Фото: Слава Филиппов

Я пишу это письмо из Рима, города, в который меня тянет возвращаться снова и снова. Если вы хотите ощутить подлинный масштаб вещей, приезжайте в Рим. Отсюда то, что в России кажется крупным и важным, выглядит мелким и ничтожным. И наоборот: ­привычное, фоновое из нашей повседневной жизни обретает высокий смысл. Неудивительно, что самая проникновенная поэма о России была написана именно здесь, в Риме, на via Sistina. Рим всегда про масштабы, мнимые и подлинные. Он столько раз видел, как гордые возносились и падали, что, кажется, с иронией смотрит на все, что продолжает так волновать людей в других, менее искушенных странах. Ирония отказывает Риму только в трех вещах: когда речь заходит о местной футбольной команде «Лацио», приготовлении артишоков и классическом искусстве.

Микеланджело оставил свой портрет на фреске Страшного суда в Сикстинской капелле. Он изобразил себя на содранной коже в руках мученика Варфоломея. Вознесшийся до самых ног Иисуса, Микеланджело пристально смотрит прямо нам в глаза. Там внизу, на уровне, где изображены грешники, утягиваемые в ад, навсегда остался заказчик фрески – папа Павел III. Ему, как и всем папам и кардиналам после него, предстояло смотреть снизу вверх на лик Микеланджело и даже преклонять перед ним колена. В мире, пронизанном духом сословной и церковной иерархии, Микеланджело одним из первых заявил о новой иерархии – иерархии таланта, который много выше и дороже любых титулов, придуманных людьми. Но и талант не вечен. Меняются моды, стили, увлечения. Да что говорить про ценность художественного творчества, если центр Рима – это скелет огромного чудища античной культуры, устремивший вверх и вбок берцовые и реберные кости своих когда-то прекрасных памятников. Музеи Ватикана, собравшие, казалось бы, все самое фантастическое, придуманное гением человека, сегодня всего лишь утомительный, но неизбежный аттракцион для туриста, ­который, повинуясь неведомой логике, снова и снова фотографирует на айфон то, что видел тысячи раз, и при этом равнодушно проходит мимо примерно миллиона памятников, о которых ему не успели поведать этикетки шампуней и детские пазлы.

Фрагмент фрески Микеланджело «Страшный суд», изображающий апостола Варфоломея
Фрагмент фрески Микеланджело «Страшный суд», изображающий апостола Варфоломея

Рим – невероятно красивое, пронзительно светлое кладбище нашей культуры. И в переносном, и в самом буквальном смысле этого слова. Форум возник на месте кладбища этрусков. Говорят, что корень слова «Ватикан» также отсылает к захоронениям. Средневековый Рим, отвернувшийся от святынь Рима античного, вырос вокруг опять-таки могил – на этот раз апостолов, святых, мучеников. Умирание, разложение, поминание – нерв, смысл этого города с его истоков. Как известно, сам реалистический портрет обязан своим возникновением древнеримскому культу предков. Афины ценили идею человеческого совершенства, божественной сущности, физическое воплощение которой – лишь блеклое подобие, не достойное лицезрения и уж тем более преклонения. Рим, стремившийся удержать память о мертвых родичах, научил нас любить человека со всеми его трещинками, бородавками, выпирающими носами, залысинами и двойными подбородками.

Тем не менее, погружаясь в охристо-розовую гамму римских улиц, греясь в лучах яростного солнца, пьянея от аромата апельсинов на Авентине и бурных древесно-цветочных запахов виллы Боргезе, вы совершенно не думаете о смерти. А думаете о мимолетности и невероятной важности каждого мгновения жизни. Римское memento mori – «помни о смерти» – на самом деле призыв ценить каждое мгновение жизни, что мы, русские, погруженные в наш вечный сумрак раздражения, апатии, разочарования в сегодняшнем дне и собственной судьбе, кажется, совсем не умеем. Или умеем, но для этого надо обязательно прописать себе лекарство Рима. Раза два в год, после тарелки с гигантским артишоком, который, кажется, пережил все: и Цезаря, и Нерона, и Микеланджело, и Павла III. Переживет и нас.С